Дочь Клеопатры
Шрифт:
На внешнем дворе служительницы трясли золотыми систрами [20] , но у меня в голове звучал только голос Юбы.
— Что это было, тонкости вашего жертвоприношения? — ехидно поинтересовалась Юлия, когда мы дошли до ступеней.
Брат смерил меня сердитым взглядом и сам ответил:
— Не будем об этом.
— Такое могло случиться с кем угодно, — рассудил Марцелл. — Если на шее роскошная добыча. Не существует богини, жрецы которой не отличались бы алчностью.
20
Систр —
Я попыталась выдавить из себя улыбку.
— Вот, — произнес он с сочувствием и предложил мне льняной платок.
Вытирая глаза, я вдохнула запах… Теперь мне хотелось лишь одного — выплакаться у него на плече. Но рядом стояла Юлия. И Тиберий.
— Видите, что бывает, когда заходишь в незнакомые места, — наставительно проговорила Галлия.
— А мне понравилось, — наперекор ей бросила Юлия.
— Что именно? Мужчины, одетые как шакалы? — заметил Тиберий.
— Можно подумать, ты сам не заглядывался на женщин, — огрызнулась она.
Юноша слегка покраснел. К счастью, о происшествии больше никто не упоминал, а когда перед нами возникло Марсово поле, даже брат перестал на меня сердиться и громко воскликнул:
— Вы только посмотрите!
Перед нами раскинулись сотни акров долины, окаймленных водами Тибра на западе и склонами Квиринала на востоке. Тут размещались лошади, дорожки для скачек, для марафонцев, и ровные зеленые поля, где сотни солдат упражнялись в кулачном бою, в рукопашной борьбе, в играх с кожаным мячом. Блестящие от пота мужчины с разбега бросались в Тибр, чтобы охладиться, и я подумала: «Какие храбрецы. Неужели они не боятся крокодилов?»
— Что это за постройки? — спросил Александр, указывая на здания с куполами, разбросанные по равнинам.
— Конюшни, — ответил Марцелл. — Здесь богачи содержат своих лошадей. Внутри есть и бани, где можно помыться и переодеться. Вон там, — прибавил он, ткнув пальцем в сооружение у реки, — конюшни моего дяди.
Октавия с Ливией уже дожидались нас под сенью портика, сидя за прялками в окружении младших детей. Тония и Антония покорно следовали наставлениям матери, а Друз и Випсания беспрестанно хихикали. Октавиан, Агриппа и Юба стояли в коротких подпоясанных туниках, в сандалиях, кожаные ремни которых перекрещивались на мускулистых лодыжках. Из всех троих только Цезарь надел широкополую шляпу, спасаясь от наступающего дневного зноя.
— Александр, — начал Агриппа вместо приветствия, — ты знаток лошадей, поэтому на сегодня назначены скачки. Иди переодевайся, Марцелл и Тиберий покажут тебе, где выдают туники, а заодно найдут подходящий меч.
Брат посмотрел в мою сторону.
— А как же Селена?
— Твоя сестра превосходно проведет время за прялкой, — ответил Юба.
— Да она не знает, что это такое.
— Чтобы девушка и не умела прясть? — возмутилась Ливия.
— Она дочь царицы, — резко возразила Октавия. —
— Лучше бы Клеопатра привила ей приличные манеры. А то еще кончит жизнь, обнимаясь с коброй.
Александр так и вскинулся, но Марцелл выступил вперед.
— Пойдем уже.
Брат обернулся. Я храбро кивнула и улыбнулась.
— Иди. Скачки не могут ждать. — А когда мужчины ушли, обратилась к Октавии: — Если позволите, я предпочту заниматься чтением. Или порисовать…
Тут Ливия рявкнула:
— Ты будешь делать то, что и все остальные! Пришлось мне сесть между Юлией и Октавией. Девушка тут же шепнула:
— С ней лучше не спорить.
— Почему же? — Голос Октавии прозвучал словно гром среди ясного неба, и дочери уставились на нее широко раскрытыми глазами, а семилетняя Випсания громко ахнула. — Нет смысла учить Селену ткать или прясть. Где она сможет использовать эти навыки?
— В семейной жизни, — сердито сказала ее невестка.
— Сегодня осталось мало мужчин, предпочитающих домотканые туники. Вряд ли ее супруг окажется одним из них. Не вижу причин, почему бы царевне не заняться рисованием.
Ливия уронила на колени деревянный челнок.
— Да? Малевать дурацкие здания и расписные урны? Ради чего?
— Ну, если все непременно должно иметь какой-то смысл, может, Витрувий возьмется учить ее архитектуре.
Супруга Цезаря подалась вперед.
— Архитектуре? Девчонку?
— А что?
— Твой брат никогда на это не согласится, — пригрозила Ливия.
Впрочем, она почему-то странно притихла, когда появились Октавиан с Агриппой и Юбой.
Я торопливо достала рисунки, ловя на себе восхищенные взгляды Юлии. Должно быть, она не могла взять в толк, с чего вдруг Октавия бросилась на мою защиту. А я, по-моему, догадалась. Это была неплохая возможность позлить недалекую и ревнивую женщину, которую навязал ей в родственницы Октавиан.
Когда подошли Александр, Марцелл и Тиберий, я не проронила ни слова. Даже услышав, как приемыш Цезаря хвастливо пообещал научить моего брата скакать на лошади. Потом молодые люди опять удалились, и между нами повисла гнетущая тишина. До полудня все точно воды в рот набрали. Один раз я подняла глаза и хотела что-то сказать Юлии, но та угрюмо повела головой из стороны в сторону.
Наконец невдалеке показались Марцелл с Александром, скакавшие впереди остальных, и дочка Цезаря поднялась.
— Возвращаются!
— Сядь на место, — велела ей Ливия.
Октавия одарила племянницу сочувственным взглядом.
Александр первым подъехал к самому краю портика и спешился, сияя от гордости. За ним подоспел Марцелл, заявивший:
— Знаешь, твой брат отлично ездит верхом.
Уже потом появились прочие.
— Где вы были? — спросила я.
— На учебных дорожках со столбиками, которые нужно объезжать. Селена, я даже в Александрии так не веселился!
— Неужто в Риме есть что-то лучшее, нежели в Александрии? — съехидничал Юба, ловко соскальзывая с коня.