Доктор Есениус

Зубек Людо

И решил поступить на службу к Матиашу.

ПАНИ МАРИЯ

Какой приток новых сил ощутил Есениус, когда получил приказ приступить к службе при венском дворе!

В Вену Есениус отправился сначала один. Он хотел приготовить приличное жилище. А Мария приедет, когда все будет готово.

Прием при королевском дворе был холоднее, чем при дворе Рудольфа. Ни алхимия, ни астрономия не интересовали Матиаша. Ему представлялось достаточно случаев убедиться, что успеха добиваются скорее сильной

волей и мудрой дипломатией, чем составлением гороскопов. Если возможно ускорить ход событий и способствовать их успешному разрешению, лучшее средство для этого — деньги. Они могут сделать приятнее даже жизнь монарха. Матиашу и вправду требовалось немало золота. Прежде всего — на военные нужды; воевал он успешно, но это стоило таких денег, что он вынужден был отказывать себе во многом. Больше всего любил он блестящие празднества, любил и искусство. Первая страсть была сильнее, и поэтому, когда Матиаш вступил на престол, Вена стала весьма шумным городом. Пиры и развлечения, охоты и пестрые кавалькады, поражающие невиданным количеством участников, были наибольшей радостью короля. Матиаш был полной противоположностью своего меланхолического брата. Неудивительно, что еще при жизни Рудольфа многих любителей развлечений привлекала шумная Жизнь при дворе Матиаша. Теперь Матиаш мог удовлетворить и свою любовь к искусству, получив все императорские коллекции. И к деньгам Матиаш относился иначе, чем его брат. Рудольф желал наполнить свою казну золотом, которое обещали ему алхимики, и на это щедрой рукой бросал последние золотые из почти пустой казны. Матиаш не верил алхимикам. Он больше ценил верные талеры, полученные от налогов и податей, чем золотые горы, обещанные алхимиками. Своим врачам он тоже не слишком доверял, ставя их на одну доску с алхимиками и астрологами. И поэтому разговор нового личного врача с королем Матиашем был очень коротким.

Несколько незначительных вопросов о королевском здоровье, явно неискренний интерес к семье доктора, к его путешествию в Вену, и все. Даже обязанности доктора не были сколько-нибудь точно определены: его королевская милость пошлет за ним, как только потребуется… И ясно было, что своим двоим врачам-итальянцам Матиаш доверял больше, чем врачу покойного Рудольфа. Есениус почитал своим долгом спрашивать каждый день перед полуднем в Гофбурге о здоровье его королевской милости и узнавать, нет ли каких приказаний. Но приказаний не следовало. Есениусу было неприятно, что он оказался здесь последней спицей в колеснице, но он утешал себя мыслью, что у него будет теперь время для научной работы, как только он найдет приличное помещение.

Сначала он поселился в гостинице неподалеку от Гофбурга, чтобы быть вблизи от «работы». Когда же убедился в том, что подыскивать себе жилье с такой точки зрения нецелесообразно, он нашел себе комнату возле собора Святого Штефана, у одной старой вдовы.

Очень скоро он снискал доверие этой вдовы. А с той поры, как дал ей лекарство против головокружений, она старалась угодить ему во всем. Как-то в воскресенье она пригласила его обедать. Кушанья были роскошные, и Есениус почувствовал, что за этим что-то кроется. Госпожа Вальдмюллер явно чего-то добивалась от него.

Предчувствие не обмануло его.

После доброго жаркого старушка улыбнулась беззубым ртом и прошамкала:

— У меня к вам великая просьба, господин доктор. Я говорила вам, что муж моей сестры очень болен. Доктор Гофбауэр лечит его уже больше двух лет, но не может вылечить. Один бог знает, какие хворобы мучают моего родственника. Только уходит одна, как приходит другая. А доктор Гофбауэр лишь выписывает дорогие лекарства. Ох, это им стоило уже целого состояния! У них было два дома — и один уже сожрали хворобы. Конечно, не в деньгах дело, лишь бы помогло. Так ведь нет же… Я рассказывала о вас сестре,

и мы осмелились просить вас взглянуть на ее мужа.

Есениусу трудно было отказать. Но не хотелось и соглашаться. Идти к больному, которого лечит другой врач, без ведома этого врача, — нет, это похоже на браконьерство, как если бы он собирался охотиться в чужих угодьях.

Госпожа Вальдмюллер поняла только, что доктор не соглашается, и огорчилась. Она привела на помощь сестру.

Были пущены в ход слезы — женщинам удалось сломить сопротивление Есениуса.

Был теплый солнечный осенний день, однако Гейер, так звали больного, сидел на постели с укутанной платком головой. Комнату натопили так, что трудно было дышать.

— Откройте окно и не подкладывайте больше дров, — сказал Есениус.

Госпожа Гейер испуганно заморгала маленькими глазками.

— Но… доктор Гофбауэр особенно настаивал на том, чтобы мы хорошо топили и ни на минуту не открывали окон.

— Если хотите выполнять предписания доктора Гофбауэра, незачем было приглашать меня! — раздраженно ответил Есениус.

Госпожа Гейер испугалась. Она со слезами ответила:

— Не сердитесь на меня, господин доктор. Мы очень несчастны. Отныне мы станем исполнять все, что вы прикажете.

Есениус осмотрел больного.

Гейер, бывший купец — некогда он возил драгоценные товары из самого Леванта, — был тучный человек с круглым, налитым кровью лицом, по которому сейчас катились крупные капли пота.

— Вытрите ему лицо, — приказал Есениус. — А окно прикройте, чтобы он не простудился.

— Да, господин доктор, как бы мне не простудиться, — озабоченно повторил Гейер. — С тех пор как я заболел, я все простужаюсь. Только подует ветер, сразу начинаю чихать и кашлять. — Гейер закашлялся.

И Есениус понял, что за больной перед ним.

Подробный осмотр лишь убедил его в правильности этого предположения. У Гейера ничего не было. Он просто выдумывал себе болезни. Вернее, ему внушал это доктор Гофбауэр. Если Гейер чувствовал боль или недомогание, причиной тому были лекарства ловкача-доктора, нашедшего себе в здоровом больном дойную корову. Он доил ее уже два года, и как доил! Неудивительно, что Гейеру пришлось продать дом. Если так пойдет дальше, через год и другого не станет. Есениусу уже встречались подобные доктора. Они заставляли пациента болеть так долго, как только возможно, и были очень несчастливы, если больной все же выздоравливал.

— Какие лекарства выписывает вам доктор Гофбауэр? — спросил Есениус, желая убедиться, что он прав в своем предположении.

— Сначала он давал мне тинктуру из жемчуга. Это было очень дорогое лекарство: стоило двенадцать золотых. Но, хотя я после этого и почувствовал себя лучше, полностью я не вылечился. Потом доктор выписал мне лекарство из семидесяти составных частей. После него у меня по всему телу пошла сыпь. И доктор дал от нее какую-то мазь. Говорили, что ту самую мазь, какой пользовали покойного императора Рудольфа. И я целых полгода мазался ею, пока сыпь не прошла. А потом у меня начались приливы крови. Видите, я все время потею. Теперь врач предписал мне тинктуру, в которой растворен ксерион. Я не знаю, что это такое, но, наверное, хорошая вещь, иначе она не стоила бы так дорого…

Есениус слушал простодушную исповедь господина Гейера и больше не жалел, что дал себя уговорить. Вне всякого сомнения, купец попал в руки несведущего врача-знахаря и аптекаря-жулика.

Но самое главное — он не может сказать Гейеру правды. Тот просто не поверит, что здоров. Врач должен постепенно «вылечить» его.

Есениус выписал безвредное освежающее лекарство, стоящее несколько грошей, и ушел.

Во второй визит он сказал Гейеру, что его состояние улучшилось и скоро он будет совсем здоров. Нужно только чаще отворять окна и выходить на улицу.