Доктор Фальк и дачные убийства
Шрифт:
– Спасибо, Александр Петрович, – с чувством кивнул доктор. – Послушайте, а что вы делаете в воскресенье, часика в четыре дня?
– Вроде бы ничего. Почему спрашиваете?
– А давайте-ка я вас с супругой к себе на чай приглашу. И Павла Сергеевича Неверова заодно. Дамы пообщаются о своем, о женском. А мы на троих голову поломаем.
– Василий Оттович, я же просил, – укоризненно посмотрел на него урядник. – Никому не рассказывать! А вы уже бывшего прокурорского втянуть хотите…
– Его опыт нам здорово пригодится – это раз. А во-вторых, ваш судебный следователь и так к нему советоваться бегает, –
– Да ладно? – выпучил глаза Сидоров. – Вот шельмец! Сразу он мне молокососом показался. Ну-ну. Спасибо, что сказали. Хорошо, доктор, чай у вас действительно хорош, грех не воспользоваться приглашением. Только попросите эту вашу ведьму еще наливки выставить. Уж больно хороша!
– Договорились, – улыбнулся Фальк. – Да, пока не забыл. Перед тем, как вы увели Платонова из курзала, мы с ним перекинулись парой фраз. И он каким-то образом знал, что я нашел велосипедные следы. Не от меня, и думаю, что не от вас. Но, может статься, ваши тайны следствия уже не такие и тайные.
– Дьявол… – ругнулся Сидоров. – Спасибо за предупреждение. Подумаю об этом на досуге.
С этими словами урядник откланялся, оставив Василия Оттовича в глубокой задумчивости. Почти всю неделю доктор пытался держаться от расследования как можно дальше, и каждый раз его снова и снова втягивали обратно. И вот, сидя в кабинете с чашкой чая, Фальк поймал себя на очень странной и нехарактерной для себя мысли: а ведь погоня за преступником начинала ему нравиться!
Глава одиннадцатая
Различие между ядами вещественными и умственными в том, что большинство ядов вещественных противны на вкус, яды же умственные, в виде газет и дурных книг, к несчастью, часто привлекательны.
Северная погода смилостивилась над обитателями Зеленого луга ближе к полудню субботы. Последний день ливней унес с собой влажную духоту, сменив ее легким морским ветерком и вполне комфортной прохладой. Конечно, нашлись ворчуны, которые привыкли к жаре и теперь находили необходимость утепляться утомительной, но большинство дачников вздохнули спокойно и наконец-то вернулись к своим развлечениям на свежем воздухе после нескольких дней взаперти. Самые отчаянные уже во второй половине дня выбрались на пикники, расстилая пледы и одеяла прямо на еще не просохшей после дождей траве.
Василий Оттович к отчаянным людям не относился. Но и проводить очередной вечер дома ему не хотелось. Во-первых, ему было скучно – такой, знаете, особой дачной скукой, когда развлечений не то чтобы много, да и надоели они порядочно. Во-вторых, каждый раз, когда доктор Фальк пытался сосредоточиться, скажем, на чтении, в голову лезли мысли о разорвавших спокойствие Зеленого луга мрачных событиях. О судьбе инженера Платонова. О томном взоре Красильниковой. Ну и, если уж совсем откровенно, о Лидии Николаевне.
Дамы беспокоили его больше всего. Василию Оттовичу неприятно было ощущать себя персонажем фривольного дачного водевиля, которого окружают две непохожие друг на друга красавицы, столь противоречащие его моральным устоям. Глупо было отрицать, что и Лидия, и Екатерина вызывали
Красильникова была замужем. В системе ценностей Василия Оттовича один этот факт запрещал ему даже думать о Екатерине Юрьевне. Не говоря уже о ее склонности к промискуитету. Пополнять собой список ее воздыхателей доктор Фальк не намеревался.
В отношении Лидии подобных препятствий не было ввиду полного отсутствия мужа. А вот где препятствия обнаруживались, так это в возрасте. Между Лидией и Фальком – десять лет разницы. И во времена Неверова, например, сей пунктик ничего не значил. Но в начале ХХ века ситуация резко изменилась. Бурный технический прогресс увлекал за собой социальные перемены. Причем излишне стремительные. Только Фальк привыкал к новой реальности и укладывался спать, как утром просыпался в совсем иных обстоятельствах. Взять хотя бы думу! За последние два года ее успели собрать и разогнать трижды!
Лидия, несомненно, воплощала в себе все эти перемены. Фальк не стал бы обвинять себя в совсем уж радикальном консерватизме, но мысль о том, что девушки поступают на физико-математические факультеты, оканчивают их и даже идут преподавать эти науки в учебные заведения, до сих пор казалась ему если не абсурдной, то как минимум поспешной. О чем с такой дамой говорить? Не будет ли ему скучно в ее компании? Не будет ли ей скучно с ним?
В общем, в этот приезд доктора Зеленый луг, похоже, вознамерился предпринять все возможное, лишь бы расстроить годами выпестованный устоявшийся дачный быт Василия Оттовича. И Василий Оттович был этим крайне недоволен.
Находиться в четырех стенах не было решительно никаких сил. А тут еще и запас сладостей из кондитерской подошел к концу. Доктор сверился с часами (те услужливо показывали четыре пополудни) и решил прогуляться до станции за добавкой. С собой он захватил зонт (на случай, если дожди внезапно решат вернуться) и недавний номер альманаха с повестью модного писателя Куприна (хотя Фальк не стал бы признаваться, что читает именно ее).
До станции пошел кружным путем – не то чтобы намеренно. Скорее так получилось. Ноги сами вынесли Василия Оттовича к курзалу, а оттуда, вместо прямой дороги, завели на боковую улочку. Чисто случайно – ту самую, где стоял дом Шевалдиных.
Лидия ему, увы, не встретилась. Зато на лужайке обнаружилась Ираида Дмитриевна. Фальк приветственно приподнял шляпу. Матушка Лидии вежливо кивнула. Однако взгляду, которым она проводила доктора, позавидовал бы самый грозный сторожевой пес. Чувствовалась подготовка, опыт, годами отточенный навык отпугивания нежелательных субъектов из окружения бойкой и жизнерадостной девицы. Заводить с Ираидой Дмитриевной разговор Фальк счел излишним.
За исключением этой встречи прогулка доставила ему настоящее удовольствие. Солнце, чуть приглушенное перистыми облаками, ослепительно светило, отражаясь в редких лужах, оставшихся после нескольких дней ливней. Воздух был свеж, прохладен, и лишь слабый ветерок лениво трепал верхушки деревьев, напоминая, что весна здесь хоть и наступила, но не уверилась окончательно в своем праве.