Доктор Фальк и дачные убийства
Шрифт:
Фальк поблагодарил аптекаря и вышел на улицу. Раз урядник Сидоров успел побывать здесь, то и остальные точки маршрута, намеченного доктором, наверняка посетил. Но Василий Оттович решил не пускать дело на самотек и все же исполнить план до конца. После Шварцмана он посетил старую аптеку Кокконена, первую в Зеленом луге. Ее основал финн Матти, перебравшийся из Териок – не выдержал конкуренции с тамошней «Старой аптекой». А вот за пределами Великого Княжества дела у него пошли в гору. До прибытия Шварцмана, конечно.
Фальк любил финскую аптеку больше – понятно, что она проигрывала в выборе товаров, зато было что-то
Однако и он ничем не помог Фальку – обезболивающие у него не пропадали. Что было логично: в деревне, где все друг у друга на виду, а количество аптек и врачей можно пересчитать по пальцам одной руки, было бы несусветной глупостью покупать орудие для будущего убийства. Значит, средство было привезено преступником с собой, вероятнее всего – из Петербурга. А обойти все тамошние аптеки (не говоря уже о подпольных притонах) стало бы сложно даже полиции, не говоря уже о партикулярном лице вроде Фалька.
А после обеда начался дождь. Вернее, ливень. И не столько начался, сколько обрушился. Ветер с залива взвыл с такой силой, что на пристани перевернуло несколько лодок, а на дачных дорожках, покрытых еще вчера пылью, вдруг забурлили мутные потоки. Ветви старых лип гнулись до земли, срываясь с треском, а крыши некоторых веранд не выдержали натиска водной стихии. Море бушевало, словно в осеннюю бурю, выбрасывая на берег водоросли, щепу и одинокий спасательный круг, унесенный волной от яхт-клуба.
Вот и ярился Фальк не хуже урагана за окнами, делая перерывы на приготовленные Клотильдой Генриховной завтраки, обеды и ужины – еда у старой экономки была слишком хороша и на некоторое (непродолжительное) время возвращала доктора в доброе расположение духа.
Дом, обыкновенно столь уютный и просторный, казался ему тюрьмой. Вообще-то свою дачу Фальк обожал. Досталась она ему от родителей, которые в силу возраста предпочитали летом уезжать теперь на воды, а не оставаться в окрестностях Петербурга, отдаваясь на волю капризов северной погоды. Возможно, поэтому Василию Оттовичу было здесь так комфортно – в этих стенах он ненадолго переставал быть солидным «доктором Фальком с практикой и репутацией, ветераном Русско-японской войны», а становился просто «Василием» (или Базилем, как звала его мама), немного впадая в детство. Даже спальню оставил себе свою, переоборудовав родительскую в гостевую комнату. И в других обстоятельствах он бы, наоборот, наслаждался вынужденным домоседством, глядя на бушующую стихию из окна кабинета в башенке.
Вечером пятницы, в самый разгар бедствия (и заодно душевных страданий), Василия Оттовича навестил изрядно промокший урядник Сидоров. Доктор принял его в гостиной на первом этаже и усадил в большое кресло, предназначенное для дорогих визитеров. Из-за закрывших небо туч стемнело рано. О подоконник неустанной барабанной дробью стучали тяжелые дождевые капли.
Внешне урядник был абсолютно спокоен,
– Что же это вы, Василий Оттович, решили заделаться добровольным помощником полиции? – как бы между прочим поинтересовался урядник.
– Да, подумал, что мог бы немного облегчить вашу работу, – ответил доктор, стараясь сохранять невинный вид.
– И так постарались, что обошли все аптеки и больницу, уже понимая, что я сделал это до вас? Более того, опередил на два дня?
– Вы могли что-то упустить…
– Василий Оттович, – урядник чуть повысил голос. – Прошу, не надо морочить мне голову. Не заботой обо мне вы руководствовались. А вот что вас все-таки сподвигло – это уже вопрос интересный…
– Чаю? – каркнула Клотильда Генриховна, возникнув за креслом Сидорова.
– Чур меня! – Александр Петрович чуть не взлетел в воздух вместе с креслом.
Видимо, старая экономка услышала, что на ее ненаглядного воспитанника практически кричат, и решила выяснить, кто позволил себе такую наглость.
– Две чашечки, будьте добры, Клотильда Генриховна, – попросил Фальк. Экономка степенно кивнула и медленно, но абсолютно бесшумно удалилась на кухню.
– Господи, Василий Оттович, – утер выступивший на лбу холодный пот Сидоров. – Она у вас так постоянно?
– Да, но, когда попробуете ее чай и наливку, обещаю, вам станет все равно. Так о чем мы?
– О том, что вы по непонятной мне причине лезете в расследование, – вновь посерьезнел Александр Петрович. – Потрудитесь объясниться?
Самым простым – и самым правильным в этой ситуации – было бы сказать правду. Просто поведать Александру Петровичу обо всем, что случилось в предыдущие два дня: пропавшая книга, записка инженера, неразрешимое алиби. А дальше Сидоров уже разберется. Отличный план. Если бы не два «но». Первое: отношения Платонова и Красильниковой – только их тайна, и он не вправе брать на себя ответственность за ее раскрытие, как бы ему ни хотелось. Второе: правда, donnerwetter [18] , это вещь, которую требуется преподносить свежей. И если Фальк сейчас скажет: «Александр Петрович, дорогой вы мой, я уже два дня владею важными для расследования сведениями, но так и не счел нужным поделиться с вами» – их дружбе с Сидоровым придет конец. Урядник такого не простит.
18
Черт побери! (Нем.)
Василий Оттович не любил и не умел врать. Поэтому следующие слова он подбирал тщательно, стараясь говорить лишь правду, пусть и в виде дозированном, как аптекарские капли.
– Понимаете, а что, если Платонов невиновен? Ведь это я направил расследование по его следу, обнаружив следы велосипеда. А если случится так, что из-за меня на каторгу пойдет абсолютно непричастный к убийству человек?
Сидоров разглядывал Фалька крайне внимательно, словно видел доктора в первый раз. Фальк понимал, что урядник догадывается – Василий Оттович темнит и что-то скрывает. Но догадываться и знать наверняка – разные вещи. Тем временем Клотильда Генриховна поставила на столик между ними две чашки чая, настоянного на травах, и две рюмки прошлогодней ягодной наливки, к которым добавила блюдце кедровых шишек в меду. После чего старая экономка исчезла так же тихо, как появилась.