Долг, честь, мужество
Шрифт:
— Подохнешь, как и твой отец-алкоголик!
Трудно сказать, что повлияло на Сережу — теткины слова или еще что-нибудь, но с тех пор он в той компании больше не появлялся и все свое свободное время стал проводить среди взрослых. Труднее всего было в выходные дни. Сергей не знал, куда себя деть. Ходил по двору из угла в угол, как неприкаянный. Глядя на то, как другие ребята отправляются с родителями на прогулку за город, еле сдерживал слезы. Несколько раз ездил с теткой в гости. Но она, стоило ей выпить, сразу начинала бахвалиться тем, что взяла сироту на воспитание, заменила ему мать. «Отблагодарит ли, когда вырастет?» — вопрошала тетка. Сергей не мог всего этого вынести и перестал ходить с ней в гости.
С нетерпением
Вырос Сергей задумчивым, немного грубоватым и вспыльчивым юношей. Вскоре его призвали в армию. Не было ни застолья, ни чьих-либо слез. Товарищи по работе проводили до райвоенкомата, стукнули по плечу: «Служи!»
Служба давалась Сергею легко. Порой он удивлялся, почему говорят, что армейская жизнь сурова, тогда как солдата встречает свежевыбеленная теплая казарма, сверкающая белизной постель, он обеспечен добротным обмундированием, хорошим питанием. Таких благ после смерти матери Сергей и во сне не видел.
Через год сержант Качалов уже командовал экипажем танка. Стал мастером спорта по боксу. За отличные успехи в боевой и политической подготовке ему предоставили краткосрочный отпуск. Радоваться бы, а Сергей взгрустнул: куда ему ехать, кто его ждет? И он отправился в канцелярию к командиру роты.
— Как это некуда ехать? — всплеснул руками майор. — У каждого человека есть свой дом или хотя бы место, где он родился. А у тебя тем более — Москва. Поезжай, покажись знакомым, каким ты стал. На Москву взгляни, только другими глазами. Сам же говоришь: кроме завода, ничего не видел. Ведь вы все так, москвичи: живете среди храмов культуры, но ничего видеть не успеваете или не желаете. Любой приезжий за неделю везде побывает, а потом вам же, москвичам, и рассказывает. Поезжай.
После армии командование полка рекомендовало старшину Качалова курсантом в танковое училище. Через несколько лет он вернулся в Москву уже лейтенантом. Тетка не на шутку перепугалась: вдруг потребует освободить квартиру, ведь в начальники вышел. Сергей сразу же понял ее беспокойство и с присущей ему прямотой сказал, чтобы зря не тревожилась, так как он всю свою жизнь решил связать с армией.
Уезжал Сергей из Москвы в часть, как в родную семью. Он, конечно, не знал, что вскоре очередное сокращение Вооруженных Сил перевернет его жизнь и разрушит мечту об окончании бронетанковой академии.
И вот демобилизованный офицер с чемоданом в руке стоит на пустыре. На месте дома, в котором прошло его детство, зияет огромный котлован, а в нем уже уложен фундамент нового здания.
На первых порах Сергей Владимирович остановился у товарищей и стал искать работу. Кем ему только не предлагали быть: и начальником гаража, и заведующим базой, и комендантом, и осветителем сцены, и шофером. Но Сергей Владимирович чувствовал, что ему нужна такая работа, которая соответствовала бы ритму армейской жизни, что он не сможет смириться с «гражданским» распорядком. Качалов давно подумывал о милиции, но сомневался: примут ли. Сомневался потому, что ни в райвоенкомате, ни в райкоме партии, куда он не раз наведывался, ему не предлагали идти работать в милицию. Все же он решил сам попытать счастья и отправился в городское отделение. Его приняли постовым.
Время стажировки пролетело незаметно. Наступил первый день самостоятельной службы. В тот день правонарушители будто сговорились. Постовому Качалову трижды пришлось задерживать хулиганов, потом отправлять в отделение пьяницу и уже под конец смены преследовать грабителя. Начальник отделения, много повидавший на своем двадцатилетнем милицейском веку, и тот заметил: «Крещение у вас получилось самое
Решив посвятить свою дальнейшую жизнь работе в милиции, Сергей Владимирович представлял себе трудности, с которыми ему предстояло столкнуться, но действительность превзошла все ожидания. Он часто сравнивал свою новую службу с прежней — армейской и каждый раз убеждался в том, что милицейская труднее. Труднее потому, что все время приходится напрягать нервы, держать их в кулаке, следить за собой, чтобы не сорваться. А поводов к срыву сколько угодно. Вот, например, такая ситуация. Человек упорно не хочет переходить улицу по обозначенному переходу. Стоит и ждет, когда милиционер отвернется. Лишь на секунду отвернешься, а пешеход-нарушитель уже на проезжей части. Начнешь с ним неприятный для него разговор — он не обращает на твои слова никакого внимания, смотрит куда-то поверх твоей головы и с ехидцей улыбается. На лице его написано: «Будешь мне еще мораль читать, делать тебе больше нечего». А некоторые такое и вслух высказывают. Это, конечно, мелочи. Если приходится задерживать преступника, поводов сорваться гораздо больше. В таких случаях вокруг сразу же собираются любители скандальных зрелищ, среди которых иногда находятся и защитники, не ведающие о том, что задерживаемый, например, ударил ножом человека. Милиционер же не всегда может объяснить толпе причину задержания: служебная тайна.
Слабонервным в милиции делать нечего. Да они и сами здесь не уживаются. Зато уж те, кто сумел перебороть себя, сердцем прирастают к милиции навечно. Это люди, влюбленные в свою профессию. Профессию, которая требует от человека отдавать всего себя без остатка. Сергей Владимирович оказался как раз таким человеком.
Только под утро заснул капитан Качалов. Несколько часов сна ему было достаточно для того, чтобы встать бодрым и посвежевшим. Поупражнявшись с гантелями, он наскоро позавтракал и стал думать, как одеться сегодня. Остановился на кожаной спортивной куртке, подбитой искусственным мехом. Подумав, сунул во внутренний карман сложенный плащ «болонья».
В половине восьмого он был уже в территориальном отделении милиции, где многое узнал об интересующей его женщине. А позже ехал с ней в одном автобусе. Сергей Владимирович благодарил судьбу за то, что в салоне оказалось много народу. Как только он вышел вслед за ней из автобуса, сразу же завернул в ближайший подъезд, накинул на плечи плащ и надел солнцезащитные очки.
Встреча, которую он ждал, состоялась.
Они встретились около здания панорамы «Бородинская битва». Капитан Качалов, предъявив контролеру свое удостоверение, вошел внутрь здания и, стоя на лестнице, отмечал каждый их жест, старался по губам угадать смысл беседы.
Разговор длился минут пятнадцать. По всему было видно, что эти двое — мужчина и женщина — остались недовольны друг другом. Капитан Качалов глаз не спускал с мужчины в модном, отливающем всеми цветами радуги плаще. А он, кончив разговор, закурил и медленно двинулся по Кутузовскому проспекту. Потом резко повернулся и бросился к троллейбусной остановке. «Опытный или что-то вспомнил», — подумал Сергей Владимирович и занял очередь на троллейбус.
Выйдя вслед за незнакомцем, Качалов «проводил» его до дома, определил на слух, на каком этаже хлопнула дверь, зашел в соседний подъезд, подождал, а потом разыскал дворника.
— Первый подъезд, третий этаж, говорите? — уточнил дворник. — Это, должно быть, Ковалев.
...— Ковалев? — переспросил полковник Батурин. — Трудновато сразу по памяти. Давайте-ка лучше сходим к нашим девушкам, посмотрим документы, — полковник встал, застегнул китель на все пуговицы и первым пропустил в дверь Качалова.
Когда снова вернулись в кабинет, Павел Михайлович хитро прищурился:
— Что, именинником себя чувствуешь? Думаешь, за кончик уцепился? Подождем. А сейчас вызывай машину — и в отделение.