Долг, честь, мужество
Шрифт:
— Нельзя. Старик что-то передал Сергееву. Позвони в управление, пусть будут наготове.
Хмырь походил на приезжего, который заблудился в огромном городе и из-за упрямства отыскивает нужный адрес без посторонней помощи. Он пересаживался с автобуса на троллейбус, с троллейбуса на метро... Одним словом, петлял. Так продолжалось около двух часов. Потом Хмырь долго шел по оживленной узенькой улочке и свернул в переулок. Капитан Струмилин видел, как он подошел к группе мальчишек, отозвал в сторону самого рослого и что-то объяснил ему. Мальчишка куда-то убежал и скоро вернулся. Хмырь похлопал его по плечу, угостил сигаретой и неспеша вышел на улицу. Остановившись у кинотеатра, он долго рассматривал фотовитрину. Из-за скопления народа Струмилин не заметил, как к Хмырю подошел стройный парень в темном коротком пальто. Капитан увидел их
Когда Хмырь с неизвестным зашли в кафе, уже стемнело. Не спуская глаз с двери, капитан позвонил в управление и дал рабочей группе координаты.
«Волга» остановилась недалеко от кафе. Фары несколько раз вспыхнули и погасли. Капитан Струмилин вышел из-за укрытия и пошел к машине. Тут же, в кабине, разработали план. Лейтенант Кобзев отправился наблюдать за служебным входом, а Качалов, Струмилин и Гришин вышли из машины и, укрывшись в подъезде, стали следить за главным.
Дверь кафе ежеминутно хлопала. Посетители то входили, то выходили. Перед закрытием подъехала шумная компания на «Газ-69». Низкорослый тучный человек, видимо старший в ней, крикнул шоферу:
— Миша, поставь в сторонку, — и махнул коротенькой ручкой.
«Руководящий товарищ с компанией ужинать изволит», — сделал вывод Струмилин.
Вскоре из кафе вышли Хмырь и неизвестный.
— Пошли, — скомандовал Струмилин.
Гришин, забежав вперед, повернул и двинулся навстречу этим двоим, а Качалов и Струмилин шли сзади них.
Как-то получилось, что капитан Качалов оказался чуть впереди товарища. Он уже было хотел стиснуть Хмырю правую руку, но тот внезапно оглянулся и, крикнув: «Геха, обрывайся!» — резко отскочил в сторону. Капитан Гришин преградил ему путь. И тут Хмырь молниеносно выхватил из кармана пистолет и выстрелил. Гришин покачнулся, но устоял и даже успел подставить преступнику ногу. Хмырь упал, но быстро вскочил и помчался дальше, отстреливаясь на бегу. Генка, тяжело дыша, бежал следом за ним. И тут Хмырь заметил «Газ-69», на котором приехал «руководящий товарищ» с компанией. Подбежав к машине, он распахнул дверцу, вскочил в кабину и приставил пистолет к голове водителя:
— Гони, убью!
Машина взревела мотором и уже готова была рвануться с места. Но тут за ручку открытой дверцы ухватился Генка и прохрипел, задыхаясь:
— Серега, обожди!
Хмырь рванул дверцу на себя. Генка вскрикнул от боли, сполз вниз и скрылся под колесами автомашины. «Газик» забуксовал. Этой заминки было достаточно для капитана Качалова: он распахнул дверцу и прыгнул в кабину. Хмырь, понукавший водителя, не успел выстрелить. Только он повернул голову к Качалову, как тут же получил сильный удар в челюсть.
Личность погибшего под колесами автомашины капитан Качалов установил на следующий же день. Вместе с понятыми он осмотрел в морге одежду Маркина и изъял у него из карманов истертый клочок белой бумаги, массивный золотой перстень с крупным бриллиантом и дарственной надписью, месячный проездной билет на автобус, пачку сигарет «Памир», двадцать шесть рублей, ключ от дверного замка. Кроме того, он взял всю одежду погибшего и полуботинки. Оформив необходимые документы, капитан поблагодарил понятых и уехал в управление.
Очные ставки, опознания и добытые сотрудниками милиции вещественные и другие доказательства заставили преступников давать показания. Постепенно, от допроса к допросу, от версий, выдвигаемых Сергеевым и Ковалевым, не осталось камня на камне. Наконец они сдались: признались не только в попытке убить Светловидова, но и в других преступлениях. Третьим участником последнего преступления, не считая наводчицу, Хмырь сразу назвал Маркина. Ковалев же каждый раз показывал, что он был вдвоем с Серегой. Но однажды на очной ставке Хмырь успел крикнуть ему: «Геха дуба врезал», — и тут же Гундосый назвал Маркина, причем определил ему роль организатора «дела».
Эти показания вызвали у полковника Батурина сомнение, так как ни в МУРе, ни у следователей, ни у экспертов не было никаких данных о причастности Маркина к преступлению. В показаниях Светловидова и Зинаиды Яковлевны тоже фигурировали только двое. Но фабула преступления подсказывала, что был еще один соучастник
По приказу полковника Батурина была создана оперативная группа во главе с капитаном Качаловым. Группе ставилась задача определить соучастника. Накануне Павел Михайлович рассказал Качалову о предстоящем задании и предложил заранее обдумать его. Поэтому, как только Сергей Владимирович появился в отделе, Батурин сразу же спросил:
— Ну, что надумал?
— У меня есть одна просьба, а потом я вам доложу все по порядку, — ответил Качалов.
— Вот те на, — прищурился полковник, — пальцем о палец не ударил, а уже просьба. Ладно, что нужно-то?
— Санкцию на обыск в квартире Маркина.
«И я бы с этого начал», — с радостью подумал Павел Михайлович. И вслух произнес:
— Одобряю.
...По пути Сергей Владимирович заехал в местное отделение милиции и оттуда вместе с участковым и инспектором уголовного розыска отправился к месту обыска. Уже на месте участковый нашел понятых. Сергей Владимирович разъяснил им их обязанности и первым перешагнул порог квартиры. В ноздри ударил тяжелый запах давно не проветриваемого помещения. Сергей Владимирович открыл форточку, подумал немного и настежь распахнул окно. Осмотрелся. Середину большой комнаты занимал массивный ничем не покрытый прямоугольный стол. К стене прижался видавший виды диван с засаленной обивкой и вылезшими наружу пружинами. У окна, в углу, высился старый обшарпанный буфет, к нему сиротливо прижался колченогий венский стул. Сергей Владимирович осторожно открыл дверцы буфета: на нижней полке хозяйничала мышь. Качалов брезгливо поморщился и прошел во вторую комнату.
Кто-то из понятых участливо проговорил:
— Эх, Акулина Петровна, докатилась ты до ручки...
— Давно ее отправили на лечение? — спросил Качалов из смежной комнаты.
— С месяц, наверное, — ответили одновременно понятые и вошли в комнату вслед за Сергеем Владимировичем. — А здесь ее сын жил.
На этажерке стопкой лежали несколько учебников и три томика Чехова. Сергей Владимирович поочередно брал каждую книгу и перелистывал от корки до корки. Тем временем участковый и инспектор обследовали шкаф, тумбочку, простукивали стены, пол, проверяли одежду. Все, что заслуживало внимания, складывали на кушетку. На этажерке за стопкой книг стояла прислоненной к стене тетрадь в коленкоровом переплете. Капитан вытащил ее, уселся на низенькую скамеечку и стал тщательно просматривать каждый лист. Первые шестнадцать страниц были чистыми, а на семнадцатой угловатым почерком написано: «Гражданину начальнику Уголовного розыска города Москвы». Потом слово «гражданину» зачеркнуто и сверху выведено: «товарищу», затем «товарищу» снова перечеркнуто. На этом запись обрывалась. Сергей Владимирович перевернул еще несколько страниц и увидел фотографию красивой обнаженной женщины. В верхнем углу фотографии наискось округлым почерком было написано: «Любуйся, бесстыжий! Твоя Э.» Сергей Владимирович прижал локтем раскрытую тетрадь и достал из своего блокнота фотокопию записки, найденной у Маркина в морге: «Звонить с десяти до восемнадцати, кроме воскресенья. Жду. Э.» Сличил. «Кажется, одна и та же особа. Кто она? Любовница, воровка, скупщица, наводчица?» — подумал он и снова принялся за тетрадь.
На следующей странице автор опять делал попытку написать официальное письмо. Вверху значился все тот же адресат, ниже: «От гражданина Маркина Геннадия Георгиевича». Дальше шел текст: «Начальник, заблудился я, ох, как заблудился! Веришь или нет, я сам приходил на Петровку. Да не дошел, стукнула дурь в башку. Повернул. А ведь я знаю теперь: что воровать, что себя грабить — одно. Прикинул: за что я срок тянул, за какие гроши? И выходит, что потерял. За годы отсидки я не заработал того, что за месяц на заводе можно. Да что там говорить! Работяги честные, незамаранные, и выпить могут открыто, и куда хочешь пойти. А ты оглядывайся, огрызайся. А среди нашего брата тоже тунеядцы есть. Ты тянешь, а он, подлец, тянет с тебя, да норовит урвать кусок пожирнее. Знай, начальник, четыре дела за мной. На последнее шел не по своей охоте. Припомнили, что мне в трудную минуту кусок бросили, вот и пошел. В деле был на стреме, в квартиру не входил. Возьмете — расскажу как на духу. Только берите, когда выйду из проходной. Это значит — в пять. Отсижу срок, стану инструментальщиком. Была не была, уж все сразу. Я писал про тунеядцев. На хату приходит один видный...» На этом письмо обрывалось, и до конца тетради листы были чистыми.