Долго и счастливо?
Шрифт:
– Как… как мистер Вонка готовится к появлению на свет наследника? – с запинкой спрашивает Эдвин, почувствовав, что пауза затянулась, и сразу же морщится: - Прости, я не хотел, получилось бестактно… Не стоило…
– Нет-нет, все нормально, он еще не знает, - я отвожу глаза, гадая, что теперь будет думать о нас Эд. Правда открылась мне полтора месяца назад, а я пока не поставила своего мужа в известность – чем это можно объяснить? Что бы ни вообразил Эдвин, это не добавит очков Вонке, а мне придаст жалкий вид.
– Элизабет, мне бы не хотелось сгущать краски, - осторожно маневрирует Эд, - …и ты сама знаешь,
– Знаю-знаю, перед смертью не надышишься. Но просто пока не было подходящего момента, - оправдываюсь я, и если до этого я не выглядела жалкой, то сейчас выгляжу совершенно точно.
– Матильда сорвала меня с урока, чтобы сказать о том, что у нас будет ребенок. Я вернулся в класс на согнутых коленях и улыбался, как умалишенный, чем породил разные толки среди учеников, - деликатно замечает Эд. – Здесь не бывает неподходящих моментов, но бывает… неуверенность.
– Эд, пожалуйста…
– Элизабет, - он вдруг берет меня за руку и крепко сжимает ее, пристально глядя в глаза. – Ты будешь прекрасной матерью. Ты умеешь любить. Это такой же талант, как уметь танцевать или собирать микросхемы. Кому-то нужны годы, чтобы научиться, а кто-то схватывает на лету. Ты была рождена, чтобы любить: любовь сделала тебя прекрасной.
– Эд, ты сам не свой, - ошарашенно киваю я, убирая руку.
– Закадровой музыки не хватает.
– Подожди, я лишь хочу сказать, что… – он понимает глаза вверх, словно прося помощи у Всевышнего.
– Что… что…
– Что?
– Что не нужно вести глухого человека в оперу и ожидать благодарности.
– Что?
– …Но если глухой все же решит прийти, он должен заплатить за билет. Правила едины для всех. И не притворяйся, что не поняла. Метафоры – твоя сильная сторона.
Мне хочется сказать, что он неправильно определил ситуацию, что его аналогия не имеет ничего общего с действительностью, что не так уж я и хороша в любви, если на то пошло, и нечего делать из меня романтическую героиню, но я молчу. Я внезапно понимаю, что из-за глупой игры в молчанку стала противна сама себе, что устала хранить эту тайну, что у меня больше не осталось сил для того, чтобы мысленно подбирать правильные слова и проигрывать возможные варианты развития событий. В конце концов, то, что произойдет, неизбежно. И хотя бы ради того, чтобы больше никогда не услышать от Эда этой метафоры, стоит бросить карты на стол.
Поэтому когда мы с Чарли добираемся до фабрики, я, не меняя строгого наряда, бегу разыскивать Вонку, чувствуя, что еще немного, и нетерпение разорвет меня надвое. Во мне все так кипит, сердце так колотится, что я удивляюсь, почему вообще медлила. И вот что странно, ни одной крупицы сомнения я не ощущаю, словно мои внутренние жернова самоедства перемололи все их в пыль. Я скажу – и будь что будет. Отныне для меня нет ничего хуже неопределенности. Жизнь научила, что иллюзорные надежды – это и амброзия, и смертельный яд. Отступать некуда.
И я лечу по Шоколадному цеху, как пущенный снаряд. Двигаясь по инерции, я не верю, что во вселенной существует хотя бы одна вещь, которой было бы под силу остановить меня.
Но вселенная непредсказуема. Вкрадчивый голос Франчески возникает из тишины зарослей и дает мне пощечину:
– …сказать
Я замираю на месте, точно кто-то повернул рубильник, перекрыв питание, и молю бога, чтобы мое присутствие осталось незамеченным. Как во второсортном детективе, чтобы увидеть говорящих, мне приходится снять туфли, опуститься на корточки, подползти ближе и спрятаться за буйно разросшимся лакричным кустом. Я произвожу много шума, но не вызываю подозрений. С места наблюдения мне видно часть полянки с шипучим вулканом, но этого достаточно: Вонка с отсутствующим видом стоит у подножья, а Франческа, в странных очках, похожих на реквизит к шпионскому блокбастеру, ищет что-то в траве.
Итак, если моя фантазия не совсем дурная, то говорили они обо мне. Я ясно слышала, как Франческа произнесла мое имя, а вернее, его претенциозный итальянский аналог. А дальше что? Она сказала, что я хорошенькая, но пустоголовая? Вот парадокс: а я всегда больше себя позиционировала как страшненькую умницу. Если только эта характеристика относилась ко мне, в чем нельзя быть уверенной, поскольку любой мужчина, услышав подобный комментарий в адрес собственной жены, оскорбится – а очаровашка Франческа едва ли этого добивалась. С другой стороны, не похоже, чтобы Вонка выглядел оскорбленным. Вон, стоит себе, поигрывая тростью, как ни в чем не бывало. Нет, пожалуй, он делает это даже слишком небрежно, есть что-то нарочитое в его позе, как будто он старается скрыть нервозность.
Так, Элизабет, хватит придумывать. Слушай, и увидишь, что тебе померещилась очередная ерунда – шутки подсознания, ищущего предлог к отсрочке.
– …уверена, - хмурится Франческа. – Я вертела его в руке, а оно выскользнуло прямо из пальцев и куда-то укатилось. Accidenti! Я уже просканировала каждую травинку! Что за день сегодня!
– У-у-у, тогда, возможно, это призрак Моретти за ним вернулся, - с наигранным испугом говорит Вонка, изобразив пальцами волну. В темно-фиолетовом костюме-тройке он почти сливается с вулканом, одно лишь лицо выделяется жутким бледным контрастом.
– Неостроумно, - Франческа делает несколько шагов влево и я перестаю ее видеть.
– Когда Роберто надевал мне его на палец, он рассчитывал, что я его не сниму до самой смерти.
– О-у. Видимо, оно тебе не сильно нравилось. Что ж, это понятно: у Моретти никогда не было вкуса.
– До моей смерти, а не до его, stupido. И вкус у Моретти был безупречный: беспроигрышная классика. Он отдавал дань традициям и качеству, а не новомодной дешевке.
– Ауч! – притворно вздрагивает Вонка. – Напомни мне, чтобы я на тебя обиделся.
Из внутреннего кармана он извлекает небольшой планшет и, быстро сделав несколько пометок, убирает его обратно. Франческа, ругаясь сквозь зубы на родном языке, подходит ближе и теперь целиком и полностью попадает в мое поле зрения. На ней бордовая охотничья шляпка с длинным пером, которая в сочетании с коричневыми сапогами на толстом каблуке наводит на мысли, что где-то поблизости у нее припрятана двустволка. Удивительно, до чего органично она выглядит на фоне мятного луга и каменистого подножья. Напоминает одну из тех девушек из американских вестернов, которые ныряют с двадцатиметровых скал, объезжают диких лошадей и ловко орудуют лассо.