Долго и счастливо?
Шрифт:
– Альтернативы? – она так старательно произносит каждый звук, словно пытается пережевать мое слово.
– Ну да, - я машинально забрасываю еще один кубик сахара.
– У меня была даже глупая идея ненадолго уехать за границу под каким-нибудь отвлеченным предлогом и родить ребенка там. А здесь, в нашем городе, подыскать хорошую бездетную семью, ну и знаешь, как это бывает… Приходить в гости по воскресеньям, баловать, приносить сладости. Стать крестной матерью для него… или для нее. Да, стать доброй феей крестной, - моя рука вздрагивает, и ложечка звякает о стенку чашки.
– Нет, ну не идиотка ли я? Как будто я смогу жить как ни в чем не бывало, когда мой ребенок будет называть мамой другую женщину. О господи, у меня будет ребенок… Нет, это что-то запредельное… – Я роняю
– Ты веришь в это? Я вот нет. Ни капельки, - бормочу я, потом отвожу руки от лица.
– Страшно подумать, что меня ждет… Мне кажется, у меня ничего не получится. Да и вообще… что я знаю о взрослой жизни?
– А чего о взрослой жизни ты не знаешь? – мама улыбается, и трагический момент приобретает оттенки фарса.
– Ты не понимаешь…
– Так объясни, я хочу понять.
Я тоскливо смотрю на золотую волну, окаймляющую фиолетовую чашку. У нас дома вместо волны стоял бы золотистый вензель WW.
– С одной стороны, я живу взрослой жизнью, но с другой стороны, все это только маскировка. Я не принимаю никаких важных решений, от меня не зависят судьбы других людей, я не делаю ничего, что имеет какое-то ключевое влияние на внешний мир. Я пользуюсь благами, которые для меня создали другие. Я сижу у этого мира на шее – но так делают дети, им позволительно, ведь у них все впереди, они внесут еще свою лепту… А я? Я ничего не знаю об этой жизни: политика, экономика – все это в параллельной вселенной. Я играю роль взрослой, но ею не являюсь. Но я и не хочу никаких забот: я люблю праздность, веселье, фантазии. Это же неправильно…
– Лиззи, детка, но ты сейчас описала как минимум половину населения земного шара, - от изумления мама надкусывает конфетку, которую все это время теребила в руке, но, одумавшись, выплевывает ее обратно и кладет на край блюдца. – Взрослого населения, я имею в виду. Да и куда там половину: три четверти точно. Не всем же место в учебниках истории. Ты исполняешь свою роль, и хотя тебе она кажется более чем скромной, поверь мне, она ничуть не менее важна, чем другие. Главное, ты любишь то, что ты делаешь, вкладываешь в это душу. Это твое призвание. Маленькое? Я бы так не сказала. Ты работаешь с детками, ты для них, ну как это сказать, проводник в будущее. К тебе они приходят с вопросами, а уходят с ответами. И ты говоришь, это не важно? А ты знаешь, есть женщины, которые не работали ни дня – так что же, их жизнь ничего не стоит по твоим меркам? Их нельзя назвать взрослыми?
– Я не хотела тебя обидеть.
– Я и не приняла это на свой счет - ты, кстати, вообще знаешь, как популярны мои лампы в форме сов? Да, ты еще говоришь, что это неправильно: хотеть беззаботной жизни. Но этого хотят все! Все, кого ты считаешь взрослыми.
– Я не готова иметь ребенка, - как на духу выпаливаю я.
– Вот где источник, Лиззи, - мама победно улыбается. – Тогда еще одно откровение: я в своей жизни не встречала женщины, готовой к первому материнству. Мы все и всегда боимся того, что нам не знакомо. А такие консерваторы как ты боятся больше всех. Но это же не значит, что нужно от всего отказываться из-за голого страха перед будущим? Особенно, когда жизнь так коротка. Нужно быть открытой всему новому. Как говорится, откройся миру и он откроется тебе в ответ… Да и потом, если что-то не будет получаться, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь как… хм… а можно твои дети будут называть меня по имени? Мне на вид больше тридцати пяти никто не дает. А главное, я ведь для этого почти ничего не делаю! Природа постаралась на славу и спасибо ей большое. Ну и конечно, спорт, правильное питание, любимый муж и любимое дело вносят свой вклад.
– Спасибо, мы потом об этом еще поговорим, - рассеянно качаю головой я и снова тянусь за кубиком сахара. Ага, спасибо-мы-вам-перезвоним. Разве не трогательно: мама искренне полагает, что люди не достаточно наблюдательны для того, чтобы разглядеть руку пластического хирурга. Только ни для кого не секрет: всем хорош здоровый образ жизни, да морщины он не разглаживает, веки не приподнимает и другая форма носа также не в его компетенции.
– Если бы мои страхи
– Конечно, Лиззи! – воодушевленно кивает мама, радуясь, как доктор, чей пациент с успехом прошел первую стадию лечения.
– Да, но вот Вонка… Для него известие о моей беременности станет неприятным сюрпризом – и поверь мне, это еще в лучшем случае. На самом деле, я не знаю, как он отреагирует, и больше всего я боюсь, что он отстранится и замкнется в себе. Вдруг это убьет его? Вдруг сломает?
– Лиззи, умоляю тебя, не утрируй – от беременности мужчины не умирают, - мама насмешливо морщит лоб. Он слабо морщится: сказываются инъекции.
– Ты просто не знаешь его…
– Как и ты, раз его реакция для тебя остается непредсказуемой.
– Понимаешь, он привык, что все его желания сбываются.
– Какая милая привычка. Я была бы тоже не против привыкнуть к чему-то подобному. А если серьезно, то Лиззи, когда ты уже перестанешь все драматизировать? Жизнь довольно прозаична и куда проще, чем тебе кажется. Факты таковы: мужчины действительно иногда не хотят детей. Но иногда они меняют свое мнение. И иногда это случается уже после того, как ребенок появился на свет.
– Да, но понимаешь… – с жаром начинаю доказывать я, но, осекшись, быстро замолкаю. На кухню, зевая и устало почесывая щетину, входит Саймон. Он, как всегда, в рубашке с закатанными рукавами, как будто только что сорвался с офиса и вот-вот уедет опять.
– Докладываю обстановку: ребенок заснул. Ее папа на вечер и по совместительству клоун, сказочник, фокусник и магазин игрушек смертельно устал. Для восстановления энергии ему требуется поцелуй и подписанный Вилли Вонкой контракт на смешную сумму в восемь миллионов фунтов. Любовь моя, - обращается он к маме. – первое к тебе, Лиззи – второе по твоей части.
Я пожимаю плечами:
– Боюсь, тут я бессильна.
– Не надо бояться. Посмотри на коллекцию брендовой обуви твоей матери, восхитись и узнай у нее все тонкости манипулирования мужским сознанием. На время передачи тайных знаний я даже готов выйти из комнаты и плотно захлопнуть дверь.
– Какие еще тайные знания? – мама невинно хлопает ресницами. – Совершенной женщине требуется совершенная обувь, в глубине души ты и сам это знаешь. Иди поцелую, а то еще рухнешь в обморок от переутомления.
Когда Саймон узнал о нашей свадьбе, он пришел в такой экстаз, что откупорил коньяк, подаренный им с мамой на годовщину, и самозабвенно упивался им весь вечер, каждый новый глоток сопровождая яркой, но абсолютно неуместной цитатой. Я еще не видела людей, которые были в таком состоянии аффекта от счастья. Он напрочь забыл, как ранее уверял меня в извращенных наклонностях моего жениха. Как в мультфильме про Скруджа МакДака, под звон кассового аппарата его зрачки превратились в значки долларов. Саймон даже налил Вонке и уж не знаю в каких выражениях сумел убедить его сделать глоток. Надо сказать, его настроение не упало ни на йоту, когда магнат, вытаращив глаза, выплюнул содержимое своего граненого стакана прямо ему в лицо. Дружески похлопывая Вонку по плечу (чем заставляя последнего тревожно скашивать глаза и двигать свой стул в противоположную сторону), Саймон протерся салфеткой и продолжил свое маленькое алкогольное празднество в одиночестве. Когда он дурным голосом стал петь блюзовые композиции и обращаться к Вонке «сыночек», мама решила, что пришла пора прощаться. И хотя Саймон почувствовал себя честным старателем, нашедшим алмазную пещеру, выгод ему получить так и не удалось. Напрасно он мучил меня и своих юристов, напрасно каждую неделю бандеролью присылал контракт. Из этих листков скучающий Вонка складывал то самолетики, которые несколько дней кружились под потолком, пока умпа-лумпы в красных мундирчиках не приволокли миниатюрные пушки и не сбили их артиллерийскими снарядами, то дракончиков, случайно спаливших занавески, то нестройный хор бестолково квакающих лягушат, которые, едва обретя лапки, спешили найти себе жилище в лакричных камышах. Но Саймон и не думал сдаваться.