Долина смерти

Халле Карина

— Так, теперь он ждет угощения, — говорит Дженсен, тихо посмеиваясь. — Вот, держи, — достает из кармана что-то прохладное и гладкое и кладет мне на ладонь. — Он это оценит. Просто открой ладонь и держи ее ровно.

Я послушно разжимаю пальцы, и на моей ладони оказывается мятный леденец в бело-красную полоску.

— Серьезно? — спрашиваю я, удивляясь.

Он одаривает меня мимолетной улыбкой.

— Это его любимое лакомство.

Губы Дюка уже щекочут мою ладонь, и Дженсен снова напоминает мне, чтобы я не двигалась и держала ладонь открытой.

Конь быстро заглатывает леденец, зубы слегка задевают мою кожу, а потом он громко хрустит конфетой, комично задирая морду.

— Вот. Теперь он твой лучший друг. Просто подожди минутку и наладьте контакт, а я принесу все необходимое.

Дженсен выходит из стойла, оставляя меня наедине с Дюком. На мгновение меня охватывает паника, хотя это глупо. Все мои страхи связаны с падениями, а не с тем, что лошади делают что-то плохое. И все же, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Я нерешительно кладу руку на шею Дюка, и его тело слегка вибрирует. Он продолжает с аппетитом жевать, и я чувствую, как постепенно успокаиваюсь.

Затем возвращается Дженсен с уздечкой, небольшим одеялом и седлом, и меня снова охватывает волнение. Я просто не могу понять, почему так нервничаю рядом с Дженсеном: потому что он мне нравится или потому что я его боюсь? Не знаю, что хуже.

— Рад видеть, что вы нашли общий язык, — комментирует он. — Обычно на лошадь сначала надевают недоуздок и привязывают ее, а потом уже надевают седло, но он никуда не уйдет, так что начнем с уздечки.

Он ставит седло на землю, прислонив его к стене стойла, а затем берет уздечку и подходит к Дюку. Его руки двигаются уверенно и профессионально, объясняя назначение каждой пряжки и ремешка. Конь стоит совершенно спокойно, словно они понимают друг друга без слов, и все это делается ради меня.

— Твоя очередь, — говорит Дженсен, снимая уздечку и протягивая ее мне, а сам отступает на шаг назад.

Я пытаюсь повторить его движения, но Дюк встряхивает головой, и я отскакиваю в сторону.

— Спокойно, — шепчет Дженсен, и не понятно, кому он это говорит, мне или лошади. Его рука накрывает мою, направляя ее к морде Дюка. — Начни с трензеля. Вот так. Уверенно, но нежно. Покажи ему, кто здесь главный. Покажи, что с тобой он в безопасности.

Его шершавые пальцы обжигают мою кожу, и я вдруг с новой силой ощущаю его близость. От него пахнет кожей, кофе и чем-то диким, вроде растертой в ладонях полыни.

— Теперь трензель, — говорит он, понизив голос. — Ты должна…

— Я сама, — выпаливаю и отступаю от него, чтобы не ощущать его тепло. Дюк смотрит на меня с явным сомнением.

С третьей попытки мне все же удается надеть трензель Дюку, стараясь не задеть зубы, и правильно застегнуть уздечку. Дженсен молча наблюдает, скрестив руки на груди. Он уже снял куртку, и его фланелевая рубашка обтягивает широкие плечи. Я заставляю себя сосредоточиться на задаче.

— Теперь седло, — говорит он, поднимая с земли тяжелое седло вместе с попоной. — Внимательно смотри. Это то, что удерживает тебя на лошади.

Я

стараюсь сосредоточиться, но это нелегко, когда он постоянно поправляет мои руки, показывая, как правильно положить попону на спину Дюка и где затянуть подпругу. Каждое прикосновение кажется нарочитым, более долгим, чем это необходимо. Когда я наклоняюсь, чтобы затянуть подпругу, чувствую, как он прожигает меня взглядом.

— Хорошо, — наконец говорит он, и в его голосе звучит что-то такое, что заставляет меня поднять голову. Он смотрит на меня своим пронзительным взглядом, словно пытается разгадать какой-то секрет. — Ты быстро учишься.

— Я же говорила.

— Просто нужно приложить больше усилий, — говорит он, подходя ко мне и снова подтягивая подпругу. — Запомни: всегда нужно делать это дважды. Хитрецы вроде Дюка намеренно выпячивают ребра, когда ты пытаешься надеть седло в первый раз. А когда ты попытаешься сесть, седло съедет. Упадешь, а лошадь будет смеяться, — на его губах появляется слабая улыбка. — В любом случае, мы еще посмотрим, как быстро ты научишься ездить.

Ездить. В животе что-то переворачивается, и это не связано с близостью Дженсена.

— Помни, — говорит он, выводя Дюка из стойла, пока я отхожу в сторону. — Лошади чувствуют страх.

«Прекрасно. Это очень успокаивает», — думаю я.

Утреннее солнце пробивается сквозь кроны деревьев, пока Дженсен ведет Дюка к круглому загону. С каждым шагом мое сердце бьется все сильнее, воспоминания о том детском падении нахлынывают с новой силой. Здесь, на открытом пространстве, копыта Дюка кажутся огромными, а его спина — непостижимо высокой.

Дженсен останавливает Дюка в центре загона и жестом плеча подзывает меня.

— Левая нога в стремя, — говорит Дженсен, придерживая стремя. — Возьмись за рог и луку седла, а затем перекинь ногу через лошадь. Старайся не упасть на его спину, хотя не думаю, что ты сможешь ему навредить.

«Ты бы удивился», — думаю я. Мне не хотелось бы, чтобы он подумал, что я переживаю из-за лишнего веса. Пусть я и набрала немного за последние месяцы, но я все еще в форме.

Я, должно быть, слишком долго стою в нерешительности, потому что Дженсен меняется в лице.

— Нужна помощь?

— Нет, — цежу я сквозь зубы и хватаюсь за рог седла. Моя первая попытка оказывается ужасно неуклюжей: я поднимаюсь только наполовину и теряю равновесие. Дюк вздрагивает, и я замираю.

— Я тебя подстрахую, — говорит Дженсен, и его руки ложатся на мою талию, поддерживая. — Оттолкнись правой ногой, как будто приседаешь. Я помогу. Затем перенеси вес на левую ногу.

Там, где его пальцы касаются меня, разливается тепло. В этот раз он помогает мне подняться, и все получается легко. Внезапно я оказываюсь в седле, сердце бешено колотится, а в бедрах уже ощущается легкая боль. Дюк терпеливо стоит подо мной, но я чувствую его мощь, то, как перекатываются его мышцы при каждом вздохе.