Долина смерти
Шрифт:
Не уверен, что поверят.
Особенно Обри.
— Я думаю, там что-то такое, — говорю я осторожно, — к чему мы не готовы. Не в таких условиях, не в темноте.
— Значит, мы просто бросим Хэнка? — в голосе Обри звучит возмущение. — Оставим подыхать?
— Если он уже не сдох, — бормочет Рэд.
Я награждаю его убийственным взглядом.
— С рассветом организуем нормальные поиски. Пройдем по следам, посмотрим, куда они ведут. Но сейчас идти вслепую — самоубийство.
— Дженсен дело говорит, — поддерживает Элай. — Что бы там ни утащило Хэнка, оно еще там. Скорее всего, наблюдает
— Да это полный бред, — Коул мечется по хижине, как зверь в клетке. — Надо валить отсюда. С первым лучом назад на ранчо. Эта поездка с самого начала была обречена.
Он и понятия не имеет, насколько прав.
— Без Хэнка мы не уедем, — отрезаю я.
— Хрен там, — возражает Рэд. — Я не хочу, чтобы меня тоже утащил в лес какой-то… да черт знает что.
Разгорается спор, напряжение, которое копилось с самого Кедрового ручья, вырывается наружу. Коул встает на сторону Рэда, настаивая на том, чтобы бросить поиски и уйти в безопасное место. Элай поддерживает меня, призывая к взвешенному решению. Обри молчит, ее глаза бегают между нами, словно она пытается понять, что делать.
— Хватит! — рявкаю я, чтобы все замолчали. — Ждем рассвета. Ищем Хэнка. А потом решаем, что делать. Это мое последнее слово.
Рэд вроде как собирается возразить, но что-то в моем взгляде его останавливает. Он плюет на пол — явное проявление неуважения — и уходит наверх. Обычно я не терплю такого, но сейчас закрою глаза.
В конце концов, мы все здесь по моей вине.
Не стоило соглашаться.
— МакГроу, ты нас всех погубишь, — бормочет Коул, следуя за мной и, кажется, улавливая мое настроение.
Элай остается, его мальчишеское лицо выглядит серьезным в отблесках пламени.
— Они напуганы. Не виню их, после того, что мы увидели.
— Знаю, — вздыхаю я, чувствуя тяжкий груз лидерства на плечах, лидерства, о котором я, черт возьми, не просил. — Но я не брошу человека. Пока не узнаю наверняка.
— А если мы уже знаем? — шепчет Элай, наклоняясь ближе. В его вопросе скрыт глубокий смысл. — А если все как в прошлый раз?
Прошлый раз…
Три года назад.
Когда я пришел сюда с другим человеком, искавшим что-то, и едва спас свою шкуру.
— Отдохни, — говорю я ему, уходя от ответа. — Я посторожу. Изнутри.
Элай долго смотрит на меня, потом кивает и направляется наверх. Обри подходит к огню, подбрасывая еще одно полено. Пламя взмывает вверх, оттесняя тьму, но не страх, пропитавший хижину.
— Ты не все им рассказываешь, — говорит она, когда мы остаемся одни. Не вопрос, а утверждение.
— Нет, — признаю я, не видя смысла в дальнейших уловках. — Не все.
— Почему?
Я глубоко вдыхаю носом, прежде чем провести руками по лицу, чувствуя накатывающую усталость.
— Потому что в то, что знаю я, в то, что видел… они не поверят. Потому что правду принять сложнее, чем любые их теории.
Она садится за стол, напротив меня.
— Ну, меня ты не пытался убедить.
На мгновение я задумываюсь, не уйти ли от ответа, предложив те же туманные предупреждения и полуправду, которыми я кормил ее с нашей встречи. Но, глядя на нее сейчас, видя решимость, закалившую ее нежные черты, я понимаю, что она заслуживает лучшего.
Но насколько это правда — я не уверен.
— В этих горах что-то живет, — начинаю я, подбирая слова. — Что-то, что когда-то было человеком, очень давно.
— Ты говоришь о легенде, — отвечает она. — О превращении или как там его. Зомби.
Я киваю, понимая, насколько нелепо это звучит, особенно когда произносишь слово «зомби».
— Как я и сказал, местные передают из поколения в поколение истории. О том, как некоторые поселенцы изменились, после того как попробовали человеческую плоть. Превратились. Стали чем-то… иным. Да, зомби, если угодно.
— Но это невозможно, — говорит она.
— Почему нет?
— Потому что…
— Примеры есть. Бешенство. Кордицепс. И то, что, вероятно, произошло здесь — прионная болезнь.
— Типа болезни Крейтцфельдта-Якоба? Коровье бешенство?
— Говорят о проклятии, и, возможно, в этом есть доля правды — говорю я. — Я бы никогда не стал недооценивать предания коренных народов. Это глупо. Они знают здесь лучше любого из нас. Я много исследовал. В частности, опирался на рассказы моего пра-пра-прадеда Джейка МакГроу, которые дошли до нас. Что, если члены группы Доннера, поедая плоть своих умерших товарищей, сами того не зная, заразились быстро мутирующей прионной болезнью? Возможно, этот патоген был изначально редким вариантом, который передавался через зараженный скот, но, оказавшись в изоляции диких гор Сьерра-Невады, он эволюционировал в более коварный штамм, способный передаваться от животных к человеку.
Обри кусает нижнюю губу, задумываясь.
— Знаешь, учитывая то, как в этой стране распространяются болезни, которые можно предотвратить, я ничему не удивлюсь. Но все же… люди болеют. Они не превращаются в зомби.
— А если бы превращались?
Она слабо усмехается, но в глазах нет веселья.
— Ну, тогда нам всем полный пиздец, даже в большей степени, чем я думала.
Я киваю.
— Три года назад я видел их — говорю я, и по телу пробегает дрожь. — Я выследил их до системы пещер за Бенсон Хат, у Сода Спрингс. Они были людьми. Бледными, одичавшими. Слишком сильными. Слишком быстрыми. Глаза горели, как синий огонь. Зубы…
Я замолкаю, потому что этот образ слишком ужасен, чтобы его описывать.
— Одичавшие? — повторяет она с недоверием, и я понимаю, насколько идиотски звучу. — Не говори, что ты веришь в эту чушь о дикарях, которые живут в туннелях. Это все сказки. Выдуманные сказки. Я знаю, потому что… — она обрывает фразу, словно едва не ляпнула что-то лишнее. Потом откашливается и выпрямляет плечи. — Их не существует. Если бы существовали, об этом бы уже трубили во всех новостях, и полиция…
— Я тебя остановлю, — говорю я, поднимая руку. — Закон ни черта не делает для обычных людей, и ты знаешь это. Знаешь, как свои пять пальцев. Сама говорила про Лейни. И она была белая. Будь она местной, черной, латиноамериканкой, никто бы даже не пошевелился. Я не говорю, что слухи о диких людях, живущих в туннелях по всей стране, — правда. Это скорее фильм Джордана Пила. Но даже если бы это было правдой, копы, ФБР — они бы палец о палец не ударили. Люди исчезают постоянно.