Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ
Шрифт:
– И где же это случилось? Я немедленно направлю туда наш разведывающий отряд!
– На правой стороне водопада, где мы разжигали костёр.
– Не воображаю, чьих рук это дело, но ему достанется втройне. Не ходите больше туда сегодня, это может быть очень опасно.
– Папа, пусть я и против, и уже не надеюсь, что ты разрешишь, но Эдвине теперь просто обязан быть здесь, тренироваться с нами. Он сегодня едва не погиб прямо передо мной. Не открой он в себе магические способности, ничего бы хорошего сейчас уж точно бы не было. Если честно, без него я мог просто не справиться.
– Ботта, ты слишком сильно среагировал! В этом не было такой огромной опасности. – Эдви говорит такое, лишь бы отец сейчас
– Я знал, что кто-то из вас точно должен был родиться магом! И для меня честь узнать об этом сейчас. Такой дар нельзя потратить попусту. Твоё вступление в наши ряды теперь не обсуждается. Ты обязан отдать этот дар во служение готтос.
Никто не ожидал, что папа примет это решение самостоятельно. И особенно не согласен с ним был Омине:
– Но, господин Теновер! Вы должны обсудить это с…
– Высшие тут не причём. Здесь дело чести. Я не собираюсь подстраивать под них свою семью. Разговор окончен.
Я посмотрел на брата и убедился в том, что восторг полностью накрыл его с головой. Пробежав вокруг меня дважды, брат кинулся обнимать папу, крича победное:
– Спасибо! – я наблюдал за этим, наконец-то вернув себе потерянную лёгкость и улыбку. Цвета вновь посетили мой мир, и воздух стал слаще, затем скрылась та нависшая над рынком туча, помогая солнцу вновь добираться до нас своими тёплыми лучами. – Один вопрос и вы свободны, сэр! – вскрикивает Эдвине, победно встав в стойку бойца, отдающего честь.
– Ну, на один вопрос время и осталось. Ха-ха! – папа смеялся с радостью, питая к нашему любопытству особое тепло.
– Скажи, пап, а если ты гентас, если ты посланник чужой королевы, то почему так уверен в этом народе? Он же не твой родной.
– Это наш город, сынок. Это наша Родина. И здесь вы – моя семья. Моё сердце принадлежит этому месту. Моя душа любит девушку, рожденную в этих долинах. Кому, как не вам, истинным наследникам Авалона, мечтать о слиянии королевств? Здесь всё, что мне дорого. Это мой дом. И этот народ – мой народ. Народ гентас тоже мой, но по крови. И я буду отстаивать мир между всеми, чтобы люди наконец-то обрели незаконно отнятое счастье просто друг друга знать. Так что всё будет хорошо, мальчики мои.
– Приберегите эти слова для выступления, а то все планы перед детьми раскроете. – Иронизировал Омине, полностью лишённый веры в то, что он сейчас услышал.
Распрощавшись с папой, мы нехотя отошли от них вновь к тем кустам, за которые прятались. Эдви молчаливо оглянулся, зовя меня одним своим взглядом вперёд по тропинке, по которой проходили мимо уличные танцоры. Я знал, что он имеет в виду, это была наша маленькая тайна. Скажем, что рынок – это огромное место наших тайн, сплошь и рядом находившихся заветных мест и историй. Мы всегда знали, где есть бесплатная чистая вода. Где есть самые свежие и дешёвые бутерброды. Где можно поиграть в шарики, не попадаясь под ноги прохожих. Где в тени самое прекрасное место, чтобы отдохнуть от долгого и жаркого дня. Сейчас был тот самый случай, когда мы нарушим нашу законную территорию – территорию почти всего рынка, между прочим – и зайдём на границы птиц. Сверху, на домах и палатках, по крышам лазить могли лишь самые смелые. Взрослым ой как не нравилось, что дети снуют по рынку поверху. Многие боялись не за нашу безопасность, а за то, что мы что-нибудь так незаметно украдём. При нас однажды одну девочку даже обыскивать взялись, но ничего не найдя, даже не извинились перед ней за подозрения. Взрослые народ простой: раз нет денег, то не ходи, не говори и не мешай работать другим. В своей точке зрения они были правы, в нашей – нет. Здесь ничего не рассудит. На рынке, как повелось, всегда шаталась шайка проворных ручонок. Здесь были дети-воры, но о том лишь легенды ходили, ибо они
Когда мы зашли на дорожку, а свет солнца согрел мои продрогшие от воспоминаний кости, брат повернулся ко мне лицом, идя задом наперёд, очень медленно, но повторяя как-то мой свободный шаг:
– Ты не боишься крыш? Смотришь так, будто досталось от кого-то. – Щурится и всячески по-своему и дальше пытается из меня выбить что-то ему нужное. В том всегда был весь Эдвине, он любил добиваться желаемого. Я знал это, ведь духом мы оставались с ним равны. Вот только делал подобное я тихо и незаметно, так сказать, более естественно.
– Я боюсь тех ребят, что тогда меня чуть с карниза не стащили. Смешным бы не было упасть на палатку внизу, а то и вовсе просто на землю. Мы ещё легко от них отделались.
– Но сейчас совсем другое дело! Рядом с тобой искусный маг огня, а сам ты, Теновер Ботхелм, начинающий юный воин, готовый постоять с честью за свой народ.
– А почему папа нисколько не был удивлён тобой? Ты не задумался? – загадываю ему такую несложную задачу, наверное, больше парадируя книжный диалог прочитанного наспех романа, который я иногда одалживал у нашей мамы. Я не любил создавать драму из обыденности, но чем-то это маленькое отступление показалось мне вполне забавным.
– Ну и вопрос! Надо было лучше тебе слушать, Ботта.
– А я и не спорю, может где-то отвлёкся.
– Папа ведь тоже маг, хотел им быть, как узнал за способности. Но он лучше в бою, чем на обороне. Моя магия намного сильней, чем кажется. Только я… не уверен пока ещё, что точно смогу её контролировать.
– Ты достаточно импульсивный маг. – Проговариваю, а мы доходим до угла дома, который легко обошли, пока вели этот маленький спор. Брат проскальзывает за стойку брёвен, которую никогда отсюда не убирали, а я оглядываюсь, да иду вслед за ним, попадая в узкий и низкий проём, что приходится немного пригибаться.
Мы ещё были прыткими двенадцатилетними мальчишками, так что такие трюки давались просто. Здесь, сминая ногами сено, я улыбнулся, когда Эдви развернулся ко мне. Мы присели, чтобы не стоять тут, согнувшись. Он что-то хотел рассказать, но медлил, потому что здесь всегда внутри всё перемешивалось. Я тоже замер и повернул голову, чтобы увидеть небо: крыша первого этажа тонкой полоской пропускала свет, на нём толпились, играючи, стаи мелких пылинок, а ящики, служившие здесь стеной от всего прочего мира, не пропускали звуки; лишь приглушённые голоса и ласковый шёпот фонтана вдали напоминали мне песнь птиц по весне. Все были радостны такому замечательному, светлому дню. И я был тоже. Я наконец-то смог успокоить сердце. Сделать то, на что даже, по сути, и не решился: Эдви принял всё на свои плечи. Заговорить с отцом о воинском деле было куда сложней, чем это казалось, и лишь моя нерешительность скрывалась за пеленой той игры, что мы устроили перед самим не так давно. Это была подготовка к честному обсуждению. Вспоминая каждую деталь его, обдумывая все свои неидеальные слова, я уносился отсюда назад во времени, и тело моё дрожало, внутри стучало и терзало меня неспокойное сердце, а шёпот сквозняка, порой вздымавшего тут сено, служил отголосками этого самого прошедшего диалога.
Внезапно Эдвине схватывает мою левую руку:
– Ты хочешь или нет, но просто обязан это принять. – Говорит с огромной гордостью за себя, так и напрашиваясь на вопросы. Вместо всех слов за этим следуют недолгие поиски чего-то им в своей перекидной сумке. А вместо ответа на моё немое удивление – сжимание на моей руке плетёного браслета, с привязанным к нему зелёным пёрышком. Эдвине так резко и так туго затянул, что со своего полушёпота я случайно громко ойкнул, к счастью, не привлекая тем самым чьё-то внимание.