Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ
Шрифт:
– Ботта, я не могу… – Он не просил посадить его назад, хоть и самостоятельно не мог стоять, так как коленки дрожали и подкашивались. – У меня не получается! Он не уходит! Почему всё это всё ещё горит?! Почему он не потухает?! – полные ужаса глаза покрывались красной пеленой отчаяния, почти сливаясь с его волосами.
– Эдвине, успокойся. Всё прошло, я его напугал. Сейчас доберёмся до папы, всё расскажем, он пошлёт сюда своих людей. Всё потушат, и всё станет отлично. Ты просто успокойся, Эдви, просто дыши, тихо… – Пытаясь привести его в чувства, ловлю вдруг странную, лёгкую улыбку, что появляется постепенно, пока с его лица сходит шок.
– Это было… так круто! Ты бросился на него, как дикий зверь! С одной палкой! О, вселенная, как это было смело, я рад, что помог тебе! – он говорил, спотыкаясь в словах своих собственных,
– Эдви, главное что, тебя он не тронул? Стрела так близко пролетела…
– Серьёзно? Я её… А я ведь её даже не заметил. – Эдви слегка отходит, я же подхожу его поддержать. Видно было, что брат не только до сих пор в шоковом состоянии, а ещё и отказывается принимать то, что на нас было совершено покушение. Наверное, ему не стало бы лучше, укажи я на это, однако хоть какие-то обстоятельства мы должны были обсудить, потому взялся я за это сейчас без промедлений и говорил строго, как наш отец:
– Эдвине, мы сейчас быстро уходим, и направляемся теперь не просто на рынок, а искать там папу.
– Ботта, но зачем?
– Эдвине, ты не должен ничего спрашивать! На этой стороне водопада небезопасно, ты ничего здесь не оставил?
– Нет…
– Тогда быстро уходим! – Я схватил его под руку, и он легко побрёл за мной.
Когда мы уже спустились по лесной тропинке вниз и вышли на обычную городскую дорогу, сердце моё успокоилось и начало размеренней биться, ловя тут и там мелькавшие следом силуэты людей. Я знаю, папа говорил уже мне, что толпа – это ещё не признак безопасности, но затеряться в ней и уйти незамеченными будет полнейшим облегчением. Тем более что вернуться домой и поставить под угрозу маму я не хотел. Внутри всё полыхало и горело от раздражения, хотелось воздать сполна тому, кто осмелился покуситься на наши жизни, но я не решался раскрыть Эдвине своих мыслей, он для меня, в самом деле, как младший, я просто не могу взять и испортить родному лучику света настроение, и представление о мире одними своими нехорошими словами. Его внутренний огонь, как бы то странно не звучало, не должен затухнуть на ветру этого хаоса. И я буду оберегать этот огонь до тех пор, пока не перестану дышать.
– Ботта… – Замечаю, что слишком крепко сжал его руку, раз меня решили одёрнуть. Не трогаю больше, улыбаюсь, просто иду рядом, продолжая поддерживать эту тихую грусть. – Спасибо тебе.
– Эдвине, что ты такое говоришь? Тебе спасибо, ты помог мне выстоять в этой неровной схватке.
– Да, видел, как славно бывает выпустить огоньку? Ха? – решает вставить он несмешной каламбур, отчего я только щурюсь и снисходительно киваю головой. – Извини за мою бестолковость. Я всё понял, в какой мы опасности всё ещё. Но рядом с таким смелым воином я не могу её ощущать.
– Я, знаешь, совсем твои способности недооценил! А нервишки-то у тебя покрепче стали… такое говорить, когда стрела пронеслась за пару сантиметров от твоего глаза.
– Скажешь тоже! – всё не сдавался брат своим упорным оптимизмом. – Я просто ничего не успел заметить.
– Я надеюсь… надеюсь просто, что тебе больше не придётся столкнуться с такой опасностью. Мне приходится.
– Давай я… – Брат смущается от того, что я не сдаю позицию говорить за уродливость всей идеи оружий и войн. – Просто давай не будем этого обсуждать? Мне после сегодняшнего тоже стало понятно, почему ты ненавидишь это поприще. Так что, давай просто обсудим, где может быть наш отец? И, главное, что маме дарить-то будем?! В какую лавку зайдём? Решать уже надо, Ботта. – Пока он улыбается, я спокоен. А над его словами начинаю думать вслух и очень даже уверенно отвечаю:
– Папа может быть как во дворце, так и на рынке оказаться, я точно не знаю, поэтому планов своих менять не станем. А маме я давно хотел диадему и шпильки подарить, тот самый набор, который она на свадьбе носила. У неё сломались заколки, в тот же день! Она так красиво выглядит на портрете с этими украшениями, я не прочь вернуть ей их, если мы всё только найдём. Так что, лавка ювелира. Нам прямая дорога туда.
– Его лавка в самой глубокой части рынка… Придётся всё обойти. А если вдруг что-то по пути другое понравится, вместо украшений возьмём?
– Тут ещё надо подумать, что будет
– Более приятно… – Задумывается Эдвине и мелькает этой неясностью в своём диком взгляде. Дикий он был, потому что я раньше не видел брата в шоковом состоянии. Он до сих пор не отошёл от инцидента со стрелой и огнём, но уже пытался быть радостным и открытым ко мне, отчего только накапливал в себе беспокойство. И было никак не странно, что он сейчас так резко начнёт прыгать с одной темы на другую, лишь больше поддаваясь своему состоянию. – Почему именно я?
– Что ты?.. – На мой вопрос ещё до того, как Эдви собирается с мыслями, я сам себе и отвечаю тысячью различных вариантов завязки события, но, как и обычно, появляется ещё более странное обстоятельство – Эдвине спрашивает всё и сразу.
– Почему меня одарило способностями? Почему именно в меня стрелял тот негодяй? Почему наши родители и слова не говорят о скором переезде?! Что нам делать-то только теперь… – От тяжбы собственных мыслей, братец округляет глаза, хватается за голову, а я помогаю ему не потерять дорогу или равновесие, боюсь максимально, что он сейчас от всего стресса упадёт без сознания, ведь такое уже бывало. Над нами шелестят ярко-красные ленточки, исписанные заклятьями алхимиков, чтобы на рынок воришек не заходило. Но эта навесь, пеленой лежащая по кругу этакого шатра-рынка, была более праздничная, чем отпугивающая. Наверное, не ощущал я страха, только потому что зашёл с благими намерениями сюда.
Эдвине держался за голову, потирая лоб. Я же вёл его, сжимая за плечи, мне было сложно столько в себе держать, столько переживаний, столько гнева, но это всегда спокойно выветривалось из моей головы, чего не скажешь о брате.
– Я не на всё тебе отвечу, но папа сможет. – Этот самый шатёр завлёк моё внимание. Те ленты сами по себе просто необычайной длины, хоть и вели все в центр, но до него было очень далеко. Там, где соединялись все красные пёстрые полоски и шерстинки, стоял дом управляющего всем тут. В этом же двухэтажном доме, с выложенной красной черепицей крышей, находилась база гвардейцев – стражей Доргильса, нашего города. Естественно, что теперь вся стража – гентас. И мне от этого делалось слегка не по себе, пусть и нужно уже давно избавиться от однобокого мышления, что все они – убийцы и плохие. Я боролся с предрассудками, как боролся сам с собой, но было всё равно некомфортно. Мы шли всё ближе и ближе к лавке ювелира, вокруг, с каждого входа, слышались типичные базарные крики и разговоры: “Апельсины! Свежие фрукты!”, ”Меняй, покупай, приходи и помогай!”, ”Только сегодня по невероятной цене!..”, – и всё в этом духе возможное. Простые лавчонки и загоны с животными, выставленными на продажу, уже закончились, начиналась широкая рыночная площадь, выложенная каменной брусчаткой. Вот здесь было действительно, как в цирке. Люди самых разных способностей показывали шоу за деньги, также было много дрессированных животных. Кто-то танцевал с бубнами, кто-то использовал магию, кто-то обучал иллюзиям – все чародеи и алхимики были здесь, многие из них сладко спали у своих ярмарочных палаток, ожидая любопытных граждан, заинтересованных в дикой и необузданной всё ещё нами магией. По кругу того дома в центре были самые дорогие и престижные ценности, будь то антиквариат или ценные металлы. Палатки здесь обычно синие, а у кого-то (в частности, именно в лавке ювелира) был крытый вход со стеклянной дверью и окном до самой земли. Но впереди нас не это ждало, а какие-то совершенно новые ярмарочные стенды, дико вписывающиеся своими коричневыми верхами полупустых палаток с одними лишь столами и бумагами. Людей было очень много, просто толпы разных рас и возрастов, разных специальностей и поприщ. Все что-то подписывали, что-то обсуждали, а во главе этих сумасшествия и суеты была отстроена сцена. Она ещё пустовала, но магией иллюзии то и дело появлялись слова: “Начало речи сэра Теновера через десять минут”.
– А вот, как раз и он. – Я отвлекаю внимание Эдвине этой радостной новостью. Мне даже не нужно было больше поддерживать его, чтобы идти дальше в спокойствии каком-никаком и безопасности. Эдви сам отстраняется и загорается взглядом от одной лишь могущественной вывески над сценой. Моё сердце застывает, этот момент должен быть запечатлён… Я обязательно запомню малейшую деталь и зарисую это!
“За мир не воюют – его создают”
– Теновер Хильдир