Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ

Кремпа Анна

В то время, когда мы входили, мама как раз изучала это совсем не новое полотно, видимо уже давно плотно покоящееся на мольберте. Взгляд её был полон размышлений, даже выдавалось упустить из внимания то, что она запачкала себе кистью уже всю руку. Но только мы приблизились в любопытной осторожности, как мама воскликнула, полностью уходя из процесса рисования:

– Рада вновь вас видеть, мальчики мои! – и погладила Эдвине по голове, придав его кудрявой чёлке ещё большей лохматости. А я, не спеша оглядывая высокие окна, что находились по левую сторону от нас, плюс к тому обилие обёрнутых бумагами картин, всё думал, какими словами лучше стоит отпроситься, чтобы не вызвать подозрений о планах с покупкой подарка. Что

именно мы дарить будем – я ещё сам не представлял, но сюрприз должен остаться сюрпризом.

– Ты опять рисуешь его? – Эдвине перестаёт улыбаться, и мама отпускает его из объятий, чтобы тот мог лучше разглядеть ту самую незаконченную, вдоль и поперёк измученную краской, картину. Я тоже решаю подойти перед тем, как мама занавешивает мольберт белым полотном.

– Это ещё кто такой? – я, в самом деле, впервые видел человека, чей портрет мама пыталась, но, как видно, так и не могла закончить. Мужчина был с точно такими же как у Эдвине красными волосами, хоть и длиннее, но вот лицо гентийское: их чёткие скулы, строгие глаза и узкие губы. А те отростки из головы, что служили лишь воспоминанием теперь об их прежних диких корнях, умело прятались под волосами. Не помнил я точно, как в книгах эти штуки у них называются… вроде как сионы.

Готтос недолюбливают этот народ именно из-за наличия таких вот отличий – в бою, однако, лишняя рука не помешает, а сионы могли схватить и сжать врага в мёртвой схватке. У более сильных представителей получалось человека даже над собой поднять и бросить в сторону, либо с обрыва. Папа рассказывал нам про то, как были жестоки его предки, ведь всё-таки мы представители королевского рода. И что расплылись дурные слухи о гентас уже давно, как о кровавом народе, пусть они на самом деле просто изрядно высокомерны.

Мама на мой вопрос и на удивлённость Эдвине просто улыбается, неловко краснея:

– Я не могу закончить портрет принца гентийского без самого присутствия принца. Будет очень неловко, если я ошибусь, например, в цвете глаз. Вы так не думаете?

– Мне не нравится этот тип, – рыкнул брат так быстро, как только мама успела договорить.

– Что ты, Эдви, нельзя так отзываться о знати!

– Всё равно. Взгляд у него надменный какой-то. – Эдвине в своём мнении совсем не уступал. Только лишь он сморщил нос и с отчаянной подозрительностью посмотрел на недописанную картину тёмных тонов, как я схватил его за руку и отвёл от мольберта. Мои действия были намёком ему, что пришли мы сейчас чтобы отпроситься, так как дела нас дальше ждать уже не могут.

– Мама… – Начал я подходить ближе к разговору и, вот незадача, пламя в камине вдруг вспыхнуло так, что лежащие там чёрные поленья громко затрещали.

– Вселенная милостивая! – ма кинулась к камину, но огонь так больше не разгорался. Как мне тогда показалось, он сам бы утих, а затем и исчез вовсе, если бы ма не обратила на него внимание. – Как странно… Я не помню, чтобы разжигала его или давала наставление со вчера Шарлотте. В этой комнате и так было достаточно тепло… – Она развернулась, оттряхнула свой художественный фартук, возвращаясь к нам в этом лёгком испуге. Её охватил ещё более задумчивый вид, с которым теперь она смиряла уже нас. Мне данное происшествие не понравилось и самому, но захотелось воскликнуть, обращая внимание всех в комнате на себя:

– Как здорово вспыхнул! – Мурашки от одного взгляда на огонь пронеслись по моему телу. Эдвине на это моё удивлённое замечание лишь заулыбался и всячески пытался показать мне, что тоже очень рад этой лёгкой встряске, полностью соглашаясь со сказанным. – Мама, мы пришли отпроситься в город.

– Ох, мальчики, вы уж только не спешите в дороге, но и не задерживайтесь до темноты. Возьмите с собой что-то попить и перекусить, на кухне в шкафчиках должно быть всё, что Шарлотта вчера сделала нам. И далеко не уходите! Не забредайте в

лес, хоть я и знаю, что вы меня не послушаете, просто далеко не заходите. А! – мама всё перечисляла, надув губы с глубокой серьёзностью, что от её беспокойства появлялись всё новые и новые просьбы. Иногда просто нереально приятно, как она сильно переживает о нас, но пока что за пределы эта забота не выходила, и на том спасибо. – Да, ещё много с рынка не приносите. Всё может произойти, просто берегите себя. – Она была рада, что мы уходим. Я это сразу заметил, обычно пытается хотя бы проверить, что мы выполним свои обещания, хотя бы с едой и короткой дорогой связанные, когда её строгий взгляд провожал нас прослеживанием из окна. А ещё эта задумчивость сильно меня настораживала. – На самом деле, я жду гостей. Когда приедет Хидда, мы встретим за чашкой обеденного чая этого самого принца – господина Редвульфа. Я знаю, что грядёт очень серьёзный политический разговор, так что не стоит мешать им в этот момент. Если вы явитесь раньше, просто хотела предупредить.

Как полагаю, мама не предупредить нас хотела, а просила задержаться. С глубоким волнением, отчего и не сказала прямо, но я понял всё. Не стоит сегодня в доме под ногами путаться. Пусть и неприятно, что чужакам будет столько внимания, но это работа нашего отца, нам нужно поддержать его, как семья. Из прислуги сегодня в доме будет только Эбби – племянница Шарлотты, да и одеты мы неподобающе этой встрече. Мама на это не указывала, так как мы не ходили обычно в официальных костюмах. Хоть оттого мы и не становились крестьянами, но считались с нами не настолько почтительно, как в других “аристократических семьях”. Пусть мной это и осуждалось, но волноваться было совсем лишним – больно далека тема от нашей привычной повседневности.

Разобравшись во всём, обещаем маме не натворить беды и прийти до темноты. После мы вышли на задний двор, где завернули за домом на узкую тропу, ведущую сквозь деревья вверх по горе. Чем выше мы поднимались, тем гуще становился лес, а звук бьющего вовсю водопада отзывался всё чётче. Так мы обычно всегда сокращали дорогу в город, проходя мимо этой журчащей красоты, но я всё-таки решил спросить об остановке:

– Эдвине?

– Да, Ботта? – ответил мне он тепло, но не убавил шаг.

– Помнишь, как мы с родителями смотрели на звёзды там, наверху?

– Такого не забудешь! Ты так здорово плюхнулся в кусты, когда пытался собрать телескоп! – и вновь подлый проказник начинал отшучиваться надо мной уже второй волной.

– Если бы я про это. – Останавливаюсь, скрещиваю руки, напыщенно глядя на хохотавшего брата. Моя сумка-почтальонка перевешивается за спину, а внутри что-то гремит весёлым звуком, не менее весёлым, чем смех Эдвине. Моё поведение заставляет его повернуться и подойти. Над нами со свистом пролетает стая ласточек. Их крошечные тени проносятся едва не быстрей свежего ветра, окутавшего щёки своим теплом. Эдвине делается более внимателен, а я смотрю на него сейчас, замечая, как же глупо то, что он ниже меня и выглядит младше с учётом того, что мы с ним родились в один день. Но на умение задорить эти правила видимо не распространялись, потому что только лишь появляется возможность улыбнуться с моей нерасторопности, как Эдвине встаёт на пятки, всовывает руки по карманам брюк, а затем с ухмылочкой выдаёт:

– Да, точно! Это ещё не самое смешное было. Вот когда в палатке мы ночевали и тебе привиделся кошмар из-за своей же страшилки…

– Нет, я не про это!

– Ах, погоди-погоди! – он подпрыгивает даже, сжимая пальцы в кулаки, тут же пригнувшись и закрыв так ими своё лицо, чтобы не расхохотаться. – Тот случай, когда утром ты выбежал из палатки, крича в ужасе из-за…

– Я не очень люблю жуков, а этот был просто гигантских размеров… Сто раз про это говорил! – мне уже было очень нехорошо. Он так сильно меня давно не старался выбесить.