Дом на миндальной улице
Шрифт:
Я написала тебе, что Паулина согласилась помогать, но это так условно можно назвать помощью. Начать хотя бы с того, что она поддерживает эти мерзкие сплетни на людях, мне в глаза заявляя, что в них не верит! Затем она все тянет одеяло на себя, говоря о каких-то «тайных покровителях», хотя по-моему, они существуют исключительно в ее воображении, и заявляет всюду, что она всегда была лучшим другом Нелл и во всем-то ей помогала, хотя ты видел, сколько от нее толку и пользы – одна болтовня. Но ее показания крайне важны, поскольку она знает Нелл не первый год. Лишь бы она не начала нести эту околесицу, которой набила ее тетка - они время не теряли и конкретно промыли ей мозги… Я ей не доверяю и не верю, ей нет до Нелл никакого дела.
Вдобавок все усложнилось смертью Августы-старшей. У нее собирались брать показания снова, надеясь, что она будет в более
Вдобавок ко всем этим несчастьям неладное творится всюду – из-за жары в горах бушуют ливни, оползни, размывает дороги, ломает горные деревеньки. Днем полнейшее безветрие, задыхаешься в пыли, тень не спасает, вода не освежает, а ночью ураганы, грозы, шторма. Корабли стоят, говорят, уже убытки от морской торговли серьезные. Надеюсь, на вас это никак не отразится. Последняя новость, задержавшаяся в городе – о смертниках. Не знаю, дошло ли это до Селестиды, а здесь рассказывают, что группа молодых вельмож охотилась в одном отдаленном имении, и из-за неожиданной грозы, спряталась в скальной пещере. Там они отправились искать запасы, решив, что это пещера, куда загоняют на ночь пастухи овец, и обнаружили в глубине, в одном из отрогов что-то вроде тюрьмы, где сидели около пятидесяти человек. Началось дело, эти освобожденные рассказывают, что они все либо из дальних, бедных уголков Эоса, либо захвачены пиратами и перепроданы в рабство. Они те, кого не желали покупать в течении долгого времени, и в конце концов, они оказались здесь. Они говорят, что их привезли на игры, хотели убивать ради забавы. К своему стыду, приходится признать, что эти жестокие игры все еще существуют где-то в Эосе, хотя их официально запретили еще лет двадцать назад.
Еще я слышала, что Аэринея тоже выдвинули какое-то обвинение, чтобы задержать в Эосе, не иначе, а то и вовсе посадить под замок (хотя для его положения более характерно, чтобы его выслали на родину, но этого Клавдий наверняка не допустит). Разумеется, он держится с большим достоинством. Про него уже сплетничают, что это он украл Нелл, но все преподносят в таком романтичном свете, какого я не ожидала. Говорят, что они любили друг друга еще до свадьбы Нелл и Гая Клавдия и все в том же духе, вплетая еще морские легенды о Ястребе и Минолли. При таком раскладе Клавдий выглядит просто жалким рогоносцем и брюзгой, над ним многие либо смеются, либо осуждают. Он так рьяно чернит Нелл, что ему уже мало кто верит, и выходит, что он сам себе роет яму. У них была стычка в Сенате, Клавдий начал вопить, что Аэринея его оскорбил, повод был какой-то пустячный, полувыдуманный, но все сразу поняли, в чем дело. Клавдий сдуру начал требовать поединка, Аэринея тянул время, посылал узнать, не предумал ли Клавдий, уверен ли он… Одним словом, вывел его из себя, что тот в Сенате в саду стал требовать драки при свидетелях. Был он жалок неимоверно, говорят, а Аэринея держался как всегда невозмутимо и твердо. В присутствии многих важных лиц была короткая схватка, даже не схватка, а несколько, говорят, приемов. Аэринея играючи выбивал меч у Клавдия трижды, а на четвертый легонько ранил его в руку. После этого свидетели стали говорить, что спор решен, и после этого Клавдий не выходит из своего дома.
Я виделась с Аэринея вчера у консульши, передавала письмо для Нелл. Он говорит, что они в самое краткое время уедут в Селестиду, говорил о Нелл с такой теплотой и нежностью, будто о старом, хорошо известном друге, не иначе. Я даже позавидовала ей немного, уж прости. Аэринея говорил, что в следующий раз проведет меня с собой в гости. Я очень хочу снова увидеть Нелл, передам ей ее картину, ту, со старинной девушкой.
Вот, наверное, и все. Больше не могу ничего вспомнить.
Скучаю по тебе, вот, пью сейчас твое любимое вино и думаю, хорошо бы ты был рядом, чтобы я могла сказать тебе еще так много слов в глаза, а не так, через мертвый листок. Поправляйся, родной, приезжай, если сможешь.
Храни тебя Богиня,
Фелисия.
(Из
…Тело женщины было обнаружено в море у рыбацкого порта, плавающим лицом вниз под настилом, где сушатся лодки. По показаниям очевидцев, в ту ночь был сильный дождь, но некоторыми был замечен всадник с большой поклажей, двигавшийся в сторону моря. Рыбаки, которые вслед за тем вышли на промысел, никого не встретили.
Медики подтверждают, что тело пробыло в воде короткий промежуток времени, который вполне может быть замечен как несколько часов. Опознанию тело не подлежит по причине чрезвычайного увечья. Лицо отсутствует практически полностью, отсутствуют все зубы, глаза, нос в результате пыток. Так же в результате пыток частично снята кожа, отсутствуют три пальца левой руки, остальные раздроблены. Глотка и промежность разорваны вследствие применения «груши», колени раздроблены, стопы сожжены. Окончательная смерть наступила в результате травм, оставленных собачьими укусами в области шеи и живота…
(Дневник Паулины N., июль, год 861)
Здраствуй, дневник.
Чем дольше я остаюсь в этом городе, тем больше я его ненавижу. Ненавижу все в нем, ненавижу костность и тупость, которые меня окружают. Сильвия уехала из города и прохлождается, пока мы жаримся тут в пекле и пытаимся защищать Нелл. Видители, ей ненравятся, как на нее смотрят! Бутто она от общения с нами измазалась! Фелисия вообще неразговаривает со мной, только приказывает, куда мне идти и что делать, когда начнется суд. Она щитает себя самой умной как бутто! Бутто я сама не знаю, что надо говорить!
Ничего, скоро это закончется. Еще какую-то пару недель, и я поеду в имение барона, чтобы там освоеться и пригатовить все к нашей совмесной жизни. Наконецто я смогу всем показать, что я нетакая, как они думают. Я зделаю самый лучший домик только для нас, и обизательно приглашу Нелл, когда все это закончется. Мне так хочится рассказать ей обо всем. Теперь она наверника сможет меня выслушать, а несрываться о своих проблемах.
Они с бароном подружутся, он такой замичательный человек и так ласков со мной. Он очень заботется, чтобы у нас все получилось хорошо, ему интиресны мои книжки и он с удавольствеем разговаривает со мной о нашей будующей жизни. Он единствиный человек, кто мной диствитильно интиресуется. И он меня понемает, он тоже верит, что Нелл невиновата, я так щастлива! Как же мне повизло!
(Из опубликованных воспоминаний Паулины N, баронессы Северного Ариэля. Год 902.)
Я с нетерпением ждала суда, все во мне горело от праведного гнева на общество, так жестоко обошедшееся с моей милой подругой. Мне были невыносимы празднества, на которые вытаскивали меня мои тетушки, с тоской и болью выслушивала я насмешки над чистым именем Леонели. Стараниями моего любимого барона, меня не коснулась вся та грязь, что пала на всех, кто общался с Нелл и Фелисией, но порой находились люди, которые расспрашивали меня о ней, и тогда я яростно защищала моего славного друга. Вскоре мне удалось убедить в этом многих из нашего круга, и к моему удовольствию, скандальную историю стали считать нелепой сплетней и дружелюбно посмеивались над глупостью семьи Нола.
Увы, все же судебное дело было проиграно, несмотря на все мои старания защитить Нелл. Пребывая в чрезвычайном унынии, я, тем не менее, против своей воли выехала в имение моего будущего супруга, где долго скорбела о несправедливости, постигшей нас. Именно там меня и застигла весть о скоропостижной смерти бедной Леонели.
Невозможно описать весь мой ужас и отчаянье, которые пришлось пережить мне, так сильно ее любившей. Мне казалось, мир закончился и опустел, когда ее не стало. Боль и тоска усиливались тем, что я долгое время не могла узнать подробностей этой отвратительной истории, и лишь спустя полгода узнала о том, что это было подлое убийство, организованное Северином Нолой и Гаем Клавдием. Впрочем, даже справедливая кара, поразившая их вслед за тем, не могла унять непрестанной боли оттого, что ее, несомненно достойной лучшей доли, уже не было в живых. Наверное, нет таких слов, которые могли бы рассказать об этом в полной мере. Но знаю точно – эта боль сильна и по сей день, ранит мои воспоминания, как острый шип, засевший в глубинах сердца.