Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры
Шрифт:
Главарь группировки — он единственный говорил по-английски — рассказал Джесси, что его ждет.
— Увы, друг, мы пока не можем тебя отпустить, — сказал он. — Сначала надо закончить дело. Нельзя, чтобы нас раскрыли. Пока цель не будет поражена, ты останешься здесь. Не самое удобное жилье, признаю, но ты должен пойти на эту жертву. Если станет скучно, можешь пересчитывать деньги. Как только мы завершим нашу миссию, тебя проводят до границы и отпустят там, где мы решим. Пересечешь границу — и наше сотрудничество можно считать оконченным. Должен предупредить, что попытки бегства бесполезны. С тобой останутся двое моих людей; они будут твоими стражами и гостеприимными хозяевами. У них приказ стрелять на поражение при попытке
Последующие часы и дни прошли в убийственной скуке. Убогая комнатушка, в которой его держали, никак не освещалась; не было в ней и окна, и монотонность его существования прерывали лишь краткие вылазки на кухню и в уборную.
Заключение подошло к концу так же внезапно, как началось. По подсчетам Джесси, он просидел под стражей чуть больше двух недель, когда однажды дверь в его клетушку распахнулась. На пороге стояли стражники; прежняя угрюмость на их лицах сменилась широкими ликующими улыбками. Они заговорили; Джесси немного понимал их язык и уловил что-то вроде: «Дело сделано. Враг поражен. Ты свободен».
Они велели ему собрать вещи. С собой у него был небольшой чемодан с одеждой и туалетными принадлежностями и сумка с деньгами. Джесси послушно выполнил приказ. Через два дня люди «Черной руки» проводили его через границу и попрощались. Вопреки худшим опасениям Джесси, они не пытались отнять у него деньги. Впрочем, снова очутившись на свободе, Джесси столкнулся с одной большой проблемой. Он не знал, где находится.
* * *
Со зловещей и пугающей быстротой Европа ринулась в противостояние, которому предстояло поглотить ее целиком, излиться за ее пределы и затронуть жизни людей по всему миру. Более девяти миллионов военных пали жертвой этого конфликта: солдаты, моряки и впервые в истории человечества — пилоты; погибло несчетное количество мирных жителей, и еще больше остались инвалидами, вдовами и лишились крова.
Страны включились в войну с поистине непристойным рвением, не желая ни думать, ни вести переговоры, ни пытаться заключить мир. Не было периода «странной войны»[29], и холодные умы не успели договориться, прежде чем начались полномасштабные боевые действия. Хильдегард бежала из Вены двадцать пятого июля, за три дня до судьбоносного объявления императора Франца Иосифа и закрытия границ. Она уехала с фальшивым паспортом, изготовленным наскоро одним из немногих связных «Черной руки», оставшихся в столице. Мошенника не обнаружили по чистой случайности из-за административной путаницы. Но через два часа после того, как Хильдегард вышла от него с паспортом, его все же арестовали. А в тот момент, когда она садилась на поезд через границу, сотрудники тайной полиции ломали дверь в ее пустую квартиру.
Она успела сбежать до закрытия границ и прибыла в Париж, притворившись англичанкой, под новым именем Наоми Флеминг. Во французской столице все газеты трубили о мобилизации в Российской империи. За день до того, как банки перестали принимать австро-венгерские кроны, она обменяла все деньги на британские фунты стерлингов и на следующий день уехала из Парижа на побережье. Тогда же Германия начала мобилизацию и объявила войну России.
Хильдегард, она же Наоми — теперь ей приходилось постоянно напоминать себе, что ее так зовут, — приехала в Лондон третьего августа. Немного путаясь в переводе, в газетных киосках прочла заголовки, сообщающие, что Германия объявила войну Франции. Ее смутил подзаголовок «Кабинет обсуждает кризис»; она-то думала, что кабинетом называется комната в доме, но как комната может что-то обсуждать? Слыша ее странный акцент, лондонцы смотрели на нее косо, и это усиливало ее неуверенность. Ей хотелось скорее уехать из Лондона, и она отправилась на вокзал
В конце концов Хильдегард добралась до текстильного городка в Западном райдинге Йоркшира, но, когда это случилось, оказалось, что она чудом вырвалась из нескольких стран, где поочередно вспыхивал конфликт, лишь для того, чтобы очутиться в чужой стране, где тоже началась война. К тому моменту Хильдегард уже не сомневалась, что носит ребенка. Денег у нее с собой было немного, и накопления быстро таяли. Будущее Европы представлялось безрадостным, но куда больше страшило Хильдегард ее собственное будущее.
С обострением кризиса в Европе все, кто был замечен в связях с «Черной рукой», оказывались под угрозой. Хильдегард прекрасно говорила по-английски, но случись кому придраться, она не выдержала бы проверку. Она не знала местного наречия и с трудом понимала региональные говоры. Впрочем, жителей Западного райдинга она понимала хорошо, так как успела привыкнуть к речи Джесси. За свой акцент она тоже не сильно волновалась: однажды Джесси стал ее дразнить, и она спросила, угадали бы англичане, откуда она родом. Тогда он рассмеялся и ответил, что большинство англичан не отличат австрийский акцент от австралийского. Это успокоило Хильдегард, и на все расспросы она решила отвечать, что Наоми Флеминг родилась и выросла в Австралии.
Глава двадцать первая
В последние дни августа, когда за один день при злополучном Приграничном сражении[30] погибли двадцать семь тысяч французских солдат, Сонни наведался в контору своих адвокатов в Брэдфорде. По пути с Мэнор-роу до адвокатской конторы он повсюду встречал приметы готовящейся войны. В окнах висели патриотические плакаты и флаги; юноши с серьезными лицами выстраивались в очереди у мобилизационных центров, и каждый горел желанием внести свой вклад. Многие шли на войну, поддавшись убеждению, что та будет короткой. Военные эксперты придерживались мнения, что «все закончится к Рождеству»; эта же мысль активно пропагандировалась в обществе.
Сонни пришел к адвокату составить завещание; в случае его безвременной кончины холостым и бездетным его состояние надлежало поделить поровну между отцом и братом. Он добавил условие, что, случись ему жениться после составления завещания, состояние должно было перейти к супруге и законным детям. Услышав это добавление, адвокат вопросительно взглянул на него, но Сонни улыбнулся и объяснил, что пока этот пункт чисто гипотетический.
* * *
Париж был охвачен смятением. Большинство парижан не понимали и тем более не могли объяснить, как вышло, что они оказались на войне. Ада, англичанка, далекая от политики и не знавшая, чего ждать, пребывала в полной растерянности. Визит в британское посольство ничего не дал: здание осаждали ее сограждане и толпы людей других национальностей, желающих сбежать в последний оплот безопасности в Европе, каким им виделась Британия. Но ни тем, ни другим, похоже, не удавалось проникнуть внутрь, и Ада вернулась в квартиру и обдумала варианты. Она тосковала по Элеоноре, мудрым советам которой доверяла в подобных ситуациях. Ей также хотелось оказаться в знакомой безопасной обстановке родного дома, хотя его двери давно были для нее закрыты. Внезапно Париж показался пугающим местом, а дом на мысе Полумесяц был как никогда далек.