Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры

Китсон Билл

* * *

Другие герои нашей истории праздновали Рождество по-разному. В Бейлдоне Майкл и Конни Хэйг с восьмилетней Маргаритой, четырехлетним Эдвардом и двухлетним Джорджем устроили традиционный святочный ужин. Праздник омрачало лишь беспокойство о Сонни, брате Конни, уехавшем сражаться во Францию, и горечь из-за продолжающейся вражды между Майклом и Альбертом.

Тем временем в Австралии родители в тревоге прощались с резервистами, призванными для подкрепления на европейские фронты. Все следили за новостями из Западной Европы и опасались за благополучие близких. Джеймс отпраздновал Рождество с Элис и своей большой семьей. Их старшему сыну Солу исполнилось шестнадцать;

он горячо надеялся, что война не закончится слишком скоро и он еще успеет повоевать. Впрочем, матери он об этом не говорил. Цисси тем временем исполнилось тринадцать, Эллен — девять, Филипу — пять, а малышке Мэри — всего полгода.

В доме на мысе Полумесяц остались лишь Альберт и Ханна. Ханна с горечью думала о поворотах судьбы, из-за которых они оказались за рождественским столом вдвоем и ели молча, причем отнюдь не в дружелюбной тишине. Ее любовь к Альберту не испарилась полностью, но значительно ослабла из-за всего, что произошло с момента их переезда на мыс. Состояние Альберта тревожило Ханну сверх всякой меры, хоть она и не желала сама себе в этом признаваться. Перед отбытием Сонни на фронт Альберт, казалось, перестал злоупотреблять алкоголем, но после отъезда сына снова взялся за бутылку. В этом, а также в размолвке Альберта и Майкла Ханна целиком и полностью винила Кларенса Баркера, который, по ее мнению, срежиссировал оба этих сценария, преследуя свои коварные цели.

В других домах на мысе Полумесяц Рождество проходило тоже невесело, ведь почти в каждой семье кто-то воевал за рубежом. Волнуясь за близких, жители Скарборо тем не менее были уверены, что война обойдет стороной их маленький и неприметный приморский город. Ведь Скарборо славился лишь небольшим числом рыболовецких судов, которых с каждым годом становилось все меньше, ровными песчаными пляжами, лечебными водами и светской атмосферой аристократического курорта. Но за одиннадцать дней до Рождества иллюзии горожан разбились вдребезги.

Немецкие линейные крейсеры «Дерфлингер» и «Фон Дер Танн» в сопровождении бронепалубного крейсера «Кольберг» подошли к берегу на расстояние мили и встали у входа в заливы-близнецы. Немцы заминировали подходы к гавани и принялись обстреливать древний заброшенный замок. Поскольку ответного огня не последовало, корабли осмелели и стали обстреливать город. В результате этого вероломного нападения пострадали двести десять зданий и погибли восемнадцать человек, в том числе восемь женщин и четверо детей. Когда дым над Северным морем рассеялся и крейсеры отошли, жители Скарборо еще долго недоумевали, почему могущественный германский флот усмотрел в них угрозу.

* * *

В конторе на Мэнор-роу Кларенс Баркер не терял времени зря и посвящал каждую минуту плетению коварных планов и интриг. Его тревожило лишь одно: слухи о возможной всеобщей мобилизации. Воевать Кларенс не хотел; сама эта мысль была ему ненавистна и внушала страх. Он боялся. Он расспрашивал тех, кого не мобилизовали по состоянию здоровья, пытаясь узнать, какие симптомы могли спасти от призыва. Он даже наведался к нескольким врачам и прощупал почву, ища того, кто поддался бы его уговорам. Если бы ему удалось подкупить врача и получить сертификат о непригодности к военной службе, он избежал бы всех опасностей, связанных с войной.

* * *

Тем временем Джесси Баркер, находившийся в Албании, не догадывался, что в Брэдфорде его ждали две маленькие семьи. Он вообще о многом не догадывался и думал лишь о том, что угрожало его непосредственному существованию. Уже несколько месяцев Джесси скрывался, и до него доходили лишь редкие обрывки информации о конфликте, охватившем всю Европу. Он не знал, кто воевал и с кем, лишь догадывался, что «Черная рука» к этому причастна. Страх вынудил его прятаться, и хотя он уже знал, что находится в Албании, он не мог понять, можно ли доверять албанцам. Рождество четырнадцатого года он провел так же, как предыдущие несколько месяцев: днем прятался

в лесу и поле, спал на улице и выживал с трудом. От денег, которые он носил в сумке, не было никакого проку, но он ни на секунду не выпускал сумку из рук, надеясь, что, когда вернется в цивилизацию, деньги снова ему пригодятся. Медленно он продвигался на юг, попрошайничал или воровал еду — какую придется и где придется. Когда еды не было, пытался питаться ягодами и орехами, но находил их редко. Албанская зима была суровой, и, чтобы выжить, ему приходилось искать укрытие, пусть даже самое примитивное. К концу путешествия Джесси уже не напоминал молодого красивого франта, который завоевал сердца и постели Шарлотты, Хильдегард и многих других. Он изменился до неузнаваемости: похудел, лицо его осунулось, отросшие волосы и борода засалились и спутались, а одежда превратилась в лохмотья и болталась на нем, как на скелете.

* * *

Во Франции тысячи изнуренных вооруженных солдат сидели в окопах и блиндажах, ямах и воронках от снарядов. Они сидели лицом друг к другу, а между ними простиралась ничья земля, изрытая кратерами и огороженная колючей проволокой. Зима приостановила наступление. На этой линии фронта не были слышны рождественские песнопения; там звенели литавры артиллерийских снарядов, надрывно пели минометные орудия и звучал монотонный хор пулеметного огня. На этой линии фронта Сонни сидел в самодельном укрытии и тщетно пытался сражаться с холодом, ужасающими условиями жизни, постоянным страхом и всепроникающим зловонием смерти и разлагающихся трупов.

А всего в пятидесяти милях от брата почти в таких же отвратительных условиях Ада целыми днями ассистировала при операциях в полевом госпитале, куда ее направили. Ее окружали запахи дезинфицирующих растворов и антисептика и тошнотворно-сладкая вонь гангренозных конечностей, которые хирурги зашивали, отрезали, а в особо отчаянных случаях и отрубали, пытаясь сохранить пациенту жизнь.

Тех, кому повезло, отправляли домой в Англию, в Туманный Альбион. Кто-то из них попадал в окрестности Чичестера, где Рэйчел Грэм и ее команда неопытных, но полных энтузиазма сестричек почти не заметили Рождества, пытаясь справиться с наплывом раненых.

Таким было Рождество четырнадцатого года. Худшее ждало впереди.

Глава двадцать вторая

К Рождеству тысяча девятьсот шестнадцатого стало ясно, что обещанная короткая война будет долгой, ожесточенной и кровопролитной. В пятнадцатом году к привычным методам ведения войны добавились новые, более коварные. Одним из таких методов стала концепция «тотальной войны». Теперь война считалась не только противостоянием солдат в форме разного цвета; законной целью становился любой человек с паспортом другого цвета. В разряд врагов попадали женщины, даже беременные; старики, дети и младенцы на руках у матерей. Вероятно, целью такой войны было избавиться от будущих угроз, ведь вчерашние дети могли вырасти и стать сегодняшними врагами, а убийство стариков стирало память о прошлых поражениях.

Реализуя новую и чрезвычайно любопытную философию тотальной войны, Германия объявила подводную блокаду Великобритании, заявив, что любой корабль, который осмелится приблизиться к ее берегам, будет считаться военной целью. Так немцы потопили лайнер «Лузитания», погубив тысяча сто девяносто восемь гражданских, в том числе сто двадцать восемь американцев. Последние стали военной целью, видимо, потому, что говорили по-английски.

Не желая проиграть в гонке современных вооружений, в битве при Лоосе британское командование впервые приказало использовать отравляющий газ. Правда, эффект оказался совсем не таким, как они ожидали: переменился ветер, и ядовитое облако пошло в сторону британцев. Пострадали около шестидесяти тысяч человек. Генералы не просчитали, что есть сила более могущественная, чем они, — природа.