Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы
Шрифт:
— Луиза, проснись! — воскликнул он. — Горит дом Фишеров!
Особняк, построенный по проекту Джеймса и Элис, имел L-образную форму, чтобы в окна попадало как можно больше солнечного света, которого в Австралии было предостаточно. Будь дом обычной формы, он, несомненно, пострадал бы сильнее. Но пожар есть пожар; он всегда страшен.
Главное крыло — вертикальная перекладина буквы L — стояло на холме, чуть выше перпендикулярного крыла; в главном находились комнаты Джеймса и Элис и их дочерей Мэри и Дотти. Также в то время там жила Изабелла Финнеган. Во втором крыле, находившемся ниже, были комнаты Эллен Фишер и ее братьев Филипа и Люка.
Люку
— Одевайся, — сказал Люк, — надо уходить. Пойду разбужу Фила.
Люк бросился в комнату брата; дым тем временем сгустился. Он пытался разбудить Фила, но тот не просыпался. Тогда он выбежал в коридор; Эллен как раз выходила из комнаты. Они взялись за простыню, стащили Фила на пол и выволокли его на улицу, а там уложили на лужайку на безопасном расстоянии от дома. Лишь тогда, повернувшись и посмотрев на дом, они осознали всю опасность случившегося. Главное крыло пылало. Вдали звенел пожарный колокол. Люк быстро сориентировался.
— Оставайся здесь, присмотри за Филом, — приказал он Эллен. — Расскажи пожарным, что случилось. Я возвращаюсь.
— Нет! — прокричала Эллен. — Ты погибнешь, зачем?
Но Люк уже бежал.
— Все будет хорошо, — бросил он через плечо.
Эллен сначала показалось, что ее брат лишился разума: он выхватил из-под Фила простыню и бросился не к дому, а от него. В два шага он добежал до реки, нырнул вместе с простыней и вынырнул, насквозь промокший. Тогда Эллен поняла, что он задумал.
Едва Люк успел войти в дом, как прибыли пожарные. Они начали готовить оборудование, а Эллен объяснила, что случилось. Тогда же прибыл Патрик Финнеган; он бежал всю дорогу и запыхался.
— Изабелла? — спросил он, не успев отдышаться. Эллен взглянула на горящий дом; этот взгляд сказал ему все.
Финнеган бросился к дому, и в тот момент раздался страшный рев и треск обрушившихся деревянных перекрытий. Зазубренное пламя взметнулось в ночное небо; крыша пылающего дома обрушилась на главное крыло. В отчаянии Финнеган рухнул на колени; по лужайке бежала его жена. Фонтаны искр разлетались во все стороны и затухали с угрожающим шипением. Луиза прильнула к мужу; ужас и горе отпечатались на ее заплаканном лице.
Даже движения пожарных казались замедленными, словно те понимали бессмысленность своих попыток. Затем один из пожарных вскрикнул; Эллен, Патрик и Луиза повернулись к дому, не веря своим глазам.
Люк Фишер в дымящейся почерневшей одежде являл собой нелепое зрелище. Он стоял на фоне пылающего ада, завернувшийся в сырую простыню; под ней на его плече лежала его сестра Дотти, а под мышкой он нес Изабеллу Финнеган — та была без сознания, но жива.
* * *
Патрик Финнеган потратил много часов и перевел бесчисленное количество бумаги, пытаясь написать письмо матери Джеймса, но, как он ни старался, жестокие известия не стали легче оттого, что он переписал их сотни раз.
Он обговорил проблему с Луизой, когда они остались наедине. Филип Фишер, его брат Люк и сестры Эллен и Дороти теперь стали членами их семьи. К счастью,
— Как сообщить о случившемся Ханне? Я позаботился, чтобы в компании никто ничего не сболтнул, но не могу подобрать подходящие слова, чтобы смягчить удар. Как сообщить пожилой женщине, что ее сына, невестку и внучку постигла столь страшная смерть?
— Это нелегко, — согласилась Луиза. Некоторое время они сидели молча и раздумывали; наконец Луиза встрепенулась. — Может, просто отправить ей газетные вырезки?
Через несколько дней после пожара один из наиболее ретивых журналистов допросил одного из пожарных, работавших в ту ночь на вызове. Ему удалось раздобыть подробности о том, как Люк Фишер спас сестер, брата и Изабеллу Финнеган. Репортер также поговорил с местными и теми, кто знал Фишеров, наведался в офис «Фишер-Спрингз» и с каждым интервью узнавал все больше и больше. Статья появилась через два дня после тройных похорон; впоследствии ее перепечатали во всех национальных и местных газетах с заголовками, в которых содержался главный факт. «Тринадцатилетний герой»; «Мальчик тринадцати лет спасает четверых от адского пожара»; «Их спас мальчишка»; «Он вернулся в ад: храбрый мальчик спасает четыре жизни».
— Если Ханна узнает о поступке Люка от нас и прочтет заголовки, известия о подвиге внука, возможно, смягчат удар. И мы должны рассказать, чем ему обязаны.
— Ты права, — задумчиво согласился Патрик. — Знаешь, теперь я буду часто с тобой советоваться. Я и не догадывался, как много трудились Джеймс и Элис. Дела в компании шли так хорошо, что я не замечал, сколько усилий они вкладывали в развитие бизнеса. И теперь я то и дело оглядываюсь, хочу спросить их о чем-то… а никого нет, и никто мне не отвечает. Теперь я понимаю, как одиноки бывают управляющие большими компаниями. Не говоря о том, что после биржевого краха в мире бизнеса царит полный хаос.
— Ты справишься. Поэтому Джеймс и сделал тебя управляющим, — уверенно произнесла Луиза.
— Надеюсь, ты права, но понадобится потрудиться. А у Джеймса, оказывается, было все продумано даже на такой случай. Разве я смогу с ним сравниться?
— Просто постарайся, — успокоила его Луиза.
* * *
Похороны должны были пройти без шумихи, но новость о пожаре попала в прессу, а «Фишер-Спрингз» была слишком известной компанией, и без ажиотажа не обошлось. Присутствие на похоронах выживших, потрясенных и несших на себе померкший, но все еще отчетливый след испытаний, которые им пришлось пережить, оказалось слишком лакомым кусочком для прессы. Единственным журналистом, не писавшим о трагедии, был муж Цисси Фишер, ведь горе непосредственно затронуло его самого.
Пока погибших провожали в последний путь, Цисси стояла рядом с Филипом и держала за руку сестру Эллен. По другую сторону от брата стояла Дотти. Они поддерживали друг друга и пролили море слез, но их брат Люк Фишер держался особняком; он был мрачен, но не проронил ни слезинки.
Люк Фишер словно в одночасье превратился из мальчика в молодого мужчину. На похоронах это стало заметно. Луиза Финнеган сказала мужу:
— Он знал, что все будут на него смотреть, и решил не выказывать эмоций, чтобы журналистам было не за что зацепиться. Поразительный самоконтроль, особенно если учесть, что он еще ребенок.