Дом на Уотч-Хилл
Шрифт:
— Я отняла жизнь, — надломленно произнесла я. — Я обречена?
Эсте свирепо обняла меня.
— Никогда так не думай! Подумаешь так — опять впадёшь в то состояние. Это была не твоя вина. Это вина того, кто пробудил тебя, зная, что ты не обучена. Это не на твоей совести, и даже не смей тащить это на себе.
Я слышала зерно правды в её словах, но для моего сердца это не имело значения. На рассвете я похороню каждый из почерневших скелетов, всех летучих мышек и белочек, устроившихся в своих гнездах и дремавших; птиц; змей, прятавшихся в гуще кустарников; грызунов и кота, хотя я даже не догадывалась, что
Я действительно убила мужчину в амбаре?
Если так, то по словам Эсте, для меня уже нет пути назад. И по её словам, я не только должна скрывать от горожан, что я могу быть не Кэмерон, но ещё и умалчивать о том, что я, возможно, убила, не дав клятвы. Опасность, опасность всюду.
Я ведьма. В этом отношении у меня не осталось больше ни капли сомнений.
Ещё и чертовски могущественная ведьма.
И вполне возможно, что очень, очень плохая. На кратчайший момент я испытала ещё один прилив ярости. Если бы только мама сказала мне, если всё поистине сводилось к выбору, мы могли бы научиться быть хорошими, разве нет? Она была доброй, я была доброй — само собой, мы могли бы стать светлыми! Нет ничего такого, чего бы не смогли достичь два любящих друг друга человека, сделавших сознательный выбор и соблюдавших дисциплину.
Я быстро и крепко подавила свою ярость. Я больше не имела права на сильные чувства. Роскошь эмоций, как и всё остальное в моей жизни и в моём будущем как ведьмы, придётся заслужить. Я свирепо поклялась, что больше никогда не соскользну в столь ужасающую тьму.
Если выбор стоял между тем, чтобы нанести вред мне, кому-то ещё или миру, то я свирепо клялась, что в следующий раз принесу в жертву себя. Но следующего раза не будет.
Ах, клятвы, которые мы даём с таким абсолютным убеждением.
Я начала гадать, может, вселенная использует их, чтобы испытать нас.
Глава 18
Алисдейр
Это началось в невинности, как и многие величайшие зверства мира.
Я должен знать, я был свидетелем бесчисленных актов зла, и зачастую даже их виновником до того, как меня приговорили к этому аду, вынудили быть вечно близким и всё же вечно разлучённым с Рианнон, которая терпит свой собственный ад от рук наших врагов.
Но я отхожу от темы.
История Зо Грей до сих пор развивается; есть более старая история, которая должна быть рассказана. Я, может, и приговорён к вечности, но мой враг не знает такого бессмертия, лишь раз за разом обманывает смерть. Однажды я каким-либо образом остановлю это. Я одержу победу.
Это история, которая начинается сотни лет назад.
Дитя понятия не имело, кто она такая.
Как и те, кто её растил.
Мир покинутой малышки неизвестного происхождения сводился к хижине с земляными полами и соломенной крышей, состоящей из одной комнаты с двумя чердаками для сна и постоянно изменяющимися чудесами полей и ручьёв,
Однажды возникнет немало дебатов о том, отколь она пришла — к тому моменту, когда она уже скандально прославилась — но скромные крестьяне, которые бесконечно мечтали о своих детях, но лишь оказывались такими же бесплодными как и большинство злосчастных пересохших полей, не страдали такими заботами. Это было благословение, что младенец обнаружился на их пороге в тёмную и штормовую ночь, столь неспокойную, что они не услышали бы её крика, если бы не минутное затишье, в момент которого один душераздирающий плач пронзил ночь.
Утащив промокшую малютку в свой дом и сердце, пара не задавала никаких вопросов. (Лишь один раз приглушённо пошептались меж собой, что она может быть нежеланным внебрачным отпрыском их лэрда). Ни об изысканных вещах, в которые она была запелёнана, ни даже о толстом мешочке с золотом, который навеки изменил бы их благополучие, вот только они аккуратно припрятали его за камнем в уголке их хижины, высоко, под самыми балками крыши. Любовь дитя нельзя купить и оплатить, её можно лишь получить в дар, как они получили её от этой малышки.
Они поклялись, что однажды золото перейдёт в её руки, обеспечив ей славного мужа и жизнь без забот. Но до того времени она познает неприукрашенные, зачастую суровые правды сменяющихся времён года и почвы, ценность заполненной кладовой, тепло любви, не развращённой глупостью и дешёвыми безделушками.
Это началось с невинности и благих намерений, как начинается многое великое зло.
Ребёнку было семь — юная девчушка несравнимой очаровательности и дружелюбной натуры — когда её мать упала с крыши, которую она латала, пока её муж уехал заплатить ежегодную десятину. Её мама неудачно приземлилась, и угол, под которым её шея вывернулась на каменной плите, алая лужа, нимбом расползавшаяся вокруг её головы, наполнили дитя ужасом того, что смерть близка.
Пока она стояла, завывая от горя и наблюдая, как лицо её мамы делалось бледным как снег, а глаза стекленели, Смерть воистину пришла; великий Араун, кельтский бог Потустороннего Мира, в длинном развевающемся плаще, будто прибывший среди дикого шторма.
Закричав, дитя бросилось на тёмного мужчину, требуя, чтобы он её не забирал — голосом, который не допускал сопротивления, голосом, которому её никто не обучал, голосом, который исходил из крови и костей.
Смерть потребовал: «Ты уверена, что желаешь этого?»
«Да, — прокричало дитя. — Оставь её в покое! Верни её мне!»
«У этого есть цена», — сказал Смерть.
«Меня это не волнует!» — закричало дитя.
Смерть улыбнулся. «Однажды будет волновать».
С этими словами тёмный мужчина исчез.
Когда её мама поднялась с камня, выглядя шокированной и сбитой с толку, щеголяя гадкой, но небольшой ссадиной на коже головы, дитя бросилось в её руки, и они цеплялись друг за друга, рыдая от облегчения.