Дом на Уотч-Хилл

Монинг Карен Мари

Неделю назад? Абсурдные мысли.

Сегодня? Всё слишком пугающе правдоподобно.

Пусть Кован восстановил урон, который я нанесла, я ещё не дала клятву им, и, что более важно, по моим подозрениям, они также не давали клятву мне. Мистер Бальфур отдал приказ, так что они подчинились. Я подозревала, что было бы сложно объяснить множеству Бледнокровных в Дивинити, как непосредственное окружение сгорело за одну ночь, но только по периметру и не затронуло дом. Мудрее было восстановить всё, пока странность не была замечена.

Я подумывала почитать записную книжку, которую составили для меня Эсте и Далия, но и её посчитала

опасной. Я могла найти в их руководстве нечто расстраивающее (помимо постоянного напоминания о том, что написавшие его женщины врали мне десятилетиями), и более того, кто мог дать гарантию, что один из бестелесных рассказчиков в доме не завладеет его страницами?

Я ничему не доверяла. Ни написанным словам, ни произнесённым.

Что же мне оставалось?

Невербальный язык тела, танец старый как само время, существовавший ещё до любого языка. Учитывая те колоссальные сложности, которые мужчины и женщины испытывали при общении друг с другом, подумала я, забавляясь, возможно, так и должно было оставаться. Молчание, не считая охов и стонов.

Я жаждала обрушить колоссальность своих нестабильных эмоций на тело мужчины. Вылить всё это из меня, утопить его в этом. Отвлечь себя, забыться, утратить всякое ощущение времени и места в эротизме взрывной мужской похоти. Встать сильнее, яснее, сдержаннее, ибо я выпустила это.

Возможно, раз я ведьма, моя страсть заставит траву расти роскошнее, побудит цветы распуститься, подумала я со слабой улыбкой. Мне сложно было поверить, что то, как я чувствовала себя в момент занятия сексом, могло внести в мир что-либо, кроме хорошего, если это вообще как-то проявлялось. Само собой, как и в случае с людьми, для ведьм секс был просто сексом, верно?

Тяжело вздохнув, я заверила своё отражение, что я выглядела симпатичной и желанной, и что Девлин будет в восторге, увидев меня; затем повернула ручку двери, переступила порог и тут же грохнулась лицом вниз.

Застонав, я перекатилась и посмотрела, обо что споткнулась.

О Боже.

Я долго смотрела на предмет. Мне не нужно было проверять обратный адрес, чтобы знать, что это такое.

И всё же приносить это сюда было, по моей оценке, невероятно рискованным поступком со стороны мистера Бальфура. Если только он не открыл его и не закрыл обратно, стащив всё, что могло заставить меня испытать сильные эмоции.

Моя рука лишь слегка дрожала, когда я потянулась к бланку с логотипом «Бальфур и Бэрд», лежащему поверх картонной почтовой коробки.

«Вопреки тому, что вы думаете, я его не открывал. Я ваш адвокат и защитник, а не угнетатель. Я верю, что вы сделаете абсолютно всё возможное, чтобы сдержать свои эмоции. Если почувствуете, что не справляетесь с задачей, напишите мне или позвоните. Я тотчас же приеду и безопасно проведу вас через процесс».

В следующих строках я почти слышала его тяжёлый сердечный вздох.

«Юная Зо, ты так сильно напоминаешь нам с Леннокс наших детей. Эрин тоже была… во многом проблемной. Некоторые рождаются с чем-то большим. Наша дочь пришла в мир со многим в изобилии, и всё же её свет намного превосходил её мятежные пути, и твой тоже превосходит. Верь в себя. Никогда не теряй этой веры. Её невозможно у тебя отнять. Её можно лишь отдать. Воры, пытающиеся её украсть, это знают. Они рассчитывают на то, что ты не будешь этого знать».

Я подтянула

посылку к себе и долго сидела, баюкая в руках коробку, вмещавшую в себя содержимое огнеупорного сейфа моей матери. Что бы она ни решила защитить от потенциальной катастрофы, либо чтобы спрятать от меня, либо чтобы оставить это мне, я найду это внутри.

Наконец-то ответы?

Прижимая коробку к груди, я рывком поднялась на ноги, поспешила обратно в свою комнату, закрыла и заперла дверь за собой.

Сексу с Девлином придётся подождать. И в зависимости от того, что я найду внутри, возможно, он окажется ещё более необходимым, чтобы сохранить мою хватку на сдержанности.

Глава 20

Моя возлюбленная дочь,

Где есть любовь, там нет закона.

Нет необходимости в законах, и нет такого закона, который ты бы не нарушила.

С момента, когда я взяла тебя на руки, я знала, что нет ничего, чего я бы не сделала ради тебя. Не существовало цены, которую я бы не заплатила, чтобы смотреть, как ты вырастаешь сильной, любящей, стойкой женщиной, которой ты стала. Я знала, что испущу свой последний вздох, чтобы удостовериться, что ты будешь жить, иметь детей и познаешь счастье. И никогда, никогда не выпьешь яду, который я вкусила в слишком юном возрасте.

Я совершила бесчисленное множество ошибок. Мы все ошибаемся, как бы сильно мы ни старались. Каждый раз, когда я выдирала твои корни и тащила тебя в очередной город, ещё одна частица моего сердца разбивалась. Я жаждала дать тебе жизнь, о которой ты мечтала, и всё же, чтобы дать тебе хоть какую-то жизнь, мне приходилось делать именно то, что я делала, и выбора не оставалось.

Я молюсь, что вопреки моим ошибкам, вопреки моей неспособности ясно предвидеть будущие пути, я добилась успеха, и ты не падёшь жертвой ужаса и проклятья, которое именуется твоим «правом от рождения».

Если ты читаешь это письмо, я умерла до того, как тебе исполнилось двадцать пять.

Я закрыла глаза, сумев интерпретировать это лишь с одним смыслом: если бы мне исполнилось двадцать пять, и я навсегда осталась Бледнокровной, она бы уничтожила письмо, добившись своей цели. Вздохнув, я подняла веки и продолжила читать.

Поскольку надежда ещё есть, я могу немного рассказать тебе. Чем меньше ты знаешь, тем тебе безопаснее. Но ты должна знать некоторые вещи, которые Эсте поведает и поможет тебе с ними. Я доверилась ей, чтобы она и Далия могли прийти на помощь, если трагедия унесёт меня в молодом возрасте. Далия имеет копию этого письма (запечатанную, и лучше бы ей оставаться запечатанной до сих пор, чёрт подери — эта пронырливая, осуждающая ведьма!) на случай, если содержимое сейфа не сможет безопасно попасть в твои руки. Мы с Далией, может, и терпеть не можем друг друга, но она поступит правильно в отношении тебя. Я безжалостно использовала на ней глубокое зрение, чтобы убедиться, что могу ей доверять (это не только невыносимо больно, но и может принести долговечный урон, если делается неподобающим образом или агрессивно) — одна из многих вещей, за которые она меня никогда не простила.