Дом Ветра

Савански Анна

***

За окном шумела майская ночь. Такая теплая, такая необыкновенная. Небо чудилось бесконечным, неизведанным и чарующим. По чернильному небосклону проплывали, словно стайки лебедей, перистые, почти не заметные облака. На ветру колыхались ромашки, лилии и пионы, волнуя это цветное море, мерцая в лунном свете, повторяя дуновения весеннего ветерка. Невидимые соловьи пели посреди неба, благословляя ночь, и, казалось, только благодаря им так тонко пахли цветы, и так остро ощущалась страсть. Ночь, как всегда, была полна сюрпризами. Где-то далеко ворковали

голубки, создавая вместе с соловьиной трелью милую мелодию. А запах майских цветов сливался с ароматом лондонских улиц, наполняя трепетом и нежностью. Город погрузился в легкий сон, позволяя ночным маленьким радостям торжествовать в нем, разносить дурман по проспектам и площадям. Столица находилась в мягких объятьях сна, отдыхая от шума и суеты, готовясь у новому утру.

— Так дело не пойдет, — прошептала Джулия, прижимаясь к мужу. — Так скоро у нас появиться еще один ребенок, а нам и так тесно, ведь Роберт вырос, и Элеонора подрастает.

— Нам не будет тесно, — ответил Джордж, Джулия непонимающе захлопала ресницами. — Мы скоро переедем.

— Куда? Ведь у нас нет денег купить что-нибудь! — возразила Джулия, выскальзывая из объятий мужа.

— Почему? У нас есть квартира! — возразил он. — У нас есть большая квартира на Бонд-стрит, мы сделаем ремонт.

— Это квартира твоего отца! — от былой идиллии не осталось и следа, в принципе, с Джулией было всегда так. Ее испанский темперамент давал о себе знать: она легко воспламенялась, и они быстро переходили от страсти к спору.

— Это моя квартира, она стала моей с совершеннолетием! Почему тебе так сложно это принять? Это чудное жилище, — спокойно проговорил Джордж.

— Джордж, мы...

— Все налаживается Джулия, я дам тебе достойную жизнь. Ты мне веришь? — он обнял ее, Джулия почувствовала, как счастье и тепло разливается по жилам.

— Верю. Значит, будем делать ремонт? — на ее лице появился знакомый румянец, а глаза озорно засияли.

— Будем. Все, как ты захочешь, — оправив одежду, забрав бокалы с вином, они отправились в дом.

Утром они долго нежились в постели, купаясь в утреннем солнце, заливавшем помещение. Дженни открыла дверь; для нее было трудно осознать, что теперь у нее комната, отдельная от родителей. Она вошла и запрыгнула на постель между мамой и папой. Джулия прижала дочь к себе, весело рассмеявшись, Джордж как-то странно посмотрел на всех.

— Поехали смотреть квартиру, — произнес он. — Я сам там был пару раз.

***

Октябрь 1948.

Новости были утешительными. Злость и обида так сильно засели в ее душе, она просто сроднилась с ними. Но радоваться совсем не хотелось, не получалось, да и разве можно было радоваться чужому несчастью? В первые минуты ее охватило это чувство, когда в середине лета позвонила Энди, сообщая, что Мириам родила мертвого ребенка. Елена хотела торжествовать, но мораль и совесть не позволяли ей это делать. Как же все сложно было!

Прошел почти год, а она так и не ощутила себя свободной. Ей нужна была отдушина, и она ее нашла. На одной из выставок в галереи, где устраивал

свое выставку один из знакомых Джулии — фотограф Йен Фергасон, который уже выставлялся почти полгода назад у них. Елена не успела с ним познакомиться, так как и прошлую, и эту выставку вела сама Джулия. В прошлый раз она готовилась к экзаменам, а в этот уезжала с Верой в Париж по делам музея. Вере нужна была помощь в переговорах, да и она посчитала, что дочери необходимо развеяться.

— Кто эта очаровательная леди? — спросил он у Джулии, глядя на Елену, одетую в серое платье и в туфлях на высоченных каблуках. Она уже шла к ним и знала, что он спрашивал у Джулии; от его жадного, поглощающего взгляда просто нельзя было укрыться.

— Елена Сван, куратор, — произнесла Елена, протягивая руку.

— Йен Фергасон, — он поцеловал тыльную сторону ладони.

— Я пойду к Джорджу, который мило беседует с какой-то блондинкой, — Джулия мило улыбнулась, хотя Лена знала эту хитрую улыбку.

— Иди, иди, покажи, кто в доме хозяин, — сказала ей Елена. Она ушла, оставив их наедине.

— Вы любите фотографии? — спросил он.

— Да, я часть этого праздника, часть Галереи Фоксов.

— А я владелец этих работ, — Елена слегка отвернулась от него.

— Я знаю.

— А Джулия Лейтон — ваша подруга? — спросил он, его взгляд ласкал.

— Да, мы уже давно дружим, а вы как с ней познакомились? — Елена отпила вина.

— Я был знаком с ее матерью, еще тогда, в далеком тридцать шестом, я был молод, мне было восемнадцать, — значит, сейчас тридцать, прикинула Елена. — Я просил дать мне возможность, но она уезжала, запирая галерею. Потом началась война, я проводил выставки по возможности, если позволяли любовницы. Война закончилась, и я узнал, что галерею открыли, раздобыл деньжат и упросил Джулию. Она нравится мне, — отстранено произнес Йен.

— Она замужем, — возразила Елена, — они вместе уже три года. А вы женаты? — она одернула себя: какого черта она задает такие вопросы постороннему человеку.

— Разведен, и нет детей. А вы?

— Я свободна, оправляюсь после неудачной любви. Он бросил меня, чтобы жениться на богатой наследнице, — это прозвучало горько.

— Вот как — брак по расчету? — он приподнял бровь.

— Не знаю, какое это имеет значение сейчас, — ответила она, загадочно смотря ему в глаза.

— Не хотите потанцевать? — и они поставили бокалы на поднос официанту.

Потом он вывел ее из толпы, прижал к стене, поцеловал, но Елена не вырывалась, а прижалась сильней. Его руки скользили по ее стану, проникая под юбку, она ощущала его возбуждение и таяла от того, что уже давно не ощущала такой ласки. Она очнулась, как услышала звук молнии, оттолкнула его от себя, отходя в сторону.

Йен ушел, оставляя ее одну. Нет, это было сильнее ее, забыть Тома она не могла, слишком сильно любит, но Елена должна это сделать, ради себя. Несколько дней спустя Елена пошла прогуляться по магазинам и снова встретила Йена, он улыбался, когда заметил ее, и, расплатившись, подошел.