Домбайский вальс
Шрифт:
Неделя переложил затекшие от умственного напряжения ноги и случайно бросил взгляд на верхний трёхлинейный угол комнаты, где тусклый свет лампочки, горевшей вполнакала, слабо освещал красивую паутину. В её центре сидел паук. В детстве, в русских деревнях, таких называли "косиножка". Мухи впали в зимнюю спячку. Паук терпеливо ждал весны.
– Посмотрите, Всеволод Филиппович, какое изумительное совершенство природы!
– сказал Неделя.
– Что это ещё за технократия такая?
– Спросил Брюханов,
– Возьмите хотя бы пресловутый спор физиков и лириков, на котором делают себе карьеру прохвосты журналисты. Физики - это и есть технократы. Спор, конечно, пустяшный, не стоит выеденного яйца. И никто, из уважающих себя людей, к нему не относится всерьёз. Просто технократы в шутливой форме вырабатывают свою платформу. Им необходимо осмыслить свою позицию для принятия решений.
Кто-то заглянул в комнату, сказал: "Ой, простите! Кажется, я опять попал не туда". И с ожесточением захлопнул дверь. В пятнадцатую палату проник тухловатый запах квашеной капусты. Неделя, сморщившись, потянул носом воздух и произнёс недовольно:
– Фу-у! Опять эта вонючая капуста.
Брюханов поскрипел кроватью, пытаясь поймать мотив марсельезы:
– Значит, по-вашему, уважаемый Александр Христофорович, всё едино? Что у нас, что у них - за бугром? Чепуха! Известное заблуждение всех учёных точных наук. Они всегда думали, что только наука способна создать рай на земле. Наука наукой, но нельзя забывать общественные отношения. Только при урегулированных человеческих отношениях возможно то, о чём вы говорите. Между прочим, это чистейший интеллектуализм. Рано, рано, Александр Христофорович, сбрасывать со счетов волю и чуства.
– А разве, уважаемый Всеволод Филиппович, марксизм отрицает создание коммунистического общества на всей земле?
– Да, но не путём технологической революции, как вы её называете, а путём социального переустройства, - согласно возразил Брюханов, покашляв и проглотив мокроту, не решаясь её сплюнуть.
Неделя задрал штанину и громко почесал ногу. Где голеностоп.
– Скажите, Александр Христофорович, а вы сами кто - технократ?
Неделя хитро взглянул на Брюханова своими вишнёвыми глазками и засмеялся весело и озорно:
– Возможно.
– Вот что интересно, - раздумчиво проговорил Брюханов, - я много раз замечал, что человека не устраивают общепринятые категории, пусть даже они будут тысячу раз правильными. Всякий раз человек самонадеянно тщится создать своё представление о мире. По-видимому, считает, что лучше заново открыть Америку, чем принять её существование на веру.
– Это всё интеллигенты, - усмехнулся Неделя.
– Это они, наивные, придумали веру, чтобы объяснить то, чего объяснить они не могут. Вместо веры должно быть знание.
– Вот, например, - продолжал Брюханов, не
– Помилуйте, Всеволод Филиппович!
– сделал удивление Неделя.
– Причём здесь кокетство? Человек творческая натура. Каждый хочет быть участником во всём. Оригинальничание - это лишь сознательный, но чаще бессознательный, стихийный протест против омассовления. Никому не хочется быть быдлом. Даже у Левича, смею предположить, есть какой-нибудь свой небольшой протестик. Правда, все эти протесты и протестики обречены на провал. Это неизбежно, ибо закон есть закон. Dura lex, sed lex.
– Интересно, а где же в этой жизни место для любви, для красоты, для женщины, в конце концов?
– Если вы, уважаемый Всеволод Филиппович, имеете в виду нагорную проповедь. И являетесь приверженцем сомнительной максимы "возлюби ближнего своего, как самого себя". То я вам на это попробую возразить. Нынешнему гомо сапиенсу проще возлюбить Владимира Ильича, Иосифа Виссарионовича, Якова Михайловича, Феликса Эдмундовича или Лазаря Моисеевича, чем собственную жену и даже собственных чад. Вы, вероятно, знаете этот известный парадокс. Любое слово теряет своё значение, смысл, если его произносить вслух энное число раз подряд. Истину нельзя навязывать. Её нужно преподносить исподволь, как в искусстве.
– Вы любите искусство?
– недоверчиво спросил Брюханов.
– Я вижу, Всеволод Филиппович, вам не терпится обвинить меня ещё и в отрицании искусства. На это раз у вас ничего не выйдет. Хотя отрицание необходимая для нас вещь. Мы разучились отрицать. Да, я люблю искусство. И в первую очередь музыку. Только не оперу. Оперу я не люблю. Это профанация. Люблю поэзию, как вы уже изволили убедиться. Прозу не люблю. Болтовня. И потом всё так длинно, нудно. Люблю балет. Очень люблю. Обожаю Прокофьева. А вы?
– Я тоже люблю. Однако так тонко, как вы, я в искусстве не разбираюсь. У вас, надо полагать, изысканный вкус.
– Благодарю вас. Вы мне льстите. В плане философском я рассматриваю искусство несколько шире, нежели принято обыкновенно понимать. Искусство, по-моему, это не только музыка, живопись, поэзия и так далее. Это лишь некоторые частные формы. Искусство - это всё прекрасное, созданное искусственным путём. Причём прекрасное в своём роде. В своей, если так можно выразиться, системе координат. Прекрасным может быть, например, мост, теорема, дом, симфония, лыжи. Я бы сказал так: прекрасное это равновесная система, в которой все составляющие её части взаимно уравновешены. Гармония - это и есть равновесие. Вы меня понимаете? Когда нет ничего лишнего. Антитеза искусству является естество. Это то, что создано природой. В системе представлений зоолога лягушка тоже может быть прекрасной, хотя для многих простых людей она отвратительна.