Домбайский вальс
Шрифт:
– С вашими внешними данными у вас получится всё, милая Светлана Аркадьевна. О ваших внутренних данных я не говорю, потому что пока я с ними, к сожалению, не знаком.
– Фу! Как вам не стыдно! Я всё же женщина, Юрий Гаврилович, и вправе требовать к себе уважения.
– Помилуйте, Светлана Аркадьевна! Я не имел в виду ничего такого. Предосудительного и двусмысленного.
Света была научена жизненным опытом, что мужчин надо брать измором и загадочностью. Поэтому она прошептала едва слышно, но достаточно,
– Мне говорили, что вы замечательно поёте, это правда?
– Насколько замечательно это у меня получается, судить не мне, Юрий Гаврилович. Но я действительно немножечко пою. Особенно когда выпью советского шампанского или игристого цимлянского.
– Она звонко хрипло расхохоталась, восхитившись своей удачной шуткой, демонстративно обнажая красивые влажные зубы, чуть-чуть щербатые и отогнутые кпереди, что делало её улыбку не только обаятельной, но ещё вдобавок и оригинальной.
"Красивая стерва!" - вновь подумал Лесной, откинувшись на стуле, который жалобно затрещал, предупреждая, что готов развалиться, если сидящий на нём медведь будет продолжать в том же духе.
– Хотелось бы послушать, - проговорил Лесной прямым намёком.
– "Спой светик, не стыдись", как высказался когда-то Иван Андреевич.
– Какой ещё Иван Андреевич?
– насторожилась Света.
– Это один из моих знакомых, - ответил Лесной, нахально позёвывая.
– Я, может быть, вас с ним познакомлю.
– Он имеет отношение к кинематографу?
– В известной мере.
Света решила, что следует развить наступление. Она оглядела Лесного с ног до головы затуманенным взглядом чего-то многообещающего и произнесла красноречиво, как говорящая ворона, вообразив себя перед камерой:
– Ну, и видок у вас, Юрий Гаврилович! Настоящий комик.
– Да, - усмехнулся Лесной и развёл большими руками. Он посмотрел сквозь очки на свой живот и выглядывающие из-под него толстые, как у слона, ноги.
– Видик, кажется, действительно весьма и весьма нелепый. Что поделаешь! Охота пуще неволи. А лыжи пуще охоты. "Зима приходит - и я норвежец. Норвежец до первых весенних дней", - продекламировал он с хорошо поставленной дикцией густого голоса.
Его могучую грудь и толстый живот рельефно обтягивал нескладный серый свитер грубой деревенской вязки; трикотажные штаны, надетые поверх махровых кальсон, сильно вытянулись и висели на коленях смешными и неряшливыми пузырями; на ногах красовались совершенно невообразимого размера высокие горнолыжные ботинки, с красными пятками и двойной шнуровкой. Едва удалось в пункте проката подобрать для него ботинки старого образца. Новых, с клипсами, по его стопе не нашлось. Света расхохоталась-затряслась, придерживая руками пышные груди, чтобы они не отвалились. Казалось, она вот-вот рассыплется на мелкие шарики, и тогда они покатятся по полу, как орехи, по углам, под стулья, под кровать.
–
– Я знаю. Вы не первая, кто мне это говорит.
– Нет, я вполне серьёзно, - едва выдавила она из себя, содрогаясь всем своим красивым телом.
– Я верю. Так мы идём, мой милый эскулап?
– спросил Лесной, которому надоел это нелепый флирт.
– В такую погоду! Вы с ума сошли! Вы просто спятили! Тихий ужас! В такой жуткий мороз только чертей морозить, - поморщилась она красиво и снова завела глаза в сторону и кверху.
– Что поделаешь, Светлана Аркадьевна! Вы же знаете - фатальный случай. Божественный Тонис поклялся обучить мой нескладный организм лыжному повороту из полу-плуга за четыре дня. И заключил пари на эту тему с Юрой Яшиным. Разыгрывается бутылка армянского коньяка "пять звёзд". Теперь я подопытный кролик и себе не принадлежу. Сегодня второй день творения. Если вы не пойдёте, мы рискуем остаться при своих.
– В вашей палате теперь два кролика, - удачно сострила Света.
– Вот именно, - признательно засмеялся Лесной.
– А как себя чувствует этот бедный мальчик? Кажется, его зовут Павлик, если я не ошибаюсь.
– О, превосходно! Этот педагогический синяк под глазом, надо полагать, значительно обогатит его житейский опыт. Ничего страшного. До первой свадьбы заживёт. Сейчас, наверное, мои сокамерники сидят там и дуются в покер. Кстати, мальчика, которого вы назвали Павликом, на самом деле зовут Порфирий. Ласково - Фира.
– Боже, какой ужас!
– успела вставить Света.
– Если я не оправдаю надежд Тониса, - продолжил Лесной, - то буду проклят. И ныне, и присно, и во веки веков...
– Вот кретинизм!
– восторженно заявила Света.
– Аминь!
– заключил Лесной.
– Что вы сказали, милый хирург?
– Я сказала: кре-ти-низм. Это такая эндогенная болезнь. Признаки её: расстройство роста, нарушение пропорций тела, одутловатость лица и задержка психического развития. Вы удовлетворены ответом?
– Вполне. Можете не продолжать, благодарю вас, вы очень любезны, очаровательный дантист. Однако прошу принять к сведению, что Тони Зайлер - заметьте, душка уролог, почти Тонис - обучает лыжному искусству любой шкаф за три дня. И берёт за это сущие пустяки: с мужчин дюжину австрийских шиллингов, а с женщин - поцелуй в губы.
– Да, но вы не шкаф, вы - тирольский дом.
В комнате назойливо пахли янтарной смолой почерневшие брусья лиственницы, из которых были сложены стены. Этот древесный горько-сладкий запах не могло перебить даже зловоние задумавшейся квашеной капусты, набегавшее волнами с нижнего этажа, где была столовая. За стеной слышался привычный шум туристской весёлой жизни: беготня, шум, крики, женский визг. Лесной посмотрел в потолок, похожий на паркетный пол, ища там ответ на выпад Светы, и сказал: