Домбайский вальс
Шрифт:
– Скажите, Александр Христфорович, вы думаете о смерти?
– О смерти?
– переспросил Неделя, выражая крайнее удивление учащённым скрипом кровати.
– Ещё чего не хватало! Чего о ней думать? Она сама придёт, когда наступит срок. Раньше думал, в молодости. А потом я представил себе, что лет, скажем, через сто на земле не останется никого, кто теперь живёт вместе со мной на этом шарике. И часто портит мне настроение. Ужасно много дураков. И сразу стало как-то легче. Я осознал себя в большой и весёлой компании. На миру и смерть красна. Однако я твёрдо придерживаюсь правила: Memento mori! Нам надо торопиться.
–
– сказал Брюханов, не скрывая раздражения.
– До чего люди точных наук назойливо пытаются объяснить всё, буквально всё. Даже искусство, эта "езда в незнаемое", не может оградить себя от их грубого посягательства.
– Мы такие, - усмехнулся Неделя.
– Ну, ладно, Всеволод, Филиппович, - прибавил он, поднимаясь с кровати.
– На сегодня, пожалуй, достаточно. Мы с вами неплохо поупражнялись в умственной эквилибристике. Иногда полезно облечь чепуху в наукообразную форму. Пора бриться.
– Так это всё были шутки?
– произнёс растерянно и разочарованно Брюханов.
– Признаться, я так и думал. Скажите, уважаемый Александр Христофорович, когда вы бываете настоящим?
Но Неделя не успел ничего ответить, потому что в этот момент, погас тусклый свет, и в пятнадцатую палату вползла холодная темнота. Вслед за нею устремился с каждой минутой увеличивающийся мороз. За стеной, в коридоре, послышался топот ног, смех, визг и крики: "Авария! Авария!" А кто-то вообще прокричал несуразное: "Вот тебе, бабуся, и Юрьев день!"
X
Ей показалось, что под полом скребутся мыши. Света капризно топнула ногой - тихий скрежет прекратился. Но через минуту снова возобновился. Теперь он возник гораздо выше пола - кто-то явно царапался в дверь. "Ах!
– догадалась Света.
– Какая я набитая дура. Это не мыши, это режиссёр припёрся и царапает ногтями дверное полотно. Это у него такая миленькая шутка. Вместо того, чтобы просто постучать в дверь костяшкой пальца".
Она кокетливо, но элегантно дотронулась с разных сторон до сложной причёски "вшивый домик", позаимствованный ею из кинофильма "Бабетта идёт на войну", убедилась ощупью, что она в порядке, и на время успокоилась. Заглянула мельком в зеркало, оценила свои красивые глаза, с подведенными жирным чёрным карандашом тяжёлыми веками, поправила пальчиком отогнувшуюся ресничку. Показала зеркалу кончик розового языка, сморщив маленький, облупившийся от горного солнца носик. Одёрнула пёстрый свитер, облегавший её аппетитные формы сдобного тела. Провела, любовно поглаживая себя руками по бокам, кокетливо отклоняя голову. И громко крикнула приятным каркающим голосом:
– Да-да! Входите, дверь открыта.
Вошёл, неуклюже переставляя ноги, обутые в горнолыжные ботинки, стараясь не грохотать ими по полу, громоздкий, как шкаф, Юрий Гаврилович Лесной. Он был очень большой, толстый, и лицо у него было большое, доброе и круглое, как опара на дрожжах. Сквозь роговые очки смотрели сильно увеличенные стёклами близорукие, грустные и насмешливые серые глаза.
– Здравствуйте, Светлана свет-Аркадьевна!
– Ах, это вы, Юрий Гаврилович!
– отозвалась Света, сделав удивлённую прелестную улыбку, и посмотрела, скосив свои красивые глаза чуть в сторону и чуть кверху.
– Увы, доктор, это я, - ответил Лесной гудящим, будто из бочки, басом и улыбнулся большой доброй улыбкой.
–
– Слушаю и повинуюсь!
– Лесной смиренно склонил свою толстую голову, начиная ухаживание.
– О, повелительница! Больше не буду. Вы одна?
– Как видите!
– Света фыркнула и широко обвела рукой вокруг себя, вертясь на стуле.
– Хм. Действительно...Я, кажется, обмишурился. А где же Кира?
– поинтересовался Лесной, чтобы как-нибудь продолжить разговор, грозящий зайти в тупик. "Экая скучная стерва!
– подумал он тоскливо.
– Но обольстительна невероятно".
– Не знаю. Скорее всего, вышла, Юрий Гаврилович. Думаю, не насовсем, в смысле не навеки. Возможно, отправилась керосинить с утра пораньше. Вот!
– она вдруг показала Лесному игривый язык. Он выглядел бледным по сравнению с ярко накрашенными полными, словно надутыми, губами.
– Однако странное дело, - прогудел Лесной, - не могут для единственного врача выделить отдельную палату. Форменное безобразие. Докторам тоже требуется покой и уединение. Это так естественно.
Света оживилась, тема эта её давно волновала, и она обрадовалась возможности о ней поговорить.
– Это всё Натан Борисович!
– подхватила она с горячностью.
– Представляете! Я ему об этом уже раз двести говорила. Даже уходить собиралась в "Красную Звезду". Но у них свой доктор есть. И потом, скажу вам откровенно, я боюсь этого Тропфа. Он просто псих. Надо же такое придумать: повесить машину на дерево! А Левич всё шуточками отделывается. Светик, Светик! Надо потерпеть. Бог терпел и нам велел. Только и знает, что хамить. Что я ему, в самом деле, девчонка, что ли! У него одни туристы на первом плане. И чтобы начальство было довольно. Типичный подхалим. На своих работников ему наплевать. Просто возмутительно! Доработаю до конца смены - и пламенный привет! Больше никогда в жизни ноги моей не будет на этой турбазе. Не смейтесь, пожалуйста, Юрий Гаврилович, я вполне серьёзно. Это просто какой-то бардак!
– Вот как!
– сказал Лесной, усмехнувшись, и взглянул на Свету с нескрываемым удивлением, как будто видел её впервые.
– И куда же вы потом, Светлана Аркадьевна?
– Хочу в аспирантуру, Юрий Гаврилович, - ответила Света с таким загадочным выражением красивого лица, что Лесной насторожился.
– Да-а, - густо вздохнул он.
– Нынче все хотят в аспирантуру. Всем надо остепениться. Это похвально, - сказал он, окая. Близорукие глаза его смотрели сквозь очки грустно и тревожно.
– С другой стороны, Юрий Гаврилович, у меня есть мечта.
– Света сделала свои глаза ещё краше. Лесной чуть не задохнулся от восторга.
– Какая же?
– едва выговорил он.
– Это секрет, - сказала Света и вновь потрогала причёску.
– Если это секрет, то я не смею просить вас мне его открыть.
Света задумалась, потупив очи. Потом сказала:
– Так и быть, для вас я его открою. Мне ужасно хочется сняться в кино. Конечно, лучше в главной роли, но, в конце концов, это не обязательно. Как вы считаете, Юрий Гаврилович, у меня это может получиться?