Домби и сын
Шрифт:
— И разъ въ недлю…
— Каждую недлю Сь той поры одинъ раэъ, и всегда въ одинъ и тотъ же день, въ одинъ и тотъ же часъ, онъ проходилъ пшкомъ мимо нашего дома, всегда по одному и тому же направленію въ Лондонъ, останавливаясь не боле, какъ на минуту, чтобы раскланяться со мной и дать знать движеніемъ руки, что онъ помнитъ и заботится о насъ, какъ добрый опекунъ. Онъ общалъ эту аккуратность въ свое единственное свиданіе со мной и выполнялъ общаніе съ такою безпримрною аккуратностью, что если сначала я сколько-нибудь и могла сомнваться въ искренности его словъ, зато впослдствіи ни тни сомннія не оставалось въ моей душ, и я всегда съ радостной увренностью дожидалась урочнаго часа, въ который долженъ былъ неминуемо
— Какъ же это? — спросилъ братъ.
— Я и сама не знаю; только одновременность происшествій навела меня на эту догадку, и я не старалась отдать себ въ ней яснаго отчета. Чувствую, впрочемъ, что онъ непремнно долженъ воротиться, и если дйствительно воротится, позволь мн, милый Джонъ, объявить ему, что я говорила, наконецъ, о немъ теб, и что ты желаешь узнать его лично. Онъ, безъ сомннія, откроетъ для тебя новый источникъ существованія, потому что въ ту пору онъ именно просилъ позволенія позаботиться объ улучшеніи нашей жизни, и я должна была общать, что если мы будемъ имть нужду въ друг, то я вспомню о немъ. Тогда, сказалъ онъ, и его имя не будетъ для насъ тайной.
Джонъ Каркерь слушалъ все это съ большимъ вниманіемъ, и удивленіе его, казалось, возростало съ минуты на минуту.
— Герріэтъ, опиши мн этого человка. Я, наврно, долженъ знать человка, который такъ хорошо знаетъ меня.
Его сестра живо нарисовала вс черты, станъ и платье своего таинственнаго постителя, но Джонъ Каркеръ, потому ли, что онъ не имлъ понятія объ оригинал, или по какой-нибудь ошибк въ ея описаніи, или просто отъ разсянности въ мысляхъ, не могъ угадать портрета, который она представляла передъ нимъ.
Какъ бы то ни было, вслдствіе обоюднаго ршенія, Джонъ Каркеръ долженъ былъ увидть оригиналъ при первомъ его появленіи. Посл этого уговора, сестра, успокоенная откровеннымъ объясненіемъ, принялась за свои домашнія дла, a сдой ея братъ, бывшій младшимъ между писарями въ купеческой контор, началъ работать въ саду въ этотъ первый день своей небывалой свободы.
Была ночь. Братъ читалъ вслухъ какую-то книгу, сестра сидла за иголкой; внезапный стукъ въ дверь прервалъ ихъ занятія. Въ атмосфер необыкновеннаго безпокойства и страха, парившихъ надъ ними въ связи съ ихъ братомъ-бглецомъ, этотъ звукъ, необыкновенный самъ по себ, казался для нихъ почти возмутительнымъ. Братъ подошелъ къ дверямъ; сестра осталась на своемъ мст и съ робостью прислушивалась. Чей-то голосъ спрашивалъ, и Джонъ Каркеръ, казалось, отвчалъ съ изумленіемъ. Обмнявшись нсколькими вопросами и отвтами, оба вошли въ дверь.
— Герріэтъ, — сказалъ братъ, представляя поздняго постителя, — м-ръ Морфинъ, джентльменъ изъ конторы Домби.
Сестра отпрянула назадъ, какъ будто ей померещился призракъ. На порог стоялъ ея таинственный другъ съ просдью въ черныхъ волосахъ, съ румянымъ лицомъ, широкимъ и открытымъ челомъ, съ глазами, полными огня, — тотъ самый другъ, тайну котораго она хранила столь долгое время.
— Джонъ! — сказала она, едва переводя духъ, — это тотъ джентльменъ, о которомъ я говорила теб сегодня!
— Этотъ джентльменъ, миссъ Герріэтъ, — сказалъ поститель, входя въ комнату, — онъ стоялъ нсколько минутъ на порог, — этотъ джентльменъ очень радъ слышать отъ васъ эти слова; на пути къ этому дому онъ перебиралъ тысячи средствъ, какъ бы приличне объясниться, и не остановился ни на одномъ. М-ръ Джонъ, я здсь не совсмъ чужой. Вы съ изумленіемъ встртили меня на этомъ порог, и я замчаю, что въ эту минуту вы еще боле изумлены. Что же такое? Это совершенно въ порядк вещей. Если бы мы не были исчадьями привычки, такъ никто бы изъ насъ не имлъ и половины причинъ къ обнаруженіямъ
Говоря это, онъ радушно и вмст почтительно привтствовалъ Герріэтъ и, усвшись подл нея, скинулъ свои перчатки и бросилъ ихъ на столъ въ свою шляпу.
— Разумется, м-ръ Джонъ, удивительнаго ничего нтъ, если во мн обнаружилось желаніе видть вашу сестрицу, и если я по-своему выполнилъ то, чего желалъ. Что же касается до аккуратности моихъ недльныхъ визитовъ… то есть, я думаю, она вамъ говорила о нихъ… необыкновеннаго и тутъ ничего нтъ. Эти похожденія обратились въ привычку, a мы, дло извстное, вс — исчадія привычки, никакъ не боле!
Залрятавъ свои руки въ карманы и облокотившись на стулъ, онъ смотрлъ на брата и сестру, какъ будто ему особенно интересно было видть ихъ вмст.
— Привычка, съ вашего позволенія, длаетъ все, — говорилъ м-ръ Морфинъ съ нкоторою раздражительностью, — одни, по милости привычки, укореняются съ каждымъ днемъ въ люциферовой гордости и чопорности, другіе длаютъ успхи въ низости и подлости, a большая часть изъ насъ все по той же причин равнодушно глазетъ на міръ и его чудеса, то есть, другими словами, привычка, какъ искусный ваятель, вырабатываетъ изъ глины нашего организма предиковинные болванчики, способные ко всякимъ впечатлніямъ и убжденіямъ. За примрами ходить недалеко, и я указываю вамъ на самого себя. Цлые годы я обнаруживалъ свое скромное участіе въ управленіи торговымъ домомъ, и я видлъ, м-ръ Джонъ, какъ вашъ братъ, мерзавецъ первой руки… миссъ Герріэтъ извинитъ меня за этотъ титулъ… какъ онъ распространялъ больше и больше свое вліяніе до тхъ поръ, пока контора и ея хозяинъ не сдлались игрушками въ его рукахъ; и видлъ я, какъ въ то же время вы каждый день работали за своей скромной конторкой; и я былъ совершенно доволень, что все вокругъ меня шло своимъ чередомъ, правильно и стройно, подобно огромной машин, заведенной продолжительной привычкой, и былъ я очень радъ, что меня собственно иикто не отвлекалъ отъ моихъ занятій. Мои вечера по средамъ приходили и уходили, квартеты наши устраивались дружно, моя віолончель была въ полномъ ходу, и все въ моемъ мір обстояло благополучно, такъ что, я думаю, никто бы не пожаловался на меня.
— Могу засвидтельствовать, — сказалъ Джонъ Каркеръ, — что во все это время васъ любили и уважали боле, чмъ кого-нибудь другого въ торговомъ дом.
— Э, полноте, любезный другъ! Мой характеръ, видите ли, довольно мягокъ, податливъ, можетъ быть, — вотъ и все тутъ; a главное, y меня была привычка для всей моей жизни. Привычка управляла главнымъ приказчикомъ, настраивала чопорное поведеніе его начальника, и она же шпиговала меня, какъ нельзя лучше. Я длалъ тихо и скромно то, что доставалось на мою долю, не спотыкался передъ ними и не иадалъ, и былъ очень радъ, что занимаю теплое мстечко, необидное и незавидное ни для кого. Такъ бы и прошло все это своимъ чередомъ, если бы на бду въ моей комнат не была слишкомъ тонкая стна. Вы можете сказать вашей сестриц, что комната моя отдлялась отъ кабинета главнаго приказчика тонкой перегородкой.
— Это дв смежныя комнаты, которыя сначала, вроятно, составляли одну, a потомъ ихъ раздлили такъ, какъ говоритъ м-ръ Морфинъ, — сказалъ братъ, обращаясь къ Герріэтъ, чтобы сдлать ей это объясненіе.
— Я свистлъ, стучалъ, барабанилъ, наигрывалъ бетховенскія сонаты, давая знать м-ру Каркеру, что его могутъ слышать, но онъ не обращалъ на меня никакого вниманія. Рдко, правда, до моего слуха доходила какая-нибудь важная матерія, но какъ скоро доходила, я старался немедленно куда-нибудь уйти. Такъ, напримръ, я вышелъ изъ своей комнаты въ ту пору, когда между двумя братьями завязался разговоръ, свидтелемъ котораго былъ сначала молодой Вальтеръ Гэй. Впрочемъ, въ мое ухо залетло слишкомъ много, прежде чмъ я вышелъ изъ дверей. Можетъ, вы напомните вашей сестриц, о чемъ тогда шла рчь?