Домби и сын
Шрифт:
Боже мой! Madame въ обморок! Ей отъ робости сдлалось дурно!
Восклицанія принадлежали лысому оффиціанту съ широкой бородкой. Ho Madame только вздрогнула и отпрянула назадъ. Прежде, чмъ были произнесены эти слова, она уже стояла во весь ростъ, облокотившись на бархатную спинку креселъ. Черты ея лица были неподвижны.
— Франсуа побжалъ за ужиномъ въ трактиръ "Золотой Головы". Онъ летаетъ въ этихъ случаяхъ, какъ Люциферъ или какъ птица. Чемоданъ Monsieur въ комнат. Все въ порядк. Ужинъ явится сію минуту.
Излагая эти факты, лысый оффиціантъ кланялся
Горячія блюда были на жаровн, холодное поставили на столъ; принадлежности сервиза красовались на буфет. Monsieur остался доволенъ этимъ порядкомь. Слуги могутъ поставить жаровню на полъ и идти. Monsieur сниметъ блюда собственными руками.
— Pardon! — учтиво замтилъ плшивый оффиціантъ. — Намъ нельзя идти!
Monsieur былъ другого мннія. Онъ мотъ обойтись безъ слуги въ эту ночь.
— Ho Madame, — замтилъ оффиціантъ.
— У Madame есть горничная, — возразилъ Monsieur. Этого довольно.
— Mille pardons, Monsieur! При Madame нтъ горничной.
— Я пріхала одна, — сказала Эдиь. — Такъ мн было нужно. Я привыкла путешествовать одна. Не надобно прислуги. Пусть они идутъ и не присылаютъ никого.
Monsieur выпроводилъ слугъ въ коридоръ и заперь за ними дверь. Лысый оффиціантъ, оборачиваясь съ низкимъ поклономъ назадъ, замтилъ, что Madame все еще стоить въ прежнемъ положеніи. Черты ея лица, какъ и прежде, были неподвижны, хотя она смотрла во вс глаза.
Когда звукъ этого огромнаго ключа въ рук Каркера, запиравшаго наружную дверь, раздавался въ пустыхъ комнатахь и, умирая постепенно, достигалъ въ заглушенномъ вид до отдаленнаго будуара, бой соборныхъ часовъ, гудвшихъ полночь, смшался въ ушахъ Эдии съ этимъ звукомъ. Каркеръ, длая паузы, вслушивался, по-видимому, такъ же какъ и она, и потомъ тяжелою стопой пошелъ назадъ, запирая двери во всхъ комнатахъ. Эдиь на минуту оставила бархатную спинку креселъ, и рука ея пододвинула къ себ столовый ножикъ; потомъ она опять остановилась въ прежней поз.
— Какъ странно, мой ангелъ, что вы хали одна! — сказалъ онъ при вход въ комнату.
— Что? — возразила она.
Тонъ ея голоса былъ такъ суровъ, и гордая голова съ такою живостью повернулась къ нему, сверкая своими жгучими глазами, что м-ръ Каркеръ, со свчею въ рукахъ, остановился неподвижно, какъ будто она приковала его къ мсту.
— Я говорю, — началъ онъ, наконецъ, поставивъ свчу на столъ и стараясь улыбнуться, — какъ это странно, что вы пріхали одна! Предосторожность совершенно лишняя! Вы могли нанять горничную въ Руан или Гавр: времени было слишкомъ много, хотя вы самая капризная и упрямая изъ женщинъ, которыя вс затмеваются вашей красотой.
Ея глаза засверкали какимъ-то дикимъ блескомъ, но она стояла, не перемняя позы и не говоря ни слова.
— Никогда вы не были такъ прекрасны, какъ теперь, въ эту счастливую ночь. Даже картина, которую я всегда носилъ въ своей душ, любуясь на нее день и ночь въ тяжкую годину испытанія, — самая слабая копія передъ очаровательнымъ оригиналомъ.
Ни одного слова въ отвтъ, ни одного взгляда. Поникшія вки совсмъ закрыли ея черные глаза, но голова ея
— Тяжелое было время! — продолжалъ Каркеръ, начиная улыбаться, — но вотъ оно прошло, и мы тмъ безопасне можемъ наслаждаться настоящимъ. Сицилія будетъ мстомъ нашего убжища. Въ беззаботной и очаровательнйшей стран Европы мы станемъ, мой ангелъ, искать вознагражденія за продолжительное рабство.
М-ръ Каркеръ ршительно повеселлъ и уже готовился съ отверстыми объятіями приступить къ своей красавиц. Но Эдиь быстро схватила ножъ и отступила шагъ назадъ.
— Остановись, — сказала она, — или я тебя убью!
Они оба безмолвно смотрли друтъ на друга.
Изумленіе и ярость отразились на его лиц, но онъ мгновенно подавилъ эти чувства и продолжалъ спокойнымъ тономъ:
— Тише, мой ангелъ, тише! Мы одни, и никто насъ не видитъ и не слышитъ. Неужели вы думаете запугать меня этой двственной вспышкой!
— A разв ты надешься запугать меня, когда говоришь объ уединеніи этого мста? Думаешь ли отвратить меня отъ моихъ намреній, припоминая, что никто здсь меня не услышитъ, меня, которая нарочно пріхала сюда, чтобы стать съ тобой лицомъ къ лицу? Отважилась ли бы я на этотъ поступокъ, если бы въ моемъ сердц существовала боязнь? Нтъ, робость не заставила бы меня явиться на этомъ мст и въ этотъ часъ, чтобы высказать теб все, что y меня на ум!
— A что такое y васъ на ум, прекрасная упрямица? Право, mon amour, въ этомъ положеніи вы прекрасне всхъ женщинъ на свт. Говорите: я слушаю.
— Я ничего не скажу, — возразила она, — до тхъ поръ, пока ты не сядешь на стулъ… не то… не подходи ко мн! Ни шагу больше! не то я убью тебя!
— Разв вы принимаете меня за своего супруга? — возразилъ м-ръ Каркеръ, стараясь, но весьма неудачно, улыбнуться.
Не удостаивая его отвтомъ, она протянула руку, указывая ему на стулъ. Онъ закусилъ губы, нахмурился, засмялся и слъ съ пораженнымъ, нершительнымъ, нетерпливымъ видомъ, котораго онъ не могъ побдить.
Она бросила ножикъ на столъ и, приложивъ руку къ своей груди, говорила:
— Лежитъ здсь вещь, увряю тебя, не похожая на любовный медальонъ, и если разъ ты осмлишься осквернить меня своимъ прикосновеніемъ, я испробую ее на теб какъ на пресмыкающейся гадин, которую ничего не стоитъ раздавить. Замть это хорошенько!
Онъ попробовалъ улыбнуться и попросилъ ее шутливымъ тономъ скорй окончить эту комедію, такъ какъ ужинъ простываетъ. Но тайный взглядъ, брошенный на нее, былъ очень угрюмъ и неспокоенъ; его нога сдлала нетерпливое движеніе.
— Сколько разъ, — говорила Эдиь, склоняя на него свой мрачный взоръ, — твое безстыдное плутовство подвергало меня оскорбленіямъ и обидамъ? сколько разъ твои обидные слова и взгляды издвались надо мной, какъ надъ невстой и несчастной женой? сколько разъ ты обнажалъ и растравлялъ рану моей любви къ этой невинной и беззащитной двушк? Ты съ неумолимой злостью раздувалъ пламя, которое меня пожирало, кололъ и жалилъ меня со всхъ сторонъ и возбудилъ въ этой груди отчаянное мщенье, которое, быть можетъ, никогда бы не горло съ такою яростью.