Домби и сын
Шрифт:
— Гордись, хвастайся, но будь увренъ, что я торжествую, и всякое проявленіе твоего безстыдства лишь увеличит это торжество. Выбираю въ теб презрннйшаго изъ всхъ людей, какихъ только я знаю, чтобы вмст съ тмъ поразить и унизить гордаго безумца, при которомъ ты безъ устали расточалъ лесть своимъ подлымъ языкомъ. Хвастайся теперь и отмщай мн на немъ! Ты знаешь, какъ прибылъ сюда въ эту ночь, знаешь, какимъ трусомъ стоишь передо мною; ты видишь себя во всхъ подлйшихъ краскахъ, въ какихъ я видла тебя всегда. Хвастайся, сколько хочешь, и отмщай мн на самомъ себ!
Его ротъ покрылся пной, и холодныя капли пота выступили на
— Мы такъ не разстанемся, — сказалъ онъ. — Я еще не оглуплъ и не обрюзгъ, чтобы не справиться съ бшеной бабой.
— Вотъ что! Такъ не думаешь ли ты задержать меня?
— Постараюсь, моя милая, — сказалъ онъ, длая свирпый жестъ своею головою.
— Одинъ шагъ впередъ — и ты распрощаешься съ этимъ свтомъ!
— A что, — сказалъ онъ, если съ моей стороны не будетъ никакого хвастовства и никакихъ попытокъ на ребяческое тщеславіе? Что вы скажете, если я просто вернусь въ Лондонъ и опять примусь за свои дла? Это очень возможно, м-съ Домби, не безпокойтесь.
И зубы Каркера еще разъ засіяли отъ торжествующей улыбки.
— Перестаньте же, гордая красавица! — продолжалъ онъ, — вамъ меня не перехитрить! Поговоримъ, потолкуемъ и условимся, не то я могу принять совсмъ неожиданныя мры. Садитесь, м-съ Домби!
— Можешь длать, что теб угодно, — отвчала Эдиь, сверкая своими огненными глазами, — но поздно было бы мн мнять свои планы. Моя честь и доброе имя брошены на втеръ! Я ршилась выносить въ своей груди позоръ, которымъ до могилы покроетъ меня мнніе свта. Пусть сумасбродный мужъ не знаетъ, наравн съ тобою, и не догадывается, что бывшая его супруга не подвергалась никогда новому стыду, которымъ его низкій льстецъ разсчитывалъ запятнать непокорную супругу. Я могу умереть въ страшной пытк, но ни слова не произнесу для своей защиты и не сдлаю ни малйшихъ усилій, чтобы смыть позорное пятно съ его имени. Вотъ зачмъ я встртилась здсь съ тобою и выдала себя подъ вымышленнымъ именемъ за твою жену! Вотъ зачмъ смотрли здсь на меня люди и оставили меня здсь! Надюсь, ничто не можетъ спасти васъ, м-ръ Каркеръ.
Онъ готовъ былъ все сдлать, чтобы пригвоздить къ полу эту неукротимую красавицу и овладть ея руками; но она была страшиа для него въ этой неприступной поз, и онъ видлъ въ ней олицетвореніе несокрушимой силы. Ничто въ свт, казалось ему, не могло потушить ея адской ненависти, и она въ отчаяніи готова была на все. Ея рука, лежавшая на блой груди, была, казалось, вооружена тою могучею волей, предъ которой цпенетъ всякая мысль о сопротивленіи.
Такимъ образомъ, м-ръ Каркеръ не осмлился подойти къ ней и въ раздумьи пошелъ назадъ, чтобы запереть дверь, которая была за нимъ.
— На прощаньи, сэръ, не угодно ли вамъ принять отъ меня совтъ, — сказала Эдиь съ презрительной улыбкой. — Будьте осторожны и держите ухо востро. Вамъ измнили, какъ измняють вообще всякому измннику. Дано знать, кому слдуетъ, что вы здсь или намрены быть здсь. Сегодня вечеромъ я видла на улиц м-ра Домби: онъ халъ въ карет.
— Ты лжешь, негодница! — вскричалъ Каркеръ.
Въ эту минуту въ коридор раздался пронзительный звонъ колокольчика. Каркеру показалось, что Эдиь была волшебницей, по мановенію которой раздаются
— Слышишь?…
Ему показалось, что она хочетъ идти, и онъ заслонилъ собою дверь; но въ то же мгновеніе Эдиь по другому направленію прошла въ спальню, и двери за нею затворились.
Теперь, когда ея не было, Каркеръ почувствовалъ, что онъ могъ бы съ нею управиться. Ему казалось, что внезапный страхъ, произведенный ночною тревогой, укротилъ ея буйную волю. Немедленно онъ отворилъ дверь и пошелъ вслдъ за нею.
Но въ комнат, холодной и темной, никто не откликнулся на его голосъ. Онъ воротился назадъ, взялъ свчу, вошелъ снова и осмотрлся во вс стороны, надясь отыскать ее въ какомъ-нибудь углу, но комната была пуста. Нершительными шагами прошелъ онъ столовую, залу, гостяную, безпрестанно озираясь вокругъ, заглядывая подъ занавсы, подъ ишрмы. Напрасный трудъ: Эдиь исчезла! Не было ея въ коридор, который можно было окинуть однимъ взглядомъ!
Между тмъ колокольчикъ продолжалъ заливаться пронзительной трелью, и снаружи начали стучаться въ дверь. М-ръ Каркеръ поставилъ свчу на полъ и, подкравшись къ двери, насторожилъ уши. Снаружи происходила, казалось, большая суматоха, и раздавались многіе голоса. Изъ двухъ джентльменовъ, говорившихъ по-англійски, Каркеръ слишкомъ хорошо угадалъ одного.
Онъ опять взялъ свчу и быстро пошелъ назадъ по всмъ комнатамъ, останавливаясь тамъ и сямъ въ смутной надежд отыскать Эдиь, которая, думалъ онъ, не могла же провалиться сквозь землю. Въ спальн онъ наткнулся на дверь, скрытую въ стн, и которая была заперта съ другой стороны: между половинками двери торчала вуаль, которую обронила м-съ Домби.
Колокольчикъ дребезжалъ и десятки рукъ и ногъ вламывались въ дверь.
Онъ былъ не трусъ, но эти адскіе звуки въ незнакомомъ мст и въ полночный часъ, особенно если взять въ разсчетъ происходившую сцену, способны были поразить паническимъ страхомъ и не такого героя, какъ м-ръ Каркеръ, которому притомъ представлялось совсмъ неожиданное наслажденіе встртиться лицомъ къ лицу съ обманутымъ мужемъ и начальникомъ, готовымъ бшеной рукой сорвать маску съ подчиненнаго бездльника, закаленнаго въ продолжительномъ мошенничеств. Если бы еще удались замышляемые планы м-ръ Каркера, и страстныя его желанія увнчались вожделннымъ успхомъ, мы не сомнваемея, хотя это довольно странно, — онъ былъ бы въ эту минуту смлъ и дерзокъ, не смотря на совершенное отсутствіе всякой посторонней помощи, между тмъ, какъ теперь, вы понимаете, нтъ ничего удивительнаго, что теперь м-ръ Каркеръ дрожалъ, какъ осиновый листъ. Онъ пытался отворить дверь, гд торчала женская вуаль, но безъ всякаго успха. Онъ открылъ одно изъ оконъ и взглянулъ на широкій дворъ черезъ венеціанскій ставень; было очень высоко, a внизу торчали безпощадные камни.
Звонъ колокольчика достигъ до crescendo furioso, и разбойники уже расшатывали крпкую дверь. М-ръ Каркеръ, дрожащій, блдный и блый, какъ голландское полотно первйшаго сорта, вошелъ опять въ роскошную спальню и, посл новыхъ нечеловческихъ усилій, выломалъ, наконецъ, половину потайной двери. Увидвъ маленькую лстницу и почуявъ запахъ ночного воздуха, онъ прокрался назадъ за шинелью и шляпой, приставилъ кое-какъ половину двери и осторожно спустился съ лстницы, которая вывела его на дворъ. Потушивъ и бросивъ за уголъ свчу, онъ вздохнулъ свободно и взглянулъ на сіяющія звзды.