Домохозяйка

МакФадден Фрида

Но опять же, мне неизвестны все обстоятельства. Я слышала, что послеродовая депрессия может погрузить твой мозг во мрак. Может, Нина не понимала, что творит. Ведь никто не утверждает, что она специально задумывала убить свое дитя. Если бы это было так, она сейчас сидела бы в тюрьме. Причем пожизненно.

И все же… Как бы я ни беспокоилась о психическом здоровье Нины, я никогда до конца не верила, что она способна на реальное насилие. Оказывается, она способна на гораздо большее, чем я считала.

Впервые после ужасной сцены с Энцо я

думаю о панике, полыхавшей в его глазах, когда он бежал к выходу из дома. «Ты уходить, Милли. Это… опасно». Он боится за меня! Его пугает Нина Уинчестер. Ах если бы он говорил по-английски! Что-то у меня такое чувство, что в этом случае я уже сбежала бы из этого дома.

Но если на то пошло, что я могу поделать? Уинчестеры платят мне хорошо, но все же не настолько хорошо, чтобы я могла уйти на собственные хлеба. Не раньше, чем через еще несколько получек. Если я уволюсь, они не дадут мне хороших рекомендаций. И тогда придется вернуться к поискам работы, встречая отказ за отказом, по мере того как работодатели будут узнавать о моем тюремном прошлом.

Нужно продержаться еще чуть-чуть. И стараться не выводить из себя Нину Уинчестер. Вся моя жизнь зависит от этого.

21

Наступает время ужина, а коробка, которую внес в дом Энцо, так и стоит на обеденном столе. Мне нужно накрывать на стол, поэтому я пытаюсь сдвинуть ее, но она очень, очень тяжелая. Когда ее нес Энцо, выглядело так, будто он делает это играючи. Я боюсь, что если попробую передвинуть ее на другое место, то чего доброго уроню. А вдруг там бесценная ваза эпохи Мин или еще что-нибудь столь же хрупкое и дорогостоящее?

Еще раз читаю обратный адрес. Эвелин Уинчестер — интересно, кто это? Буквы на коробке большие и округлые. Я осторожно сдвигаю коробку, и внутри у нее что-то гремит.

— Ранний подарок на Рождество?

Поднимаю голову — Эндрю дома. Должно быть, вошел через дверь гаража. Он улыбается мне, галстук свободно болтается на его шее. Приятно, что он в лучшем настроении, чем вчера. Я-то думала, что он с ума сойдет после того визита к доктору. А потом еще та жуткая ссора ночью, когда я почти что была уверена, что Нина его прикончила. Конечно, сейчас, зная о ее пребывании в психлечебнице, я уже не считаю свое предположение таким уж невероятным.

— Июнь на дворе, — напоминаю я.

Он щелкает языком.

— Для Рождества никогда не бывает слишком рано.

Эндрю огибает стол, чтобы прочитать обратный адрес. Он стоит всего в нескольких дюймах от меня, до меня доносится запах его лосьона после бритья. Чудесный запах. Дорогой.

«Ну-ка прекрати, Милли. Перестань принюхиваться к своему хозяину».

— Это от моей матери, — замечает Эндрю.

Я улыбаюсь:

— Она все еще шлет вам посылки со всякими необходимыми вещами?

Он смеется:

— Посылала раньше, фактически. Особенно в прошлом, когда Нина была… больна.

Больна. Хороший

эвфемизм для того, что сотворила Нина. У меня по-прежнему это не укладывается в голове.

— Наверное, что-то для Сеси, — говорит он. — Мама любит ее баловать. Говорит, мол, поскольку у Сеси только одна бабушка, ее долг баловать внучку.

— А родители Нины?

Он молчит, положив руку на коробку.

— Ее родители умерли, — наконец говорит он. — Она была тогда еще совсем юной. Я никогда их не встречал.

Нина пыталась убить себя. Пыталась убить свою дочь. А теперь оказывается, что у нее в загашнике еще парочка трупов. Остается только надеяться, что служанка не станет следующей.

Стоп. Надо прекратить думать так. Скорее всего, родители Нины умерли от рака или болезни сердца. Какой бы ненормальной ни была их дочь, они, конечно же, считали ее вполне пригодной для человеческого общества. «При отсутствии доказательств сомнения толкуются в пользу обвиняемого». Так я и поступлю.

Он идет на кухню и через минуту возвращается с ножом. Разрезает верх коробки, отгибает клапаны. Мое любопытство разбужено. Я весь день таращилась на эту коробку, гадая, что у нее внутри. Что бы ни было, оно, я уверена, стоит бешеную кучу денег. Эндрю остановившимся взглядом смотрит в коробку, и я вопросительно поднимаю брови. Его лицо страшно бледнеет.

— Эндрю? — окликаю я. — Ты в порядке?

Он не отвечает. Молча опускается на стул и прижимает кончики пальцев к вискам. Тороплюсь к нему, чтобы утешить, но не могу не остановиться и не заглянуть в коробку.

И тогда понимаю его реакцию.

Коробка набита вещами для младенцев. Маленькие белые одеяльца, погремушки, куколки. Стопка тоненьких белых ползунков.

Нина растрезвонила всем подряд, что скоро у них будет маленький. Наверняка она сообщила и матери Эндрю, а та решила послать все необходимое для младенца. К несчастью, бабушка забежала впереди паровоза.

Эндрю смотрит на коробку остекленевшим взглядом.

— Ты в порядке? — снова спрашиваю я.

Он смаргивает, как будто забыл, что я тоже здесь, в этой комнате. Выдавливает улыбку.

— В порядке. Да. Я просто… лучше б мне этого не видеть.

Я опускаюсь на соседний стул.

— А вдруг ваш доктор ошибся?

Вообще-то я не совсем понимаю, с какой радости ему так хочется завести ребенка с Ниной. Особенно принимая во внимание, что она едва не убила Сесилию. Разве после такого ей можно доверить малыша?

Эндрю потирает лицо.

— Ничего. Нина старше меня, и у нее были… проблемы, когда мы только-только поженились. Я тогда сомневался, стоит ли нам заводить детей, вот мы и ждали. А теперь…

Я смотрю на него в изумлении:

— Нина старше тебя?

— Немного. — Он пожимает плечами. — Когда влюблен, о возрасте как-то не думаешь. А я ее любил.

От меня не укрывается, что он говорит в прошедшем времени. И по тому, как краснеет его лицо, я понимаю, что он тоже это замечает.