Домохозяйка
Шрифт:
Он отмахивается:
— Об этом не беспокойся. За время нашего брака Нина пересмотрела столько бродвейских мюзиклов — не сосчитать. А для тебя это нечто особенное. Тебе это доставит истинное наслаждение. Уверен — Нина хотела бы, чтобы ты получила удовольствие.
— М-м-м… — тяну я. Что-то верится с трудом.
— Не волнуйся, — говорит Эндрю. — Все в порядке.
Он останавливается у светофора. Пальцы выстукивают дробь по рулевому колесу. Я замечаю, что его взгляд отрывается от лобового стекла, а в следующий миг я вижу, куда он смотрит.
На мои ноги.
Вскидываю
Поерзав на сиденье, я скрещиваю ноги. Нина определенно была бы вне себя, узнай она о наших делах, но как она узнает? Никак. И потом — мы ничего такого не делаем. Что с того, что Эндрю смотрел на мои ноги? Смотреть — не преступление.
25
Стоит прекрасный июньский вечер. Я прихватила с собой накидку, но на улице тепло, и я оставляю ее в автомобиле. Вот почему, когда мы стоим в очереди на входе в театр, на мне только мое белое платье, а в руках сумочка, которая к нему не подходит.
Входя в зрительный зал, я невольно ахаю. В жизни никогда такого не видела. Один только партер содержит бесчисленное количество рядов. Подняв голову, я вижу два сектора кресел, уходящих под самый потолок. А перед зрительскими рядами колышется красный занавес, подсвеченный снизу ярким желтым светом рампы.
Наконец, с трудом оторвавшись от этого зрелища, я замечаю, что на лице Эндрю играет легкая улыбка.
— Что? — бурчу я.
— Так забавно! — отвечает он и поясняет: — Выражение твоего лица. Для меня это зрелище не диковинка, но мне нравится смотреть на него твоими глазами.
— Тут все такое огромное… — смущенно говорю я.
Капельдинер вручает нам программки и провожает к нашим местам. Вот тут и начинается самое захватывающее: он ведет нас все ближе, ближе и ближе к сцене. И когда наконец мы занимаем свои места, я не могу поверить, насколько мы близко к красному занавесу. При желании я могла бы хватать актеров за лодыжки. Я, конечно, не буду никого хватать, ибо на этом закончится мое досрочное освобождение, но сам факт!
Сидя рядом с Эндрю на лучших местах этого шикарного театра в ожидании самого популярного мюзикла на Бродвее, я совсем не чувствую себя только что освободившейся из тюрьмы девушкой, у которой нет ни гроша в кармане и которая вынуждена выполнять работу, которую ненавидит. Я чувствую себя особенной. Как будто я заслуживаю находиться здесь.
Смотрю на профиль Эндрю. Все это благодаря ему. Ведь он мог бы повести себя как негодяй и стребовать с меня деньги за билеты. Или мог прийти сюда с кем-нибудь из своих друзей. Имел бы все права поступить так. Но он этого не сделал. Он привел сюда меня. И я никогда этого не забуду.
— Спасибо, Эндрю, — вырывается у меня.
Он поворачивает голову и смотрит на меня. Улыбка трогает его губы. Он так хорош, когда улыбается.
— Пожалуйста, — отвечает он.
За громкой музыкой и шумом зрителей, пробирающихся к своим местам, я едва слышу
Не забудь выставить мусор на улицу.
Скриплю зубами. Пару секунд назад я фантазировала о том, что я вовсе не домашняя прислуга, — и вот, нате вам, записка от хозяйки с напоминанием выволочь мусорную урну на тротуар кладет мечтам конец. Нина напоминает мне об этом каждую неделю в те дни, когда приезжает мусорная машина, хотя я еще ни разу не забыла. Но самое худшее в другом. Читая ее записку, я вдруг вспоминаю, что забыла-таки вытащить мусор за ворота. Обычно я делаю это после обеда, а сегодня режим нарушился, и это выбило меня из привычной рутины.
Хотя ладно, не страшно. Просто надо не забыть сделать это сегодня ночью, когда мы вернемся домой. После того, как BMW Эндрю превратится в тыкву.
— С тобой все окей?
Эндрю наблюдает, как я читаю записку, и сводит брови в одну черту. Мои теплые чувства к нему чуть-чуть остывают. Эндрю ведь не мой парень, решивший побаловать меня бродвейским шоу. Он мой работодатель. Он женат. Он привел меня сюда лишь из жалости ко мне, бескультурной и неотесанной.
И я никогда этого не забуду.
Мюзикл был великолепен.
Я буквально как на иголках в своем кресле в шестом ряду, рот все время открыт от изумления. Понимаю теперь, почему это шоу — самое популярное на Бродвее. Музыкальные номера завораживают, танцы отработаны до мелочей, а актер, играющий главного героя — просто мечта.
Правда, я не могу не думать о том, что он и наполовину не такой красивый, как Эндрю.
После трех оваций стоя спектакль наконец завершается и публика тянется к выходу из зала. Эндрю лениво поднимается с места и разминает застывшую спину.
— Как насчет ужина? — спрашивает он.
Я прячу программку в сумочку. Этот сувенир — дело рискованное, но мне отчаянно хочется иметь хоть что-нибудь на память о волшебном вечере.
— Неплохо бы, — отвечаю я Эндрю. — Ты знаешь какое-нибудь хорошее место?
— В паре кварталов отсюда есть отличный французский ресторан. Тебе нравится французская еда?
— Никогда не пробовала, — признаюсь я. — Если не считать картошки-фри.
Он смеется:
— Думаю, тебе понравится. Я угощаю, разумеется. Что скажешь?
Скажу, что Нине совсем не понравится, когда она узнает, что ее муж водил меня в театр на Бродвей, а потом угощал дорогим французским ужином. А, да к черту Нину! Мы уже здесь, и вряд ли посещение ресторана разъярит ее больше, чем одно только шоу само по себе. Гулять так гулять!
— Одобряю.
В своей прежней жизни, до Уинчестеров, я бы никогда не могла пойти в такой французский ресторан, как тот, в который ведет меня Эндрю. На двери висит меню, и я мельком взглядываю на цены: любая здешняя закуска стоит моей месячной зарплаты. Но стоя здесь рядом с Эндрю в белом платье Нины, я чувствую себя на своем месте. Во всяком случае, никто не укажет мне на дверь.