Домохозяйка

МакФадден Фрида

Нина испепеляет меня взглядом.

— Отлично! Но если нам не вернут деньги, я их стребую с тебя. Это понятно?

Я безмолвно киваю и вылетаю из столовой прежде, чем она увидит меня плачущей.

23

Во второй половине воскресенья я получаю две радостные вести.

Во-первых, Эндрю удалось вернуть билеты, так что мне не придется работать бесплатно.

Во-вторых, Сесилии не будет дома целых две недели.

Не могу сказать, какая из двух новостей радует меня больше. Я счастлива,

что могу не компенсировать стоимость билетов. Но я просто в восторге, что не нужно ниоткуда забирать Сесилию. В отношении ее пословица про яблоню и яблочко верна на все сто.

Сесилия набрала с собой в лагерь столько, что хватило бы на целый год. Клянусь Господом, она уложила в баулы все свои вещи до единой, а на оставшееся свободным место насовала камней. Во всяком случае, такое у меня ощущение, когда я тащу все это к «лексусу» ее матери.

— Пожалуйста, поосторожней с багажом, Милли! — раздраженно цедит Нина, глядя, как я собираю сверхчеловеческие силы, чтобы поднять сумки в багажник. Мои ладони багрово-красные от ручек. — Постарайся ничего не разбить.

Да что эта девчонка тащит с собой такое, что можно разбить?! Насколько мне известно, дети берут в лагерь по большей части одежду да спрей от комаров. Но не мое дело задавать вопросы.

— Прошу прощения, — пыхчу я.

Вернувшись в дом, чтобы забрать оставшийся багаж, я наталкиваюсь на Эндрю, сбегающего вниз по лестнице. Он видит, как я пытаюсь оторвать от пола гигантский баул, и его глаза лезут на лоб.

— Эй, — говорит он, — давай я отнесу. На вид оно жутко тяжелое.

— Нет-нет, все нормально, — отказываюсь я, потому что в этот момент в дом из двери гаража входит Нина.

— Милли справится, Энди. — Нина грозит пальцем. — Ты должен быть осторожным, у тебя больная спина.

Он мечет в нее возмущенный взгляд:

— Моя спина в порядке! Да и с Сесилией надо попрощаться.

Нина корчит гримасу:

— Уверен, что не хочешь поехать с нами?

— Хочу, — говорит он. — Но я завтра работаю целый день. Во второй половине дня несколько совещаний.

— Вот-вот, — фыркает она. — Вечно ставишь работу на первое место.

Теперь уже он корчит гримасу — высказывание жены его явно обидело. Насколько я могу судить, оно очень далеко от истины. Несмотря на свою успешную карьеру бизнесмена, Эндрю каждый вечер является домой к ужину. Да, по временам ему приходится работать в выходные, и все же в этом месяце он посетил два танцевальных представления, один фортепианный концерт, церемонию выпуска из четвертого класса, показательные выступления каратистов, а еще в один вечер Уинчестеры несколько часов провели на школьной художественной выставке.

И все же он говорит:

— Извини.

Она опять фыркает и отворачивается. Эндрю пытается дотронуться до ее руки, но Нина ее отдергивает и шагает на кухню за своей сумочкой.

Эндрю сгребает последний баул в охапку, несет в гараж, где бросает его в багажник и прощается с Сесилией. Та уже сидит в белоснежном «лексусе» матери, одетая в белое кружевное платье, абсолютно неподходящее для летнего

лагеря. Но я в жизни ничего по этому поводу не скажу.

Целых две недели без этого маленького чудовища! Я готова запрыгать от радости. Однако вместо этого я оттягиваю уголки губ вниз:

— В доме будет грустно без Сесилии, — говорю я, когда Нина выходит из кухни.

— Да ну? — сухо роняет она. — А я думала, ты ее терпеть не можешь.

У меня отвисает челюсть. В смысле — да, она права, что мы с Сесилией не нашли общего языка. Но я не имела понятия, что Нина догадывается о моих чувствах к ее дочери. Если моя хозяйка такая проницательная, то, может, она знает и то, что я отнюдь не пылаю теплыми чувствами к ней самой?

Нина разглаживает свою белую блузку и возвращается в гараж. Стоит только ей покинуть комнату, как все напряжение во мне спадает. Я всегда чувствую себя как на иголках в присутствии хозяйки, ведь она постоянно придирается к каждой мелочи в моей работе.

Эндрю выныривает из гаража, вытирая ладони о джинсы. Я люблю, когда он по выходным одет в футболку и джинсы. Люблю, как лохматятся его волосы, когда он занимается физической работой. Люблю, когда он улыбается и подмигивает мне.

Интересно, отъезд жены вызывает у него те же чувства, что и у меня?

— Итак, — говорит он, — теперь, когда Нины здесь больше нет, я должен кое в чем признаться.

— О?

Он хочет в чем-то признаться? Может, «Я безумно в тебя влюблен. Я уйду от Нины, и мы с тобой сбежим на Арубу»?

Вряд ли.

— Я не смог получить назад деньги за билеты, — говорит он, повесив голову. — Не хотел, чтобы Нина задала тебе за это трепку. Или, боже сохрани, попыталась повесить на тебя этот расход. Уверен — это она указала тебе неправильную дату.

Я медленно киваю.

— Верно, она, но… Ладно, в любом случае, спасибо. Я очень признательна.

— Так вот… Я хочу сказать, что эти билеты — твои. Отправляйся вечером в город, посмотри шоу с другом. И можете переночевать в отеле «Плаза».

Я едва не ахаю.

— Это так щедро с твоей стороны…

Правый уголок его губ поддергивается кверху.

— Ну, не выбрасывать же билеты. Идите, повеселитесь.

— Да… — Я тереблю подол своей футболки, напряженно размышляя. Невозможно даже вообразить, что бы сказала Нина, узнай она об этом. И, должна признать, одна лишь мысль о том, чтобы выйти в город, пугает меня. — Я признательна за твой подарок, но я никуда не пойду.

— Да ты что! Это же спектакль десятилетия! Тебе не нравятся бродвейские шоу?

Он ничего не знает о моей жизни, не знает, где я провела это самое десятилетие.

— Я не видела ни одного.

— Тогда ты просто обязана пойти! Я настаиваю!

— Да, конечно, но… — Я набираю побольше воздуха. — Правда в том, что мне не с кем идти. А одна не пойду. Так что придется мне обойтись без шоу.

Эндрю несколько секунд всматривается в меня, постукивая пальцем по слегка щетинистому подбородку. И наконец выдает:

— Я пойду с тобой.

Мои брови подлетают вверх.