Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
— Повернетесь ли вы назадъ или нтъ, этого я не берусь ршить, отвчалъ ловкій боецъ за рапирахъ, но очень можетъ статься, что вы найдете свою могилу тамъ, гд вы расхрабритесь въ первый разъ, то есть, говоря другими словами, васъ укокошатъ, бытъ можетъ, то самое искуство, которое вы такъ презираете.
— Это мы сейчасъ увидимъ, отвчалъ Корхуелло. И соскочивъ съ осла, онъ яростно схвативъ въ руки одну изъ рапиръ лиценціанта.
— Дла такъ не длаются, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; я буду вашимъ учителемъ фехтованья и судьей въ этомъ спор, столько разъ подымавшемся и до сихъ поръ не разршенномъ. Съ послднимъ словомъ, соскочивъ съ Россинанта, онъ помстился съ копьемъ своимъ на средин дороги, между тмъ какъ лиценціантъ наступалъ размреннымъ, но смлымъ шагомъ, съ сверкающими глазами, на Корхуелло. Мирные крестьяне, не сходя
Весь запыхавшись, Корхуелло въ изнеможеніи опустился на землю.
— Ваша милость, господинъ бакалавръ, сказалъ ему Санчо, послдуйте вы моему совту и не выходите драться противъ рапиръ, а держитесь вы лучше на палахъ, или, еще лучше, играйте въ палки, потому что Господь не обидлъ васъ силой. А то, слышалъ я, будто эти господа, бойцы на шпагахъ, просунутъ ихъ въ игольное ушко.
— Съ меня довольно, отвчалъ Корхуелло, что я свалился, какъ говорятъ, съ своего осла, и узналъ на опыт то, чему я бы никогда въ жизни не поврилъ. Съ послднимъ словомъ онъ всталъ, подошелъ въ лиценціанту, обнялъ его и стали они съ этой минуты такими друзьями, какими не были никогда прежде. Они не хотли дожидаться актуарія, отправившагося искать рапиру, полагая, что онъ не скоро вернется, и ршились безъ него пуститься въ путь, торопясь въ село, за свадьбу Китеріи. Дорогою лиценціантъ излагалъ своимъ спутникамъ великія достоинства фехтовальнаго искуства, приводя въ подтвержденіе словъ своихъ такія очевидныя геометрическія доказательства, что убдилъ всхъ своихъ слушателей въ высокой важности умнья владть рапирами, и самъ Корхуелло окончательно отказался отъ своего упорнаго неврія.
Къ вечеру путешественники наши, приближаясь въ деревн, увидли, какъ имъ показалось, цлое небо, усянное безчисленными лучезарными звздани, и услышали сладкіе звуки гуслей, рожковъ, литавръ, тамбуриновъ и флейтъ. У самаго възда въ деревню былъ устроенъ обширный павильонъ, иллюминованный плошками, которыхъ не гасилъ втеръ, потому что воздухъ былъ такъ тихъ, что даже не колыхалъ листья деревъ. Вокругъ царствовало общее веселье: одни танцовали, другіе пли, третьи играли и, на протяженіи всего луга, рзвилась, какъ говорятъ, радость и веселіе. Толпы рабочихъ устроивали между тмъ подмостки, скамьи и лстницы, чтобы удобне было смотрть на представленія и танцы, которыми готовились отпраздновать свадьбу богатаго Канаша и похороны бднаго Василія.
Донъ-Кихотъ, не смотря на всевозможныя просьбы крестьянъ и студентовъ, не согласился въхать въ деревню, приводя въ свое оправданіе, вполн достаточное, по его мннію, — обычай странствующихъ рыцарей предпочитать сонъ подъ открытымъ небомъ, среди полей и лсовъ, сну въ жилыхъ зданіяхъ, хотя бы это были раззолоченные чертоги; и онъ свернулъ немного съ дороги, къ великому неудовольствію Санчо, невольно вспоминавшаго въ эту минуту покойное помщеніе въ замк или дом домъ-Діего.
Глава XX
Едва лишь блдно-розовая аврора скрылась въ сіяніи лучезарнаго еба, пришедшаго осушить своими жгучими лучами кристальныя капли, дрожавшія на золотистыхъ волосахъ зари, какъ Донъ-Кихотъ поспшилъ разстаться съ сладкой нгой, объявшей его члены, поднялся на ноги и кликнулъ, сладко храпвшаго еще, Санчо. Видя его съ закрытыми глазами и открытымъ ртомъ, рыцарь, прежде чмъ принялся будить своего оруженосца, не могъ не сказать: «О блаженнйшій изъ смертныхъ, обитающихъ на земномъ шар! никому не завидуя, и не возбуждая ни въ комъ зависти, счастливецъ! ты отдыхаешь тломъ и духомъ, не преслдуемый волшебниками, не смущаемый очарованіями!
Спи, повторяю,
На все это Санчо, конечно, не отвчалъ ни слова, потому что онъ преспокойно спалъ себ, и, но всей вроятности, проснулся бы не тамъ скоро, еслибъ Донъ-Кихотъ не тронулъ его концомъ своего копья. Пробудясь, онъ принялся протирать глаза, и протягивая впередъ руки, поворачивая лицо свое то въ одну, то въ другую сторону, проговорилъ: «отъ этой бесдки, право, больше пахнетъ окорокомъ, чмъ жирофлеями. Клянусь Богомъ, это будетъ свадьба на славу, если отъ нее спозаранку ужъ понесло такими запахами».
— Молчи, обжора, отвчалъ Донъ-Кихотъ, и поскоре вставай; мы отправимся взглянуть, что станетъ длать на этомъ свадебномъ пиру отверженный Василій.
— Да пусть онъ себ длаетъ что хочетъ, отвчалъ Санчо. Самъ виноватъ, за чмъ бденъ. Былъ бы богатъ, такъ и женился бы на Китеріи. А когда нтъ у человка гроша за душой, такъ чтожъ въ облакахъ, что ли, ему тогда жениться? Право, ваша милость, нищій пусть довольствуется тмъ, что находитъ, и не ищетъ жемчугу въ виноград. Я готовъ объ закладъ биться, что этотъ Камашъ можетъ этого самаго Василія упрятать въ мшокъ съ червонцами. И тоже была бы не послдняя дура Китерія, еслибъ плюнула на все, что подарилъ ей и еще подаритъ Камашъ, и прельстилась искуствами Василія швырять палки, да фехтовать рапирой. За этакія чудесныя штуки, ни въ одной корчм стакана вина не дадутъ. Богъ съ ними — съ талантами, отъ которыхъ выгодъ никакихъ нтъ. Другое дло, когда Богъ наградитъ ими человка съ туго набитымъ карманомъ, о, тогда желаю здравствовать имъ; потому что хорошій домъ можно выстроить только на хорошемъ фундамент, а самый лучшій фундаментъ, это деньги.
— Ради Бога замолчи, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; если бы позволить теб оканчивать все, что ты начинаешь говорить, то у тебя не хватило бы времени ни сть, ни спать; ты все бы говорилъ.
— Ваша милость, отвчалъ Санчо, вспомните нашъ уговоръ; отправляясь съ вами, я выговорилъ себ право говорить когда захочу, лишь бы только не во вредъ ближнему и вамъ, а этого я кажется до сихъ поръ не длалъ.
— Не помню этого уговора, сказалъ Донъ-Кихотъ; но если бы даже онъ существовалъ, я все таки хочу, чтобы ты замолчалъ и отправился за мною. Слышишь ли: вчерашніе инструменты ужъ заиграли и обрадовали эти долины; свадьбу, вроятно, отпразднуютъ скоре въ утренней прохлад, нежели въ дневномъ жару.
Санчо послушался своего господина, осдалъ осла и Россинанта, и наши искатели приключеній, свши верхомъ, шагъ за шагомъ, въхали въ павильонъ. Первое, что кинулось тутъ въ глаза Санчо, это былъ цлый быкъ, воткнутый на вертел въ дупл молодаго вяза; въ нкоторомъ разстояніи отъ него гора куча дровъ, и вокругъ нее стояли шесть чугунныхъ котловъ, въ которыхъ легко укладывались быки, казавшіеся тамъ чуть не голубями. На деревьяхъ висло безчисленное количество очищенныхъ зайцевъ, зарзанныхъ куръ, дичи и разной свойской птицы, развшанной на втвяхъ, чтобы сохранить ее свжей. Тутъ же Санчо насчиталъ ведеръ шестдесятъ самаго лучшаго вина. Блый хлбъ наваленъ былъ кучами, какъ пшеница въ житниц, а разнородные сыры нагромождены были, какъ кирпичи, образуя цлыя стны; возл нихъ стояли два котла съ масломъ, приготовленнымъ для пряженія въ немъ пирожнаго, которое вынимали лопатами и опускали потомъ въ особый котелъ съ медомъ. Боле пятидесяти чистыхъ и ловкихъ кухарокъ и поваровъ возились у очага. Въ широкомъ желудк быка зашито было двнадцать молочныхъ поросенковъ для приданія ему нжности и вкуса. Разныя же пряности и сладости навалены были не фунтами, а пудами въ огромномъ открытомъ сундук. Хотя яства эти не отличались особенной нжностью, но ихъ было достаточно, чтобы накормить цлую армію.