Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

Кажется милый нашъ гость начинаетъ заговариваться, подумалъ донъ-Лорензо, во всякомъ случа это въ высшей степени замчательный безумецъ, и съ моей стороны было бы глупо не признавать его такимъ.

Этимъ окончился разговоръ ихъ, и они отправились обдать.

Донъ-Діего спросилъ сына, что скажетъ онъ объ ихъ гост? «Я бы запретилъ всмъ врачамъ», отвчалъ донъ-Лорензо, «и всмъ переписчикамъ его дйствій изъять что либо изъ хаоса его безумія. Это удивительный безумецъ, у котораго выпадаютъ иногда чрезвычайно свтлыя минуты».

Обдъ вполн оправдалъ слова Донъ-Діего, говорившаго, что онъ любитъ угощать своихъ гостей здоровой, вкусной и питательной пищей. Но что въ особенности восхитило Донъ-Кихота, это удивительная тишина, царствовавшая во всемъ дом и длавшая его похожимъ на обитель иноковъ. Когда со стола сняли скатерть, возблагодарили Подателя всхъ благъ и обмыли руки, Донъ-Кихотъ попросилъ донъ-Лорензо прочитать ему стихи, написанные имъ на поэтическое состязаніе.

— Чтобы не походить

на тхъ поэтовъ, отвчалъ донъ-Лорензо, которые отказываются читать стихи свои, когда ихъ просятъ, и читаютъ, когда ихъ никто объ этомъ не проситъ, я исполню вашу просьбу и прочту вамъ мое стихотвореніе, за которое я, впрочемъ, не жду никакой награды, потому что въ этомъ труд я вижу не боле, какъ умственное упражненіе.

— Одинъ изъ моихъ друзей, сказалъ Донъ-Кихотъ, человкъ не глупый, былъ того мннія, что не слдуетъ писать стиховъ на заданную тему, такъ какъ они всегда удаляются отъ предмета и мысли напередъ составленнаго предложенія; къ тому же правила, существующія у насъ для подобнаго рода сочиненій, весьма строги. Въ стихахъ этихъ не допускается напримръ словъ: говоритъ ли онъ, или скажу ль, не допускается категорическихъ выраженій и ставится авторамъ много другихъ препонъ, какъ это очень хорошо извстно вамъ.

— Откровенно говоря, сказалъ Лорензо, я бы хотлъ указать вамъ на какую нибудь ошибку, утверждаемую и повторяемую вами, но не могу, потому что вы ускользаете изъ рукъ моихъ, какъ змя.

— Тоже говоря откровенно, отвтилъ Донъ-Кихотъ, я не понимаю, что вы хотите выразить этими словами, что я ускользаю изъ вашихъ рукъ, какъ змя.

— Надюсь, вы скоро поймете меня, сказалъ Лорензо, а теперь не угодно ли вамъ прослушать мои стихи на тесу. Вотъ тема:

Когда бъ можно что было возродиться, И мн въ одномъ грядущемъ бы не жить, Иль еслибъ будущность могла раскрыться Того, что должно посл наступить.

Стихотвореніе.

И счастіе мое прошло, какъ все за свт Проходитъ. И судьба меня съ тхъ поръ Не осыпала благами своими Ни щедрой, ни воздержною рукой. У ногъ своихъ ужъ нсколько столтій, Ты распростертымъ зришь меня судьба! О, возврати къ мн счастіе былое; И съ жизнью могъ еще бъ я примириться Когда бъ могло, что было возродиться. Ни славы, ни тріумфовъ, ни побдъ, Ни пальмъ иныхъ я въ жизни не ищу, Какъ только счастья моего былого; Мой бичъ — о немъ воспоминанье. Фортуна! возврати къ ты мн его, Чтобъ этотъ тайный пламень потушить И мн въ одномъ грядущемъ бы не жить. Но что жъ? я невозможнаго прошу. Какъ можетъ то, что было возродиться? Какой наукой — время возвратить? Оно летитъ, идетъ — все безвозвратно, И странно было бы вообразить, Чтобы грядущее могло въ прошедшемъ скрыться, Иль чтобы будущность могла раскрыться. Не лучше ль умереть и горе въ гроб Похоронить, чмъ жить въ волненьи вчномъ, Колеблясь между страхомъ и надеждой. И кажется порой — всего врне Покончить разомъ, но иная мысль, Мысль лучшая рождается въ ум, И заставляетъ въ этомъ мір жить Тмъ, что она мн не даетъ забыть Того, что должно посл наступить.

Когда донъ-Лорензо окончилъ чтеніе своихъ стиховъ, Донъ-Кихотъ всталъ со стула, и взявъ его за руку воскликнулъ, или врне, почти закричалъ: «клянусь небомъ и всмъ его величіемъ, великодушный юноша, вы лучшій поэтъ въ мір и достойны быть увнчаны лаврами не только Кипромъ или Гаэтой, какъ сказалъ одинъ поэтъ, надъ которымъ да сжалится Богъ, но афинской академіей, еслибъ только она существовала теперь, и нашими ныншними академіями Парижской, Болонской и Саламанкской. И да пронзитъ Господь стрлами Апполона тхъ судій, которые откажутъ вамъ въ первомъ приз; да никогда музы не переступятъ порога ихъ жилищъ. Будьте такъ добры: прочитайте мн еще какіе-нибудь стихи ваши, потому что я желалъ бы полюбоваться, такъ сказать, со всхъ сторонъ вашимъ поэтическимъ геніемъ.

Нужно

ли говорить, какъ восхитила донъ-Лорензо эта похвала рыцаря, не смотря на то, что онъ считалъ его полуумнымъ. О, всемогущая лесть! какъ безгранично твое царство, какъ сладостны твои слова! Донъ-Лорензо подтвердилъ эту правду, согласившись прочитать Донъ-Кихоту другое стихотвореніе свое: Пирамъ и Тизба.

Стна пробита двой молодой; Великодушное Пирама сердце Ужь пронзено, и улетаетъ съ Кипра Любовь въ щель чудную ту заглянуть. Тамъ царствуетъ молчаніе; звукъ не можетъ Сквозь то отверстіе перебжать, Но духъ, любовью окрыленный, можетъ. Увы! надежда тщетная, въ любви Взамнъ восторговъ два смерть нашла. Вотъ вамъ вся эта повсть: ихъ обоихъ, Въ одинъ и тотъ же мигъ, — о странный случай, — Обоихъ поражаетъ, погребаетъ, И воскресаетъ мечъ, могила И память вчная о нихъ.

— Да будетъ благословенъ Богъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, услыхавъ эти послдніе стихи; между поэтами нашего времени я не встрчалъ подобнаго вамъ, по крайней мр, сколько я могу судить по этому стихотворенію.

Пробывъ четыре дня въ дон донъ-Діего, радушно принимаемый хозяевами, Донъ-Кихотъ въ конц этого времени попросилъ у нихъ наконецъ позволенія отправиться. «Благодарю, душевно благодарю васъ, за вашъ радушный пріемъ», говорилъ онъ имъ, «но странствующимъ рыцарямъ не слдуетъ долго предаваться праздности и нг; и я вижу, что мн пора вспомнить о моемъ долг и отправиться искать приключеній, которыми этотъ край, какъ я знаю, обиленъ. Тутъ думаю я пространствовать до времени сарагосскихъ турнировъ, которые въ настоящую минуту составляютъ мою главную цль, и побывать въ Монтезиносской пещер, о которой говорятъ столько чудеснаго въ ея окрестностяхъ; попытаюсь я также открыть начало и настоящіе истоки семи озеръ, называемыхъ обыкновенно лагунами Руидеры».

Донъ-Діего и сынъ его разсыпались въ похвалахъ всмъ этимъ намреніямъ и попросили рыцаря выбирать и брать изъ ихъ имущества все, что только можетъ ему понадобиться, или понравиться, желая этимъ высказать съ своей стороны готовность служить ему чмъ могутъ, изъ уваженія и къ его личнымъ доблестямъ и къ его славному званію.

Наступилъ наконецъ часъ отъзда, столъ же радостный для Донъ-Кихота, сколько прискорбный для Санчо. Катавшись, какъ сырь въ масл въ дом донъ-Діего, онъ не слишкомъ то радовался теперь предстоящей перемн въ его образ жизни, — напоминавшей жизнь въ лсахъ и пустыняхъ, — и удовольствію продовольствоваться несчастною провизіею изъ своей котомки, которую онъ тмъ не мене наполнилъ всмъ, что казалось ему наиболе необходимымъ. Прощаясь съ хозяевами, рыцарь, обратясь къ донъ-Лорензо, сказалъ ему на прощаніе: «не знаю, говорилъ ли я вамъ, но если и говорилъ, такъ повторю еще разъ, если вы хотите сократить ваше время и труды на пути къ слав, то вамъ остается только проститься съ поэзіей и сдлаться странствующимъ рыцаремъ; этого довольно, чтобы однимъ ловкимъ ударомъ добыть себ императорскій внецъ». Этими словами Донъ-Кихотъ какъ бы давалъ послднее доказательство своего безумія, особенно когда къ довершенію эффекта онъ прибавилъ еще: «одинъ Богъ знаетъ, хотлъ ли бы я взять съ собою этого славнаго юношу, чтобы научить его, какъ попирать великолпныхъ и возвышать смиренныхъ: — два дйствія нераздльныя съ моимъ званіемъ. Но такъ какъ юношескій возрастъ его еще не требуетъ этого, и наука отказывается пока выпустить его изъ своихъ рукъ, потому я ограничусь только однимъ совтомъ, именно: если онъ захочетъ быть поэтомъ, то пусть въ оцнк своихъ произведеній руководствуется боле чужимъ мнніемъ, чмъ своимъ собственнымъ. Нтъ такихъ родителей, которые бы находили своихъ дтей дурными, особенно еще, когда эти дти — творенія нашего ума».

И отецъ и сынъ еще разъ удивились этому безумію, смшанному съ мудростію и непоколебимо-неудержимому желанію рыцаря неустанно искать какихъ-то приключеній — концу и цли всхъ его стремленій. Наконецъ посл взаимныхъ пожеланій и предположеній услугъ, на которыя Донъ-Кихотъ испрашивалъ разршеніе владлицы замка, онъ ухалъ вмст съ своимъ оруженосцемъ: — рыцарь, какъ водятся, верхомъ на Россинант, а оруженосецъ на своемъ осл,

Глава XIX

Недалеко отъ дона донъ-Діего, къ нашимъ искателямъ приключеній присоединились какихъ то двое духовныхъ, или студентовъ и двое крестьянъ, хавшихъ верхомъ на длинноухихъ животныхъ. У одного изъ студентовъ вмсто чемодана былъ узелокъ изъ толстаго зеленаго полотна, въ которомъ завернуто было платье и дв пары черныхъ тиковыхъ чулковъ; у другаго же всего на всего была въ рукахъ пара новыхъ рапиръ. Крестьяне везли съ собою множество вещей, купленныхъ, вроятно, въ законъ-нибудь большомъ город. И студенты и крестьяне, увидя Донъ-Кихота, изумились, какъ и вс, кому приводилось видть рыцаря въ первый разъ, и имъ захотлось узнать, что это за необыкновенный господинъ такой?