Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

— Право, мн теперь не до того, чтобы заниматься разнымъ вздоромъ, отвтилъ Санчо; и что вамъ, ваша милость, до чужихъ мыслей, особенно до влюбленныхъ

— Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, есть разница между любовью и благодарностью. Рыцарь можетъ оставаться холоднымъ и равнодушнымъ, но не неблагодарнымъ. По всему видно, что Альтизидора нжно любитъ меня; она подарила мн три хорошо знакомыхъ теб головныхъ платка, она оплакивала мой отъздъ, она упрекала, проклинала меня, и забывая всякій стыдъ, обнаруживала передъ всми свою любовь; какого теб лучшаго доказательства, что она обожала меня; гнвъ влюбленныхъ всегда разражается въ проклятіяхъ. Я не могъ утшить ее надеждой, потому что вс мои надежды принадлежатъ Дульцине; я не могъ предложить ей подарковъ, потому что сокровища странствующихъ рыцарей подобны сокровищамъ легкихъ умовъ — они прозрачны и ложны; я могу значитъ

подарить ее только воспоминаніемъ, не затмвая имъ воспоминанія, оставленнаго во мн Дульцинеей; той самой Дульцинеей, которую ты такъ оскорбляешь, отказываясь до сихъ поръ выпороть себя по твоему мясистому тлу. О, я желалъ-бы видть пожраннымъ волками это тло, которое ты предпочитаешь сохранять лучше въ добычу земнымъ червямъ, чмъ исцлить имъ мою несчастную даму.

— Правду сказать, ваша милость, я ршительно не понимаю, какое отношеніе можетъ имть порка моя въ разочарованію очарованныхъ; это все равно, что чесать себ пятку отъ головной боли. И готовъ поклясться, что во всхъ исторіяхъ, прочитанныхъ вашею милостью, вы не прочли ни объ одномъ разочарованіи помощью плетей. Впрочемъ такъ или иначе, а я выпорю себя, но только тогда, когда мн придетъ охота.

— Да просвтитъ тебя небо настолько, чтобы ты созналъ свою обязанность помочь моей дам и повелительниц, она-же и твоя повелительница, какъ моего слупи, сказалъ Донъ-Кихотъ.

Разговаривая такимъ образомъ, они продолжали путь и пришли на то мсто, гд ихъ опрокинули и измяли быки. Узнавъ его, Донъ-Кихотъ сказалъ Санчо: «вотъ лугъ, за которомъ мы встртили прекрасныхъ пастушекъ, хотвшихъ воскресить здсь пасторальную Аркадію; — прекрасная мысль! и если ты согласенъ со мною, Санчо, то, въ подражаніе этимъ прекраснымъ пастушкамъ, сдлаемся тоже пастухами, хотя-бы впродолженіе этого года, который я долженъ прожить въ уединеніи. Я куплю нсколько овецъ, все нужное для пасторальной жизни и станемъ мы — я — подъ именемъ пастуха Кихотиза, а ты Пансино — бродить по горамъ, лсамъ и лугамъ, распвая въ одномъ мст веселыя, въ другомъ жалобныя псни. Прозрачныя воды ручьевъ, или глубокихъ ркъ станутъ утолять нашу жажду, дубы предложатъ намъ въ изобиліи ихъ сладкіе, здоровые плоды, пробковыя деревья отдыхъ, убжище и ночлегъ. И они не лишатъ насъ тни своей, розы аромата, луга — роскошныхъ, разноцвтныхъ ковровъ, воздухъ свжести, луна и звзды сладкаго свта во мрак ночей, пніе — удовольствія и радостныхъ слезъ, Аполонъ — стиховъ, любовь сантиментальныхъ мыслей, содлающихъ насъ славными и безсмертными не только въ настоящее время, но и въ грядущихъ вкахъ.

— Клянусь Богомъ, воскликнулъ Санчо, вотъ это жизнь самая по мн; къ тому-же за одно съ вами врно не откажутся сдлаться пастухами цирюльникъ и бакалавръ Самсонъ Карраско; да какъ-бы и самого священника не взяла охота пристроиться къ нашему пастушеству; онъ такой весельчакъ и охотникъ до удовольствій.

— Ты правъ, какъ нельзя боле, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, и если, въ намъ пристанетъ, въ чемъ я нисколько не сомнваюсь, бакалавръ, онъ станетъ называться пастухомъ Самсонэтомъ или Карраскономъ; а цирюльникъ Николай пастухомъ Нихолазо. Какъ назвать священника? Этого я право не знаю, разв уменьшительнымъ именемъ: пастухомъ Куріамбро [25] . Имена-же пастушкамъ, въ которыхъ мы будемъ влюблены, очень легко подобрать; въ тому-же имя моей дамы одинаково подходитъ въ принцесс и пастушк, и мн нтъ надобности ломать голову, пріискивая ей другое, боле соотвтственное имя, ты-же назовешь свою даму, какъ теб будетъ угодно.

25

Священникъ по испански el cura.

— Терезиной — иначе не назову, отвтилъ Санчо, имя это подойдетъ и въ ея крестному имени и въ ея толщин. Воспвая ее въ своихъ стихахъ, я покажу, какъ чисты мои помыслы, потому что не хочу я молоть хлбъ свой на чужихъ мельницахъ. Священнику же не подобаетъ имть пастушки, не хорошій былъ бы примръ; а что касается бакалавра, у него душа въ его рукахъ.

— Боже! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; какая чудесная будетъ это жизнь! Сколько роговъ, сколько віолей, сколько тамбуриновъ, свирлей и дудокъ станутъ услаждать нашъ слухъ! И если въ этой музык будутъ раздаваться звуки альбога, тогда у насъ составится цлый пасторальный оркестръ.

— Это что альбогъ? спросилъ Санчо, я не видлъ и не слышалъ его никогда.

— Альбогъ — это металлическія доски, похожія на ноги подсвчника, сказалъ Донъ-Кихотъ, которыя

издаютъ весьма пріятный, мелодичный звукъ, — подходящій какъ нельзя боле въ рзкому звуку тамбурина и волынки, — когда ихъ ударяютъ одна о другую пустой стороной. Слово альбогъ — арабское, какъ и вс, начинающіяся въ нашемъ язык слогомъ al: almohaza, almorzar, alfombra и др. Въ испанскомъ язык только три арабскихъ слова кончаются на і: borcegui [26] , maravedi [27] и zaquizami [28] ; слово alheli [29] тоже арабское, но кончаясь на і, оно начинается на al. Говорю это теб между прочимъ, въ слову, по поводу альбогъ. Что въ особенности поможетъ намъ украсить пастушій насъ бытъ, продолжалъ онъ, это то, что я слегка, а бакалавръ Самсонъ сполна поэты. О священник ничего не могу сказать, но готовъ биться объ закладъ, что онъ тоже не прочь отъ стихотворства, о цирюльник же Никола, не можетъ быть и рчи; вс цирюльники играютъ на гитарахъ и складываютъ псеньки. Я буду оплакивать въ стихахъ моихъ разлуку, ты станешь прославлять свою врную любовь, пастухъ Каррасконъ явится отвергнутымъ любовникомъ, священникъ чмъ ему будетъ угодно; словомъ дло устроится на славу.

26

Родъ полусапожекъ.

27

Мелкая испанская монета.

28

Чердакъ.

29

Левкой.

— Да, но только такой я несчастный человкъ, сказалъ Санчо, что не дождаться мн должно быть никогда этой прекрасной жизни. А ужъ какихъ бы надлалъ я деревянныхъ ложечекъ, ставши пастухомъ! сколько сбилъ бы я сливокъ, сколько собралъ бы салату, сколько сплелъ бы гирляндъ, сколько надлалъ бы пастушьихъ игрушекъ! Не доставили бы мн эти работы, быть можетъ, славы умнаго человка, но доставили бы славу изобртательнаго и ловкаго. Дочь моя, Саншета, приносила бы обдъ намъ въ наши пастушьи шалаши; только чуръ! смотри въ оба! не вс пастухи — люди простенькіе, есть между ними и лукавые, а дочь моя право, ничего себ, и мн вовсе не желательно, чтобы отправившись за шерстью, она сама бы вернулась безъ шерсти. Любовь и на поляхъ также заигрываетъ, какъ въ городахъ, везд ее носитъ: и по нашимъ земледльческимъ хижинамъ и по дворцамъ королей. Но удали искушеніе и удалишь прегршеніе, говоритъ пословица; когда не видятъ глаза, спокойны сердца, и лучше скачокъ чрезъ заборъ, чмъ молитва добраго человка.

— Довольно, довольно, перебилъ Донъ-Кихотъ; одной пословицей ты могъ прекрасно выразить твою мысль. Сколько разъ совтывалъ я теб, Санчо, не быть такимъ щедрымъ на пословицы, и не давать имъ воли, когда он сорвутся у тебя съ языка, но видно говорить теб объ этомъ значитъ стрлять горохомъ въ стну: меня скетъ матъ, а я ску палку.

— Да и ваша милость тоже хороши, сказалъ Санчо; печка говоритъ котлу: сними черноту съ своей внутренности; а вы учите меня не говорить пословицъ, и сами сыплите одну за другой.

— Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, я говорю пословицу кстати; она подходитъ къ тому, что я сказалъ, какъ перстень къ пальцу, ты же вытаскиваешь ихъ насильно, за волосы, не ожидая, чтобы он сами пришли. Если память не измняетъ мн, я, кажется, сказалъ теб однажды, что пословицы — это кратко высказанныя истины, выведенныя изъ долгаго опыта и наблюденій нашими древними мудрецами. Но пословица, сказанная не кстати, это краткое, но только не мудрое, а глупое изреченіе. Довольно однако, время близится въ ночи, поэтому сойдемъ съ большой дороги и отыщемъ себ убжище на ночь. Богъ всть, что будетъ завтра.

Отошедши въ сторону отъ большой дороги, Донъ-Кихотъ и Санчо плохо и поздно закусили; послдній со вздохомъ вспомнилъ лишенія, претерпваемыя странствующими рыцарями въ городахъ и лсахъ, и смняющее ихъ порою изобиліе въ замкахъ богатыхъ и знатныхъ, или въ домахъ достаточныхъ людей, какъ у донъ-Діего де Миранда, на свадьб Камаша и у донъ-Антоніо Марено. Но, подумавши, что не вчно быть дню и не вчно ночи, онъ заснулъ подъ бокомъ своего бодрствовавшаго всю ночь господина.