Дорога дней
Шрифт:
Ну как тут соврешь!
«Шил, — говорю, — ровно семнадцать пар сшил».
Не знаю, то ли потому, что я сразу признался, то ли совесть в нем заговорила, только он подобрел что-то.
«А тебе известно, — говорит, — что это преступление, что на этого самого Цолака работали еще несколько человек, что он фактически целую мастерскую держал тайком от государства?»
«Фактически не знаю», — отвечаю.
Тут он рассмеялся и говорит:
«Ну ладно, иди. Постыдился бы. А еще передовой рабочий! На первый
Вышел я оттуда, Газар-джан, запаренный, ну совсем как из бани. А этот бессовестный, гляжу, торчит возле дверей.
«Ну, — спрашивает, — что ты там говорил?»
Тут я не стерпел.
«Катись отсюда, — говорю, — и на глаза мне больше не показывайся!..»
Газар и Сурен от души рассмеялись, но отцу было далеко не так весело. Он встал, взял свой табурет и вышел.
Пока Газар и товарищ Сурен занимались мной и Зарик, а мать хлопотала, собирая на стол, вернулся отец. Я посмотрел на него и все понял…
Башмачник Месроп расколол свой табурет.
— Вардуш, — смущенно сказал он, — на, затопи печку, ребятам теплее будет…
Все молчали.
Мать открыла дверцу печки.
Вскоре табурет весело трещал в печке, а Газар, допивая третью чашку чая, вставил авторитетно:
— А табурет-то зря разбил, пригодился бы еще дома.
Я — УЧИТЕЛЬ
В середине декабря товарищу Папаяну наконец удалось найти мне ученика, которого я должен был подготовить для поступления в музыкальную школу.
Мой ученик был шустрый шестилетний мальчишка, большеголовый, с умными глазами. Роста маленького, а имя носил предлинное — Врамшапух.
Врамшапух жил неподалеку от нас, за Домом пионеров. Он был самым младшим в семье маляра.
У Врамшапуха было еще восемь братьев, все, как один, похожих друг на друга.
Конечно, в доме маляра рояля не было, и мы должны были заниматься у Папаянов. Там-то я и встретился впервые с моим учеником и его отцом.
Вечером, придя к Папаянам, еще в коридоре я услышал веселый смех Егинэ и чей-то гулкий голос:
— Эх, сестрица, вот потеплеет — выкрашу вам стены, будешь глядеться в них словно в зеркало.
Я вошел. В комнате стоял какой-то человек маленького роста. Оказалось, что отец моего ученика. Он улыбнулся мне, подошел, протянул свою большую руку и сказал:
— Это, видать, наш учитель? Зовут меня Амазасп, сокращенно — Амаз, а твое имя я уже знаю, товарищ Папаян сказал. Ты мне нравишься. Если и парень мой по душе тебе придется, поладите друг с другом.
Он оглянулся. «Парень» куда-то исчез.
— Куда девался этот постреленок? — забеспокоился Амаз. — Как бы он чего не натворил. Эй, Врамшапух!
В дверях появился мальчишка — маленькая копия Амаза. В руке он держал мраморного слоника.
— Послушай,
— Отсюда, — показавая на столик, ответил мальчик.
— И когда это он успел?..
Амаз взял слоника и осторожно поставил на место. Потом обратился ко мне:
— Ну вот, браток, мой парень. Товарищ Азат говорит, способности у него, учить надо. Я, конечно, не очень-то в этом разбираюсь, но товарищ Азат говорит…
Они оба очень понравились мне. Казалось, будто я уже давно знаю и Амаза и его маленького двойника.
— Конечно, я буду с ним заниматься, — ответил я.
— Ну, раз так, — засмеялся Амаз, — сдирай с него хоть все три шкуры: мясо — тебе, а кости — мне. — Он подмигнул. — Ты ведь строгий, правда?
— О, ужасно строгий, — подхватила Егинэ.
Еле сдерживая смех, я посмотрел на Врамшапуха. Тот лукаво улыбался. В его черных глазах было столько живости и обаяния, что мне вдруг захотелось обнять его, но я сказал:
— Страшно строгий…
Я еще не знал, что то же самое мне придется повторить на следующее утро, и не только Врамшапуху, а двум десяткам таких же таракашек. И так же, как мой новый друг, никто из них не поверит мне.
«Аревик» — так назывался интернат для детей пяти-шестилетнего возраста, куда я поступил по рекомендации товарища Папаяна в качестве преподавателя музыки. Мне казалось, что я справлюсь с этой работой, но, едва я встретился с ребятами, меня охватило такое волнение, что я чуть не задохнулся.
Десять шелковых бабочек на черных и светлых головках, десять девочек в чистеньких платьицах. Десять стриженых голов, пахнущих солнцем, десять мальчишек в белых блузах и синих сатиновых штанишках, которые, конечно, были не столь безукоризненно чисты, как платья девочек…
Но в глазах всех этих малышей, казалось, притаились тысячи чертенят.
Старшая воспитательница интерната представила меня моим будущим ученикам в светлом зале с концертным роялем в углу. Когда она вышла, я внимательно оглядел своих подопечных и заметил, что они никак не могут усидеть на своих маленьких и очень удобных стульчиках.
Решив с первого же дня добиться «идеальной дисциплины», я сказал:
— Ну, ребята, каждый день по одному часу я буду заниматься с вами музыкой. Будете вести себя хорошо — буду вас любить. А если нет — то знаете какой я строгий?..
Сначала фыркнула голубоглазая рыженькая девчонка с веснушками. За ней остальные.
Я сделал сердитое лицо и спросил ее:
— Тебя как зовут?
— Нунуш.
— Как?
— То есть Назик.