Дождь в полынной пустоши. Книга 2
Шрифт:
– Мне не дает покой цеп на поясе эсм Кэйталин.
– Не сам пояс? — извратила Бюккюс, нагнать красок щечкам Кэйталин.
Лисэль переплюнет, - не жалко Колину похвалы натасканности старухи изыскивать и переходить на двусмысленности.
– Или все-таки цеп? — добивались честного ответа от унгрийца. Вода в пустыне попадается чаще. А тут честность! На те, берите!
– Цеп. Всегда пригодится опыт обращаться с оружием. Особенно, столь редким.
– Поверьте, он крайне ничтожен, - поспешила отговорилась Кэйталин.
– Будь опыт большим, шоссы маршалка достались бы тебе, милочка, - заставила Лаурэ обмереть незадачливую эсм-рыцаря. —
Вот так. Не чудеса, но чудачества. Ославили гранду, выставив Кэйти деревенской дурой, - выслушал унгриец, шпильку в речи Бюккюс. Носить полосатые штаны, не решались самые махровые и отъявленные адепты старины и традиций. Гаус, избегал выглядеть столь вызывающе и старомодно. А с провинции (в данном случае с Иллз) какой спрос. Патриархальность в крови.
Заговорили о Серебряном Дворе, но гранду не вывести из созерцательного состояния, привносящего в её душу елей и умиротворяющее успокоение. Вчера, она получила родительское благословление и верительные бумаги отправляться в Анхальт. Опережая её бунт, Моффет грозно поднял палец.
– Только вякни мне, мокрощелка. Пошлю в казармы солдатиков ублажать!
Благородным обхождением Моффет окружение не баловал. Ругал и колачивал и слуг, и любовниц и покойную жену, а уж родной кровиночке оплеуху выпросит - отвесит. Про казарму может и ляпнул в сердцах, но ведь мог и поступить в соответствии с ляпом. Ошпаренная унижением душа зашлась болью и спастись от нее, избавиться, никакого средства не найти. Но если поискать…. Хорошенько. Не отказываясь ни от чего. То тогда…. Обещание Поллака добыть голову Исси. Подобное лечить подобным. И вот уже в бухающем кровотоке слышны другие имена и представляются иные лица. Чьи? Ненависть обязана вызреть. Подобно хорошему яблоку. Налиться соком, напитаться ароматом, набрать тяжесть, чтобы однажды смело быть сорванным, утолить мучительный голод. Это сосущее тоскливое чувство, можно спутать с голодом, который не отпустит до того момента, когда плод будет искусан, изгрызен и поглощен без остатка. С кожурой, семечками и хвостиком.
Чтобы не происходило за столом, сколь не надоедливы и прилипчивы старухи, Колин держал гранду на глазу. Союзник остро нуждался в поддержке. Не в жалости, не в успокоении, а в нечто способном вытащить из колодца отчаяния. Возможно, со дна различишь звезды и небесные планеты, но своей судьбы по ним не прочитаешь. Если, конечно, хоть кто-то в состоянии прочесть её по звездам, руке, и дате рождения.
– Так мы услышим новую историю саин Поллак? — вернулся к первоначальному посылу Гаус. Маршалк умел лавировать, предугадывать и обходить опасности. Его осведомленность простиралась гораздо дальше, чем могли о том подозревать и представлять. От Бюккюс лучше держаться в сторонке. Даже с его деньгами.
– Веселую или грустную? — согласен унгриец развлечь застолье к пользе ума и сердца.
– На твое усмотрение, - позволила Лаурэ вольничать унгрийцу. Он что-то мямлил про границы и готовность их нарушить. Пусть попробует.
Сатеник рассеяно кивнула, дублируя разрешение рассказывать. Тому и горло не понадобилось промочить, начать повесть.
– В одном королевстве, престарелый вдовый король удумал жениться. Наследник плохонький у него был, но монарх непременно желал любви и ласки в законном браке, а не под колючим одеялом временщика. Не хотелось ему доживать век бобылем. Король я или
– То есть мне на бал путь заказан? — ввернула Лаурэ, отставив чай и приготовившись слушать.
Что скажешь, мальчик?
Голодный взгляд Бюккюс, какой бывает у людей, прибегающих к феноменальному вранью, но не терпящих подобного в других, не может быть проигнорирован, не расслышан и не понят.
Ответить всегда найдется.
– Случай трудный, но не безнадежный. Басма или охра закрасить седину. Горсть белил, щепоть румян, ложка духов. Кувшин крепкого вина для смешливости и легкости нрава. Несколько дней упражнений верховой езды для подвижности суставов таза и укрепления внутренних мышц бедер…, - не дрогнул Колин перед, свахой.
– Замолчи! — набросилась на унгрийца возмущенная камер-медхин. Заставить Поллака заткнуться ей хотелось, едва он произнес слова приветствия на входе в Сомон-холл. А сейчас и вовсе дал прекрасный повод.
– Подкуп виночерпия, чаще подливать королю и вот уже…, - не унимался Колин. Просили — слушайте.
Бюккюс благосклонно приняла такой ответ. Он ей понравился.
– Замолчи! — гневалась камер-медхин, собирая взгляды со всех краев стола. Что с ней?
– Замолчать или продолжать? — обратился Колин к…. младшей Бюккюс. Надо и ей высказаться.
– Продолжай, - отмела запрет Эция. — Раз уж начал.
– Ах, да! Совсем упустил не маловажный критерий, - спохватился рассказчик.
– К старости любят мясистей, - попробовала угадать Лаурэ и похлопала себя по тощим ребрам. Её хохот перекрыл проявления веселья остальных.
– Или что-то другое? — загорелись лукавыми огоньками глаза Лисэль. Она достаточно ожила, прицепиться к Колину. Никто не удивился. Серебряный Двор устал ждать, когда камер-юнгфер соизволит экспроприировать самого унгрийца, его, достоинство и его, как сказывают, немалое серебро. Не сегодня-завтра, ожидания она намеревалась полностью оправдать.
– Этот нюанс обсудили с родителями девиц. Не опылен ли цветок залетным шмелем, - растолковывал Колин недогадливым.
– Где один, там целый рой. Король не только первый среди равных, но и первый во всем.
– И велик ли собрался букет? — весело Лисэль
– Как сказать, - держал взгляд унгриец на камер-юнгфер.
– В общем, от монахинь и крестьянок до дочерей ландграфов и племянниц солеров включительно, все ринулись во дворец покорять сердце монарха и….
– Впадаешь в глупое менестрелианство, - упрекнула его Эция.
По-моему у них и отцы разные, - заподозрил Колин. Столь значительным представлялось ему несходство сестер, считаться им близкой родней.
– …штурмовать монаршею мотню. Наследник до этого момента спокойно относившийся к прихоти отца, не на шутку встревожился. Ведь могло оказаться, любвеобильный папаша отлучит от наследования, прижив ему братика от мачехи. Как известно….
– Ночная кукушка дневную перекукует, - вставлена в рассказ золотая аксиома.
Унгриец вывернул все по-своему.