Дождь в полынной пустоши

Федорцов Игорь Владимирович

– Для начала их следует заложить. Нотарий ждет на втором этаже, - потешался Вигг над бумажным хорьком.
– Как с пятью тысячами?
– скар указал на заплатку на шоссах Улфа.

Новик смутился и потерял запал задавать вопросы.

Площадь Хехли. Бронзовый безглавый наездник вздыбил лошадь над поверженным противником.

– Герой! Еще при жизни барону воздвигли памятник за беспримерное деяние во славу короны, - с гордостью объяснил клирик.

– Это какое же?
– желательны Риммону подробности.

– На своем жеребце

Огненном, в одиночку, держал оборону моста против ста воинов Суэкса.

– Давно?

– Двести лет назад.

– А за то что хаживал к королеве, малость укоротили. И живого и бронзового, - подвел Вигг итог жизненного пути героя.
– Его голову король держал в своей спальне.

– Королеве тоже перепало на память, - усмехнулся Колин.

– ???

– Жеребец-то - кобыла, - указал унгриец в подбрюшье бронзового скакуна.

– Ха-ха-ха!
– загоготало окружение шутке.
– Надо было барона спешить.... И шоссы снять.... А может не тому голову отрубили!... Не ту!.... А я-то гадаю, чего Ллей своего Брыка продал... Ха-ха-ха!

Шутку унгрийца оценили и посчитали достойным выделить из остальных новиков.

– Где это парень тебя угораздило?
– спросил виффер Колина. Ллею, как и его подчиненным надоело оглядывать знакомые окрестности. Что с ними стало со вчерашнего дня?

– Охота было на охоту, - подражая молодому скару ответил унгриец.

– Понятно не за вышиванием. Только на охоте такое заполучить постараться надо. И зверь не всякий подобную отметку поставит. Особенный. О двух ногах, о двух руках.

– Обезьян, что ли?
– балагурит Вигг, хлопая Колина по плечу. Исповедуйся сыне!

– Он и есть, - признал тот виновника беды.

– Зевака словил?
– подтянулся поближе послушать Риммон. Уважал он истории про бои и поединки.

– Муха мимо пролетела, - отыграл Колин раззяву.

– Оплошал выходит, - посмеялись парни. Не хочет говорить, не надо.

– Оплошал это когда милку рассупонил, а не встает. Тут подставился, - рассудил Ллей неудачу новика.
– С мордой вон чего учудили.

– Золотое Подворье, - некстати оборвал веселье клирик.
– Дом короля!

Сам дворец не особенно видно. Острые крыши и многочисленные башенки, россыпь круглых цветных витражей. Длинной волной бежит золотистая песочная дорожка. Крутым всплеском лестницы ударяется в портал входа. Над входом, влево и вправо, налеплено, настроено.... Боже мой!

– Песок-то не с Моффета?
– по свойски, запросто, подтрунивает Риммон.

Скары хмурятся. Шутка не прошла. Они служили королю и их клятва крепка. У гранды они временно. Пока не соберет двор и не отправится в Анхальт. Дальше пусть бароны голову ломают, честь королевской дочери блюдут.

Колин отметил ошибку. Король не та персона, упоминать всуе.

Повстречались и Чулочники. Пятеро конных задержались, пропустить выезд Серебряного Двора.

– Кусака Хьюб, - кивнул Вигг в сторону одного из кавалькады.

Именованного

трудно не выделить и еще труднее забыть. Ударом пломмеи чулочнику смяло лицевые кости. Выжить выжил, но напоминал камбалу. Половина морды на сторону завалена. Сломанные челюсти неправильно срослись и зубы торчат наружу. Жиденькие усики скрывают срезанную верхнюю губу. Нос полное безобразие. Тяжело тянет воздух раздавленными ноздрями.

– И где его так?
– шепчет Риммон. Любителя поединков и баталий передергивает от отвращения.

– Где? На Тоджском Всполье. Казна выкупать не хотела, надеялась помрет. Выжил.

– Лучше бы помер.

– Ему не скажи, - предупредил Вигг.

Уродство мешает подметить у чулочника живой и умный взгляд уверенного в себе человека, отвлекает увидеть - Кусака в первой линии. Люди шли за Хьюбом аф Ассамом.

Вожак, - определил Колин. Не лидер, не командир, не главарь, а вожак. Тот за кем стая. Тот, кто эту стаю поведет.

Хьюб нарочито безучастен к происходящему. Не та компания встретить знакомых. Испуганно-брезгливые гримасы женщин, скользкие бегучие взгляды мужчин, верный признак плохо скрываемой боязни. Не его, но уродство. Как боятся чумы, холеры или проказы.

Да минует меня чаша сия!
– читалось у многих и многих.

Минует, - за показным безразличием чулочник прятал накопленную злость. На красивых и милых. На мужественных и гордых. Об которых спотыкался, на которых натыкался, с которыми сталкивался, на каждом шагу. Каждый день. Мир безобразно тесен. Безнадежно тесен. Не разойтись. По-доброму никак. Но с другой стороны, то, что делает тебя изгоем, принуждая убегать и гнет терпеть, послужит знаменем и заставит держать спину прямо, а голову выше. Легче переносить соседство испуганных и брезгливых. Не сравнивать, не сожалеть, не вспоминать.

Да минует меня...

Тоджское Всполье. Несутся лошади, и звенит сталь, воют пересохшие глотки. От пыли не продохнуть. Яркая вспышка и ты выдернут из обезумившего мира.... Через окрошку хрящей носа и лицевых костей, отбитые легкие всасывали воздух и кровь, взрывались на вздохе натужным кашлем, выбросить багровые сгустки, не захлебнуться. Сердце надрывало вены кровотоком, обостряя боль. Унять её, утишить, облегчить, избавиться призываешь смерть. Последняя молитва к ней. В отчаянии и ненависти. На призыв, умиротворяющий холод, проникал сквозь кожу, крался за ребра....

Мерзкий привкус крови и тлена.... Тогда и сейчас.... Хьюб сжал в кулаки, разом занемевшие пальцы. Откликаясь на его мысли, занервничал конь. Храпнул, переступил копытами, замотал головой.

– Но-но, - успокоил Кусака жеребца. Пугаться фантомов минувшего, давно изжитая слабость.

Ровная. Некогда глубокий ров разграничивал Каменный Холм и Замостье. Теперь тут не худшая в городе мостовая и добротные зажиточные дома.

– В этом краю в основном старые фамилии обитают. Солеры. Кинриги, Гусмары, Туозы. Дальше, на спуске, вертюры.