Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
Змай только шикнул на неё, приложив палец к губам, а старик вдруг громко прокричал что-то на скренорском, но слова эти были то ли редкими, то ли слишком древними, потому что Велга не поняла их значения.
Старик продолжил говорить медленно, уже не так громко, а Мельця и Арн повторяли за ним.
– Это клятвы брачующихся, – подсказал ей Змай.
– Я догадалась.
– Вроде всё, – проговорил кто-то из скренорцев сбоку от Велги. – Наконец-то пойдём ужинать.
Но стоило старику замолчать, как откуда-то из толпы местных вышла пожилая простоволосая
Мельця и Арн порезали ладони, смешали свою кровь, и их поженили уже по-ратиславскому и рдзенскому обычаям: огнём, водой и кровью. И когда они наконец скрепили обряд поцелуем и все захлопали, заулюлюкали, кто-то воскликнул с отчаянием:
– А теперь пойдём жрать?!
Скренорец с половником захохотал:
– А теперь пошли жрать! Эй, Вилли, открывай бочонок. Угощай всех.
Толпа потекла обратно к костру и понесла Велгу с собой. Она пыталась выглянуть из-за широких спин скренорцев, рассмотреть молодожёнов. Совесть колола её за непрошеные советы. Зачем она полезла к Мельце с этими разговорами? Только испортила праздник.
Но когда все собрались у огня и скренорец со змеем принёс большую братину, наполненную каким-то островным напитком, название которому Велга никогда не слышала, Мельця смеялась и второй после Арна отпила из братины, и ту пустили по кругу.
– Что это? – спросила Велга у Станчика… или Грача, который встал подле неё.
– О, крепкая штука. Попробуй, – посоветовал тот, принимая братину и делая глоток. – Скренорский напиток.
Велга успела заметить, как Змай округлил глаза и замотал головой, пытаясь её остановить.
– Давай. – Грач рукой накренил братину, и Велга скорее приложилась губами.
Было горько. Гадко. Ей захотелось выплюнуть. Но оскорбить скренорцев Велга не посмела. Братина пошла дальше и, когда Велга только успела отдышаться, вернулась к ней.
– Нет, – просипела она беспомощно.
– Дава-ай, – развязно повторил Грач.
На второй раз напиток показался не таким плохим и горчил уже почти приятно. Велга успела съесть кусок мяса, и вместе с питьём стало и вовсе вкусно. На третий раз она задержала братину у себя, сделала несколько глотков. Ещё через круг скренорцы дружно захохотали, требуя не оставлять напиток у себя насовсем.
Когда она встала, костёр стал расплываться, и Велга побрела во тьму, к реке.
– Мне надо умыться.
– Утонешь, – раздался совсем рядом хриплый голос Белого.
Он крепко схватил её за талию, потянул куда-то.
– Нет, – захныкала Велга, вырываясь. – Мне надо умыться. Искупаться.
Она забрыкалась, поднимая брызги, он потащил её к берегу. Когда она зашла так глубоко? Вода доставала ей до груди.
Было темно. Только вода, что плескалась под ними, звёзды, тени. Белый был разгорячённый, весь мокрый. С него стекали капли, когда Велга обхватила его за шею. Его дыхание коснулось её губ.
Она хотела что-то сказать. Слова уже крутились на языке, но так и исчезли в темноте. Вместо них
– Никогда, – прошептала Велга.
– Что?..
Но слова ничего не значили. Ничто больше не имело значения. Только ночь. И река. И поцелуи. И его руки.
Они едва не упали в воду, ухватились друг за друга. Смех Войчеха оказался таким тихим, нежным. И его улыбка. Велга коснулась его растрёпанных волос, убирая прядь за ухо. Кончики её пальцев заскользили дальше, по шее и ниже, к груди.
Всё было иначе. Ушли ярость, жестокость. Вместо них пришло нечто новое, чему не получалось найти названия.
И когда они уже задыхались, то замерли посреди реки, прижимаясь друг к другу лбами. Они молчали. Слова бы всё испортили. Разрушили бы эту ночь.
Последнюю, что осталась у них для них двоих.
На рассвете всё изменится.
Было только сейчас. И Велга хваталась за это сейчас, прижимаясь теснее к Войчеху. Она почти не различала его лица, только видела лёгкую улыбку на губах, видела, как блестели его глаза.
Если бы только родная мать не отдала его ведьме, оставила у себя, быть может, Кажимеж Буривой сосватал бы единственную дочь старшему сыну королевы. Быть может, Войчех вырос бы другим. Быть может, Велга не презирала бы себя за то, что так сильно желала поцеловать его. Быть может, они бы не тянулись друг к другу так же сильно, как и отталкивали. Всё было бы иначе. Просто. И однажды они взялись бы за руки и уже никогда не отпускали.
Но оставалась только эта ночь. Только сейчас.
И в этом сейчас на короткое украденное время они выбрали быть вместе.
Потому что не было другой жизни, только эта, в которой она – купеческая дочка. А он – наёмный убийца. И они никогда не будут ни друзьями, ни любовниками. Только врагами. Если повезёт – просто чужими друг другу.
Если повезёт…
Вспыхнул ярче костёр, и заиграла дудочка. Раздались весёлые вопли. Велга и Белый, не разрывая объятий, оглянулись на гулявших.
– Не замёрзла?
Велга поняла, что правда дрожала от холода, хотя только что её бросало в жар.
– Пойдём к огню.
Она кивнула, когда с берега вдруг донеслась знакомая песенка:
Сиди, сиди, ящур, на золотом троне…Велга вздрогнула, прильнула к Белому. Они переглянулись.
– Дурацкая песня, – проговорила Велга.
– Дурацкий город, – процедил Белый. – Как им в голову пришло поклоняться этой страхолюдине? Был бы от этого Щура какой-нибудь толк.
Они поспешили выйти из воды. Воспоминания о другой ночи, тоже проведённой в Щиже, о ночи, когда всё в очередной раз перевернулось с ног на голову, торопили их вперёд. А девки, прибежавшие из Щижа или предместий потанцевать со скренорцами, продолжали петь: