Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
– Что? – Она слегка подалась навстречу.
– Мы приносили посмертки своих жертв матушке, а она, оказывается, всё вкладывала в Ворону. Видимо, госпоже нужно очень много жизней, чтобы… ожить.
– И твоя жизнь – последняя, что ей нужна.
– Вряд ли последняя, – невесело улыбнулся Войчех. – Но нужная, чтобы набраться сил. Так что выбор у меня небольшой. – Он достал нож с чешуйчатой рукоятью и, сделав «страшные» глаза, провёл лезвием над рукой вдоль запястья. – Или так, – сказал он, – или так, – и взмахнул ножом в воздухе, точно перерезая
Повисла тишина, которую нарушало лишь противное пение лягушек. Из-за деревьев показались лучи зари. Покой, найденный ими на короткое предрассветное время, растаял в утреннем свете.
– Значит, убьёшь её.
– Угу.
Стараясь не смотреть на Войчеха, Велга поднялась, одёрнула подол, поправила волосы. За этими суетливыми движениями легко было спрятать правду. Когда они доберутся до Старгорода, Велга найдёт людей князя, вернёт власть над собой и над остальными, тогда придёт время для справедливости.
Белый Ворон убил её семью. И он должен был ответить за это. Он должен был страдать так же, как страдала Велга.
Впрочем… она оглянулась на Войчеха, пригляделась к его острым чертам, к сломанному носу, к узким, всегда злым, каким-то будто оскалившимся губам… кажется, Белый Ворон потому и заставлял страдать других, что был ужасно несчастен сам. Всегда. Ещё задолго до их встречи. И вряд ли такой человек, как он, мог по-настоящему найти покой.
– Наверное, нужно вернуться, – проговорила нерешительно Велга.
Ей не хотелось, чтобы ночь заканчивалась, но это уже произошло. Стоило прекратить обманывать саму себя.
Войчех посмотрел на неё, и нечто новое, едва уловимое промелькнуло в его взгляде. Велге вдруг стало не по себе.
– Пошли, – кивнул он.
Белый протянул ей руку, помогая подняться по берегу.
И это тоже было непривычно, неправильно, непохоже на Белого Ворона. В этом было что-то от Войчеха. От того, кто ей доверился. Но Велга должна была продолжать врать. Она не просила об этом доверии, да и никогда его не желала. Велга и Войчех не были ни соратниками, ни друзьями, ни любовниками. Он верно сказал: или ты, или тебя. Никак иначе. И Велга предпочитала ударить первой.
Если подумать, она даже творила благое дело. Белый мог ошибаться. Он мог проиграть и погибнуть от рук матушки. Тогда к жизни вернулась бы Морана. Но если Белого казнят в Старгороде по закону, то этого не случится.
Её пробил озноб от собственных мыслей. Каждый день Велга постоянно думала о смерти. О чужой смерти. Она втиралась в доверие и потом предавала его решительно, беспощадно. И она должна была сделать это ещё не раз, чтобы защитить себя и Кастуся.
Издалека усадьба Матеуша Белозерского казалась покинутой.
Выглядывая из-за деревьев в роще, где они дожидались темноты, Велга прислонилась к старому шершавому стволу. В темноте, когда погрузились в дремоту птицы и звери, несмотря на тишину и редкий клич сов, охотившихся
Ночью, когда в усадьбе не горели огни, легко было представить, что с отъездом хозяина вся округа тоже обезлюдела. Но вот мелькнула тень на смотровой башне.
– Это он? – нетерпеливо спросил Грач.
Первым желанием было отшатнуться от Ворона в теле шута. Это всё ещё выглядело слишком непривычно. Станчик был невысоким, сухощавым, остроносым, бледным, с яркими рыжеватыми волосами. Лицо его покрывали веснушки, а светло-зелёные лисьи глаза смотрели с лукавым прищуром. Тяжело было найти человека, ещё меньше похожего на Грача. А тому, кажется, и самому приходилось неловко, неудобно в новом теле.
– Так это он? – повторил он.
– Откуда я знаю? Темно же.
– Раньше я мог почувствовать человека издалека, – вздохнул Грач. – Тяжело жить, как обычные люди.
– Привыкай, – злорадно хмыкнул Белый за их спинами. – Зато матушка теперь не захочет тебя грохнуть. Тут уж приходится выбирать: или ты живёшь не в своей шкуре, или не живёшь вовсе.
– Привыкну, – мрачно пообещал Грач. – И тебя переживу. И ещё стану главой Воронов.
– Как ты собираешься это сделать?
– Мм? Стать главой?
– Нет, управлять Воронами, если откажешься от Морены. Мы заключаем договоры благодаря её силе. Она слышит тех, кто обратился к ней, посылает Клюва, тот берёт договор… а без госпожи всё сломается.
– У меня есть способ…
Велга было подумала, что Грач просто не хотел делиться своими тайнами, но потом заметила, как прожигал его взглядом Белый, как желваки заходили на его лице. Он молчал, но в молчании том было больше ярости, чем в любом крике. Старший брат отлично научился поддразнивать младшего за те годы, что они провели вместе.
Верхняя губа Белого дёргалась, как у кота.
– Так что за способ? – произнёс он сквозь зубы.
Грач повёл бровью. В сумраке его лицо казалось серым, все яркие рыжие краски стёрлись, и Велга вдруг задумалась, не становится ли она такой же невзрачной с наступлением темноты.
– У меня есть умные друзья, куда умнее нашей матушки.
– Неожиданно, – хмыкнул Белый.
– А ты что, веришь, будто умнее матушки никого нет?
– Я удивлён, что у тебя есть друзья.
Если он надеялся так разозлить брата, то просчитался. Грач расхохотался. Писклявый смех Станчика звучал неожиданно низко, почти бархатисто, когда телом двоедушника владел Грач.
– Что ж, я нашёл парочку среди чародеев Совиной башни, – сказал он с гордостью, но вдруг в голосе промелькнуло нечто тёплое, трогательное, очень искреннее. – Я повстречал девушку из моего родного табора. Чири. Мы выросли вместе, но, когда наш табор погиб, нас разметало по разным сторонам света. Я попал к Здиславе, она – в Совиную башню. Спустя много лет мы отыскали друг друга. Чири свела меня с ратиславскими чародеями. Они пообещали помочь, если я спасу твоего брата, – обернулся он к Велге.