Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
– Ладно, – бросила недовольно Велга. – Я возмещу весь ваш долг…
– Наш долг, – поправил Белый.
– Весь наш долг, – вкрадчиво, таким сладким голосом, что стало приторно, произнесла Велга. – Раз вы такие жмоты…
– Мы не жмоты, милая, – жалобно пролепетал Вадзим. – Мы нищеброды. И ты нам до сих пор не заплатила…
– И вам я тоже заплачу! – Она едва не подпрыгнула на месте от бешенства. – Когда верну себе имя и власть. А для этого нужно собрать вече. Но сейчас лучше пошевеливайтесь! Нужно торопиться. Иначе ничего не будет: ни долга, ни вашей
– Весомо, – пробормотал Вадзим, но с места так и не сдвинулся.
На них начали оглядываться прохожие. Белый удивлённо вскинул брови.
– Нечего орать. – Он ощетинился, как бродячий кот. – Идём. Сама встала посреди улицы и треплешься…
– Я?!
– Ты. Пошли.
И он первым свернул с улицы от Красных ворот к переулкам, что вели к корчме. Велга повела Кастуся следом. Они едва не упали, когда Мишка нырнул им прямо под ноги, стараясь обогнать. Щенок рос быстро. Он стал совсем высокий, ростом почти с Рыжую, худой, какой-то неожиданно облезлый и совсем перестал походить на пухлого медвежонка, каким был весной. Змай уверял, что пушистый мех со временем обрастёт.
– Я всё же тут подожду! – крикнул им вслед Вадзим.
– Вот ссыкло, – буркнул Белый.
Велга зажала Кастусю уши, но тот явно успел услышать и захихикал.
– Вот ссыкло, – повторил мальчишка.
– Нельзя говорить такие слова, – одёрнула его Велга.
– Ты мне не мать, – огрызнулся Кастусь. – С чего мне тебя слушаться?
– С того, что я теперь старшая в семье, и тебе придётся меня слушаться. – Она немного наклонилась и прошептала ему на ухо: – А то сосватаю тебя какой-нибудь старой, страшной вдове.
– Не сосватаешь!
– Сосватаю-сосватаю, – приглаживая непослушные кудри на его голове, пригрозила Велга.
Белый оглянулся на них через плечо, криво улыбаясь.
– Я бы на твоём месте, малец, не спорил с ней. Даже я начинаю бояться твоей сестры.
– И правильно делаешь, – ядовито улыбнулась Велга.
Из-за поворота показался «Кабанчик».
– Думаю, вы и без нас справитесь, – произнёс Змай.
Хотьжер неуверенно покрутил головой, явно не решаясь оставить госпожу хоть на мгновение.
– Он прав. – Велга постаралась улыбнуться, но улыбка эта вышла кислой. С каждым шагом внутри нарастало волнение. – Нечего делать там всей толпой. Мы быстро.
Она поправила на голове платок, хотя теперь в своём наряде она всё равно привлекала слишком много внимания. Знатные господицы не заходили в эту часть Старгорода. На левом берегу в основном жили мастеровые и небогатые купцы, которые не могли позволить своим жёнам такие ткани.
И когда они зашли в корчму, все ожидаемо повернули головы в сторону Велги. Все, включая хозяев.
– Мать честная, – протянул корчмарь.
– Явились не запылились! – подбоченилась Милка.
Белый вскинул руки:
– Не смотри так грозно, Милка. Мы пришли с миром.
– Лучше бы вы пришли с деньгами.
И, потирая затылок и взъерошив светлые волосы, Белый ехидно поглядел на Велгу:
– Со всеми вопросами к госпоже Вильхе…
Шаги Милки
– Госпожа Вильха, значит? – с сомнением повторила Милка.
– Можешь так меня звать, но это необязательно, – мягко ответила Велга.
Она вдруг подумала, что стала говорить почти как Матеуш или её собственная мать: тихо, но уверенно. Так, чтобы собеседник старался прислушаться.
– Я обещаю вернуть долг, но пока не могу. – Она сняла с руки ещё один перстень. – Пока возьми это в качестве предоплаты. Будет ещё. Больше. Но пригляди, пожалуйста, за моим братом.
Милка кончиками пальцев взяла перстень так осторожно, точно тот был раскалён. Она недоверчиво осмотрела камень и золото, попробовала на зуб, но, судя по всему, так и не поверила, что тот был настоящий.
– И ещё. – Велга приблизилась почти вплотную и прошептала: – Заприте двери и окна, не спешите их открывать с утра.
– Что?
– Оставайтесь в безопасности и держитесь подальше… от всех, – тихо проговорила Велга. – Договорились?
Подавальщица отстранилась. Она больше не шутила, не насмехалась, всю самоуверенность точно смыло.
– Что-то будет?
– Оставайтесь в «Кабанчике». – Велга улыбнулась так беззаботно, что стало не по себе от собственного лицемерия.
Она поймала на себе взгляд Белого. Теперь он смотрел на неё иначе. С недоверием, может, даже с уважением. Как на противника.
– Договорились? – спросил он Милку.
– Договорились, – пробормотала подавальщица. – Руки пожимать не будем. Знаю я, куда вы суёте эти руки… Как зовут мальца?
– Кастусь.
Присев перед Кастусем так, что их лица оказались на одном уровне, девушка предложила:
– Кастусь, хочешь научу тебя точить ножи?
– Конечно!
– Отлично. Когда наточишь все ножи на кухне, накормлю тебя пирогами.
– Эй! – Велга потянулась к брату, хотела схватить его за руку, но Войчех её остановил. – Я плачу тебе, чтобы ты позаботилась о моём брате, а не оставляла его с острыми предметами…
– Я и забочусь о твоём брате, – возразила Милка. – Но это не значит, что он будет просиживать портки без дела. Даже пирогами накормлю.
– Надеюсь, хоть без крапивы, – хмыкнул Белый и приобнял Велгу за плечи. – Пошли, Вильха, – прошептал он ей на ухо.
Она вдруг, не задумываясь, прижалась к нему. Ей нравился его запах, его голос. Ей всё в нём нравилось, кроме того, кем он был. И скоро всё это должно было закончиться.
В Войчехе ощущалось раздражение. Злость. То, как он обнимал её, как говорил, как смотрел. Казалось, даже голос его звучал иначе: остро, холодно, так, словно он пытался порезать Велгу каждым словом, пронзить насквозь. Он ненавидел её ещё сильнее прежнего. Но теперь, кажется, он ненавидел её как раз потому, что желал. Потому, что подпустил слишком близко. И потому, что они оба молчали о том, о чём и говорить не стоило.