Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
Там их никто не ждал. Все знали, что удар придётся снаружи. Белый взлетел по ступеням, выглянул на дорогу за крепостной стеной. У реки было безлюдно. Где проклятые скренорцы?
– Мельця! Засада!
Он успел позвать только раз, и голос его потонул в пении колокола. А на башню уже взлетел дружинник, замахнулся мечом. Белый увернулся, ударил под дых, навалился всем весом, подпирая к краю стены. И дружинник перелетел через стену. Его вопль оборвался в одно мгновение.
А прямо возле тела остановилась женщина. Белый прищурился,
– Мельця! – гаркнул он. – Люди князя уже в городе!
Она что-то неразборчиво крикнула, не поднимая головы. Дёргаными, резкими движениями она поправляла то ли волосы, то ли одежду. Белый не сразу понял, что чародейка снимала украшения.
– Какого лешего?..
Обереги и бубенцы полетели на землю к её ногам. Мельця растрепала косы, вырывая из них колокольчики. И наконец вскинула руки.
Башня содрогнулась, и Белый упал на пол, едва не ударившись челюстью о стену. Резко потемнело. Поднялся свист и грохот. Закричали люди.
Он перевернулся на спину.
Над головой проплывал пепел. Небо было серым, низким.
Белый снова оказался в могиле, заросшей маками. Их тонкие, неестественно длинные корни уходили глубоко в землю, проникая прямо в могилу. Они проросли сквозь его грудь, руки, шею.
Схватившись за горло, он попытался заговорить, но даже во рту у него пророс мак, и Войчех закашлялся, выплёвывая его. Багряный цветок упал на ладонь, а следом потянулись белые корни. Они залезли глубоко в горло. Войчех всё тянул и тянул, пока наконец не вырвал, отбросил в сторону.
На нём была белая рубаха до пят. Кто переодел его?
Войчех вскинул голову.
– Матушка. – Наконец он смог говорить, но голос прозвучал незнакомо.
А наверху, на краю могилы, где виднелось пепельное небо и летели искры горящего мёртвого сада, появился Белый Ворон. Длинные серебристые волосы развевались на ветру.
– Плоть – земле, – произнёс он мёртвым, бездушным голосом.
Войчех протянул ему руку. Белый Ворон сам спустился в могилу, сам вложил в его руку нож с чешуйчатой рукоятью, сам направил себе в грудь. И когда губы и тело его окрасились алым, как маки, цветом, когда кровь потекла горячая, живая, когда он упал в объятия своей смерти, Войчех откликнулся:
– Душу – зиме.
Когда он открыл глаза, крыша башни над головой раскачивалась. Всё вокруг шаталось, и Белый, упираясь в стену, поднялся на колени, выглянул на улицу. В ушах стоял звон. Летели щепки, кололи лицо. Он закашлялся от пыли. А когда чёрное огромное облако наконец немного осело, он увидел вдали разбитую золотую крышу храма.
Внизу, у подножия башни, лежали неподвижно тела. Валялись доски и камни.
– Охренеть…
Может, и Хотьжера прибило?
Белый метнулся к другому краю стены, выглянул на дорогу.
Скренорцы с чародейкой неторопливо входили в город. Ворот не было.
Переведя взгляд на храм,
– Охренеть, – повторил он.
Башню по-прежнему шатало, и Белый, держась за стены, побежал вниз по лестнице. Ступени точно норовили уйти из-под ног.
Скренорцы были уже в городе, когда Белый выбежал из башни. На земле лежали дозорные: их всех разбросало по сторонам после взрыва.
Хотьжера нигде не было.
Мельця ступала чуть в стороне. Она заметила Белого, кивнула ему в знак приветствия. Он хотел предупредить её о людях князя, но запястье вдруг свело, точно его сломали.
Он согнулся от боли, зажмурил глаза. Пыль попала в нос. Он закашлялся. А когда распахнул глаза, скренорцы уже ушли вперёд по улице, в сторону Людского подворья.
Отовсюду разносились крики.
Прислонившись спиной к стене башни, Белый тяжело задышал, собираясь с мыслями.
Он не готов к уличным боям, к давке, к беспорядочной резне. Все мужчины пришли готовыми. Все были в железе. Белый обычно действовал исподтишка. Он предпочёл бы убегать и скрываться, а не идти напрямую.
Но в Старгороде уже начались погромы. Поднявшееся облако пыли медленно оседало, и всё отчётливее проступали мелкие стычки, возникавшие на улицах.
И уже не понять, кто на чьей стороне.
Одно он знал точно: нужно было найти Велгу.
Старгород наводнили дым и кровь. Улицы оглушили крики, кашель, скрежет металла.
Белый бежал почти вслепую, не вступая ни с кем в драку, избегая ударов. Он уворачивался, прятался, скрывался.
А запястье жгло.
Купеческий двор путал, заводил в тупики. Люди высыпали на улицы. На каждом углу лилась кровь.
– Кра! – Над головой Белого пролетел ворон.
Птица скользнула когтями по лбу, вцепилась в волосы, но тут же отпустила.
Белый вскинул голову, провожая ворона взглядом. Матушка. Он знал это точно. Что старая ведьма забыла в Старгороде? Собирала посмертки, как настоящий падальщик?
Но ворон уже улетел куда-то в сторону разрушенного храма и Людского подворья. Белый поспешил следом.
Туда стекался весь народ. Бои начались пока только на западе и в Купеческом дворе, по дороге к Южной башне.
Всё было точно вспышками. Дым. Крики. То чёрное, то серое. Кровь. Мечи.
Белый уворачивался и бежал, уворачивался и бежал.
И когда он настиг ворот на Людское подворье, заметил наконец Велгу Буривой. Её окружили старгородские бояре. Все кричали, требовали чего-то. Она держалась стойко, отвечала им прямо в лицо с таким пылом, точно готова была вызвать на бой.
– Нужно найти князя! – ревел Ростих Мороз. – Это он устроил бойню! Это всё он.
– Сначала остановите погромы в детинце.
Белый попытался пробиться через толпу, расталкивая всех без разбору. Бояре вели себя не лучше кметов: ругались, пихались, пыхтели, как свиньи.