Dreamboat 1
Шрифт:
Степенная походка присуща господам спокойным и уравновешенным, не терпящим ненужных эмоций и необдуманных поступков, а также не совсем понимающих шуток и прочего юмора.
Демонстративно широкая и медленная походка бывает у человека, желающего выставиться на показ, продемонстрировать свою силу. А вот "театральная": гордая, с коротким шагом при достаточно медленном темпе - выдает человека высокомерного и весьма самовлюбленного.
Бездельники и люди бесцеремонные, не признающие норм этикета, ходят звонким шагом с энергичными ударами каблука, привлекая своим клоунством к себе излишнее и совершенно ненужное внимание.
Мужчина с легкой танцующей походкой забывчивый и несерьезный.
Сильно машет руками? Извольте - его характер искренний и дружелюбный, а чувство юмора гораздо изрядней, чем у господина сутулящегося, с тяжелой походкой и неподвижно висящими руками. Что в свою очередь, говорит о скучном и безвольном характере.
Внимательно разглядывая походку неспешно прогуливающегося по улице Белокаменной выемки сгорбленного и чрезмерно полного мужчины, слегка приволакивающего правую ногу, можно было с большой
И не смотря на то, что этого господина можно было с полнейшей уверенностью назвать изрядно потрепанным жизнью ловеласом, все же в его фигуре неумолимо присутствовала некая мужская сила, которую дамы чувствуют подсознательно, и которая заставляет молоденьких барышень влюбляться и даже выходить замуж за людей гораздо более старшего возраста, нежели они сами.
Итак, поднявшись вверх по улице Белокаменной выемки и свернув в Болдыревский переулок, пожилой господин сразу оказался перед скромным фасадом доходного дома купца Свешникова, выстроенного в классическом стиле с четкими монументальными формами, практически лишенными декора. Простоявший более полувека, дом помнил еще времена, когда на первом этаже помещалось "Общество любителей художеств", и в этом месте собирались тогдашние представители искусства и литературы. По периметру зала расставлялись мольберты, в центре на небольшом возвышении ставилась натура, как правило, совершенно обнаженная, и местные рисовальщики начинали с усердным старанием работать кистью, либо углем, стараясь захватить движение, либо с анатомической тщательностью передать объемность различных групп мышц. При этом литераторы любили продекламировать вслух стихи, как правило, собственного сочинения; а гости, мнившие себя певцами - исполнить что-нибудь эдакое под аккомпанемент находившегося здесь же рояля. Заканчивалось сие собрание обычно скромной закуской. Все чинно - степенно, никакого непотребства.
Однако разорившийся к концу века купец Свешников вынужден был дом продать, и вместо "Общества любителей художеств" здесь появился второсортный бордель. Контингент жриц продажной любви был весьма однообразен и состоял, в основном, из деревенских барышень, подавшихся в город в поисках лучшей жизни. Сюда любили захаживать опустившиеся представители городской богемы, мелкие служащие, чиновники. Словно ощущая произошедшие с ним перемены, дом неуловимо поблек и пожелтел, утратив свой напыщенно-праздничный вид; однако непотребство просуществовало недолго: при Советах бордель стремительно закрыли, и на его месте возник некий очаг культуры, клуб-кафе для революционной молодежи и студентов. На рояле теперь представители победившего пролетариата с чувством наяривали "Эх яблочко, куда котишься?!..", а свежеиспеченные революционные поэты читали стихи невообразимой ажитации и запредельного гротеска. Разумеется, с освобождением города от большевиков, очаг культуры как-то сам собой поменял направленность, и теперь здесь собиралась публика марксистскими идеями не обремененная, совсем даже наоборот, настроенная решительно контрреволюционно. Еще здесь можно было неплохо закусить щами с головизной, сибирскими пельменями, расстегаями с печенью, картошкой и огурцом, а также - настоящим "вельможим стюднем", упругим, как резина и прозрачным, как сказочный янтарь, который подавали с брусничным соусом под водку-хреновку, и который придавал трапезе некий чарующий шарм и обольстительность.
Присев за стол в самом углу, пожилой провинциальный франт испросил рюмку водки, естественно, "стюдню", пирогов с картошкой и чай. В ленивом ожидании, пока юркий половой принесет заказанное, со скучающим интересом принялся рассматривать содержимое сего заведения. При этом лицо его выражало лишь брезгливую бесстрастность важного барина, по ошибке попавшего в деревенский кабак.
Интеллигентной наружности скрипач с чрезмерной натугой выжимал из струн поистине мировую скорбь и кручину. Хотя в партитуре романса значилось: "Грустно", а в начале нотной строки застыли сразу два бемоля, скрипач решил привнести в мелодию третий, а если хватит сил, то и четвертый. Немолодой и не вполне успешный исполнитель-тапер в белой сорочке и модном жилете с мелким рисунком по мере сил пытался противостоять скрипачу, иногда извлекая из рояля несколько веселых нот, и делая музыку не такой смертельно-тоскливой. Перед этим дуэтом неспешно двигалась дама в длинном платье с чересчур глубоким декольте, возраст которой застыл на пороге между второй и вечной молодостью, когда принца искать уже поздно, а за кого попало еще рано... Низким, на грани контральто и баритона, голосом она с виолончельной певучестью неспешно тянула:
Почему я безумно люблю,
Я и сам разгадать
Ты терзаешь всю душу мою,
При тебе я тоскливо немею.
Голос пленял и заставлял простить неуклюжих аккомпаниаторов. Заставлял смотреть на певицу, как на некое совершенство, которое само решает какое и на кого производить впечатление.
Помещение изрядно переменилось: появились экзотическая зелень в кадках, тяжелые театральные портьеры, шкура медведя на стене, запах порока и декаданса. Совсем недавно рядом с бронзовой статуей Артемиды висел шедевроподобный плакат с графически-чёрным матросом и монументально-красными буквами: "Да здравствует авангард Революции!". Специально ли он присоседился к греческой богине охоты, или случайно вышло, но соединившиеся плоская и объемная динамики движения создавали картину совершенно иную: "Вечно юная, прекрасная, как ясный день, богиня Артемида...", с опаской оглядываясь, стремительно драпает от надвигающегося революционного авангардиста. Матросик был хорош! При всей внешней непохожести, он чем-то неуловимо напоминал лысому франтоватому господину Добрыню Никитича с картины Виктора Васнецова "Богатыри". Его непропорционально перекрученное тело казалось распрямившейся пружиной, завораживающей своим движением. Маленькая голова в бескозырке и несоразмерность монументально-слоновьих ног придавали фигуре величественность памятника, давили на зрителя. Теперь же, по восстановлению в Новоелизаветинске прежней власти, революционный матрос уступил место герою сухопутному. Однако, в отличие от предшественника, плакатный контрагент, солдатик-орденоносец чрезмерного доверия не внушал. Казался он изрядно напуганным, сама поза была неестественна: он словно прятался за вытянутой вперед правой рукой с указующим перстом. Левая же рука существовала от тела отдельно, ибо, если следовать классическим пропорциям Императорской Академии художеств, росла откуда-то из района поясницы и была, по крайней мере, в два раза больше правой. Пальцы её сжимали некое странное приспособление, видимо, должное изображать трехлинейную винтовку Мосина, но более подходящее к детским книжным иллюстрациям. Плохо читаемый шрифт в стиле модерн вопрошал: "Отчего вы не в армии?", однако, неуместное здесь обращение на "вы" создавало некую психологическую дистанцию между потенциальным новобранцем и плакатом. В общем, можно было с большой уверенностью констатировать, что на художественно-агитационном фронте красные взяли верх над белыми, ибо проигрывал солдат матросу, чрезвычайно проигрывал. Более того, бронзовая Артемида, избавившись от весьма неуютного соседства "авангарда Революции", казалось, с брезгливым недоумением оглядывается на плакатного белогвардейца, а в ее фигуре вновь появилось божественное высокомерие и презрительное безразличие.
Однако солдат не был одинок, его всецело поддерживала в нелегкой борьбе с большевизмом агитационная афиша, наклеенная на стену весьма криво, но изображавшая романтическую батальную сцену. Из-за горизонта неумолимо наползал свиноподобный великан с красным знаменем. Отвратительное рыло и кисть правой руки уже появились перед героическим заслоном ратоборцев-защитников: пулеметчиком с обрюзгшим лицом садиста и неестественно вывернутой подмёткой сапога, а также двумя казаками, изготовившимися порубить большевистское чудо-юдо в капусту игрушечными шашками. Позади лихой троицы степенно шествовал английский лорд с невозмутимой трубкой в зубах и танками-линкорами под мышкой. В руках смешно болтались три микроскопических пушки, а за спиной на веревочках повисли четыре аэроплана. "Мои русские друзья!
– восклицал, обращаясь к зрителям плакат.
– Я, англичанин, во имя нашего общего союзного дела, прошу вас: ещё немного продержитесь такими молодцами, какими вы были всегда. Я доставлял и еще безгранично доставлю все, что вам будет нужно и, самое главное, доставлю вам новое оружие, которое истребит этих отвратительных, кровожадных красных чудовищ".
От созерцания плакатов пожилого ловеласа отвлекли разглагольствования невзрачного плюгавца, конопатое лицо которого представляло собой галерею всех возможных ошибок молодости:
– Большевизм - это нечто вроде триппера, коим конкистадоры Кортеса награждали туземцев в начале шестнадцатого века. Большинство образованных людей вам скажут, что ацтеки были завоеваны испанцами. Хоть это и правда, Кортес и испанская корона ответственны за упадок империи ацтеков, но все же главную роль в истреблении населения сыграл этот весьма постыдный недуг. Ацтеки не были подготовлены к европейским болезням, соответственно, иммунитет их подвел.
– Не говорите ерунды!
– с дрожью омерзения в голосе прервал плюгавца собеседник, ещё не утративший пышности шевелюры мужчина предпоследней молодости, под густыми сборками толстовки которого удобно расположился арбузный живот.
– Серьезно! Большевизм чужд России, это явление заграничное, наносное, сродни опасной инфекционной болезни, могущей серьезно угрожать здоровью русских людей. Потому большевиков потребно повсеместно уничтожать, словно венерические бациллы.
– Чтобы толковать о России, - возражал хозяин арбузного живота.
– Нужно знать поболе цитат из "Новоелизаветинского вестника".
– Он сделал выдающийся глоток пива, протер изрядно покрытый потом лоб и продолжил.
– А то слово бежит, а дело стоит!
Половой подлетел стремительной рысью, с грацией балерины сноровисто расставил на столе заказанное и исчез совершенным призраком. Пожилой господин приступил к вечерней трапезе, с трагическим неудовольствием выслушивая назойливый словесный аккомпанемент спорщиков. Их речи явно лишали его аппетита и удовольствия поглощения пищи, словно жужжащая над тарелкой муха.
Плюгавец раскрыл было рот для произнесения ругательств, но тут вмешался третий собеседник, осанистый господин, с гладким безвозрастным лицом манекена, грудь которого гордо несла на себе медаль "В память 300-летия царствования дома Романовых", а безымянный палец правой руки терпеливо страдал от громоздкого позолоченного кольца.