Dreamboat 1
Шрифт:
Баня Трифона Тимофеевича Дорофеева являла собой огромный каменный одноэтажный дом, обнесенный высоким забором, с барской роскошной раздевальной, с огромной мыльной, где на лавках, на полках и в других местах - пучки душистых, полезных для здоровья трав и цветов, а на полу - мелко нарубленный кустарник - можжевельник, что все вместе издает весьма приятный запах. В парной, не покладая рук, в самом прямом смысле, трудятся несколько парильщиков в фартуках, надетых на голое тело. Крики, блаженные вздохи, сладостное кряхтение. Огненный нежно душащий пар, дурманящий запах свежего хлеба, березы, полыни. Эйфория, нега, упоение! Чувство полной
Символизируя окончание Советской власти, у входа вновь появился швейцар в ливрее, с адмиральскими усами, с хамски-угодливым простодушным лицом. Подобострастно-услужливо открывал двери, здоровался с постоянными посетителями, кому-то снисходительно кивал, кого-то попросту не замечал. В принципе, незаметно проскользнуть мимо ливрейного сторожа не представляло большого труда, да и в ту роковую для Оленецкого ночь с 22 на 23 апреля швейцара здесь ещё не было, так что можно не принимать его в расчёт. К тому же, сегодня Северианов хотел лишь осмотреться, проверить возможность скрытого проникновения, подмены шприца для смертоносной инъекции и так же скрытно удалиться, не оставив ни единого следа своего визита. Потому посчитал излишним беспокоить банщика Трифона Тимофеевича. Спокойно и равнодушно прошёл мимо швейцара, не замечая его и глядя сквозь адмиральские усы. Добротно сработанная из массивных досок дверь запиралась на тяжелый чугунный засов, однако несокрушимой преградой не являлась, вскрыть ее Северианов, пожалуй, смог бы, не оставив следов, тем более, что проникнуть внутрь можно было заранее, а потом затаиться, дожидаясь своего часа.
Блаженного щурясь, Северианов не спеша разделся, прошёлся по бане, отмечая и фиксируя детали обстановки, потом волю напарившись и исхлестанный веником, лениво сидел на широкой кленовой скамейке, с удовольствием потягивая холодный квас. Совершенно не хотелось ничего предпринимать, только вот так расслабленно вкушать негу, пытаясь хоть на какое-то недолгое время уйти от действительности. А из парильни раздавалось ликующее гоготание:
– О-го-го!.. О-го-го!
– У... у... у... у...
Дверь распахнулась, явив красных, как вареные раки, по собачьи фыркающих счастливчиков. Появился и парильщик, багровомордый здоровенный детина, весь голый, потный, единственная деталь одежды - фартук. Застывшие на огромном медвежьем лице испуганные заячьи глазки резко контрастировали с мощной фигурой и развитыми руками орангутанга.
– Присядь, мил человек, - поманил его Северианов.
– Прервись на полчасика, хочу с тобой выпить.
– Нельзя-с никак, на службе.
– А я тебе водки и не предлагаю. Давай-ка чайком побалуемся, либо квасом. Очень уж хорошо ты меня отделал, все косточки перемял, должен же я тебя отблагодарить, а то не по-людски получается.
– Ждуть, - кивнул в сторону парилки детина.
– Подождуть, не велики баре!
– передразнил Северианов тоном, начисто отбивающим всякую охоту возражать.
– Я наблюдаю: ты уже часа два-три на ногах и без роздыху, а это не положено. Присядь, покалякаем чуток, а растрату я компенсирую. Перепадает, небось, по грошику с клиента, так держи!
–
Северианов знал совершенно точно: парильщик жалования не получает, кормится за счёт чаевых, кто что подаст - тому и рад. Сумма, выложенная Севериановым перед ним была совершенно чрезмерной.
– Не положено!
– испугано возразил парильщик. В бане он был существом совершенно бесправным и с чаевых ещё должен был отдавать процент.
– Положено, положено, не спорь, почтеннейший. Садись, отдыхай! - Северианов жестом подозвал буфетчика.
– Распорядись, любезный, чаю для маэстро, ну и закусить чего-нибудь, да посолидней, не скопидомствуй. Такой талантище у вас трудится, просто слов нет, чтобы выразить.
Северианов по-кошачьи лениво потянулся, откинулся на спинку скамейки, глотнул ещё квасу.
– Звать как, любезный?
– Филькой кличут.
Северианов задорно, весело расхохотался.
– Ну что это за Филька, друг мой, ты ж не собака!
– Филиппом, значить.
– Значить, значить, - рассердился Северианов.
– Что ж ты, Филипп, батюшку своего не уважаешь?
– Как это?
– насупился парильщик Филька.
– А вот так это! Представляться надо по имени - отчеству. И себя называешь, и отцу своему уважение выказываешь.
На столе, словно сами по себе, возникли чашки полные ароматно дымящегося чая, бублики, бутерброды с нежнейшей красной рыбой.
– Филипп Митрофанович, - пробубнил Филька, делая громадный обжигающий глоток. Был он напряжен, натужен, сжат готовой распрямиться пружиной и, мгновенно сорвавшись с места, рысцой мчать на рабочее место, в парильню.
Сейчас должен появиться приказчик, а может сам банщик Трифон Тимофеевич, разобраться, почему рабочая сила без дела простаивает. Ну, где он?
– Не спеши, Филипп Митрофанович, - добродушно улыбнулся Северианов.
– Окажи гостю уважение. Умением твоим по части массажа я насладился, теперь желаю получить удовольствие от беседы с выдающимся мастером. Признаюсь, очень я до подобного дела охоч. Грешен, люблю телу усладу доставить. Много где перебывал: и в Москве, и в Петрограде, и ещё в разных баньках доводилось парку отведать. Но ты, Филипп Митрофанович, просто кудесник, мастер парного дела, волшебник. Сам такой самородок, или выучился где?
Мастер парного дела сделал ещё один глоток и вгрызся в бублик, торопясь, нервничая, хмуро оглядываясь. Так не пойдёт, подумал Северианов, парильщик нужен благодушно расслабленным, дружелюбно настроенным и беззаботно мягкосердечным, иначе язык не распустит и разговора не получится.
Приказчик появился весьма своевременно. Грузный мужчина, нескладно скроенный, но крепко сшитый с наглыми и злыми глазами. Вопросительно посмотрел на Северианова, потом на парильщика.
– Присаживайся к нам, любезный, - поманил его Северианов.
– Кудесник ваш так меня ублажил, до сих пор косточки похрустывают, желаю в благодарность чайком вас побаловать. Или ты покрепче предпочитаешь, так нет вопросов.
– Не давая возможности приказчику вставить слово, властно крикнул буфетчику.
– Почтеннейший, соблаговоли чарку господину!
– И уже приказчику, - Давай, давай, друг мой, не откажи, обидишь! На закуску что предпочитаешь? Что тут у вас поприличнее? Не стесняйся!