Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда
Шрифт:
— Удивляюсь тебе, Роза! Ты стряпаешь на Гордонов и так унижаешь себя, позволяя скоттерам фамильярничать с собой.
Если б этот оскорбительный намёк относился собственно до личности Тиффа, он, вероятно, пропустил бы его мимо ушей, даже рассмеялся бы, как это делывал он даже и в то время, когда внезапно застигал его проливной дождь; но при мысли о фамильных связях он воспламенялся как факел, и его глаза, прикрытые очками, горели как огни, поставленные в окнах.
— Вы, кажется, не понимаете, о чём говорите! Желал бы знать: смыслите ли вы сколько-нибудь о фамилиях старой Виргинии? Можно смело сказать, что там на каждом шагу вы встретите старинные фамилии. Все ваши фамилии происходят оттуда! — фамилия прекрасная,— я ни слова не могу сказать против неё,— но ей далеко до фамилии Пейтонов, если вы о ней слыхали. Генерал Пейтон ездил не иначе, как на шестёрке чёрных лошадей! Хвост у каждой лошади был отнюдь не короче моей руки. Вы, я думаю, в жизнь свою не видали
— Кто? я! Я не видал? — сказал старый Гондред, в свою очередь затронутый за живую струну. — Да Гордоны не иначе выезжали, как на восьмёрке лошадей во всякое время дня! — Перестань вздор-то городить! — сказала Роза, имевшая своя причины поддерживать сторону Тиффа. — Ты скажи ещё сначала, ездит ли кто на восьми лошадях.
— Ездят, право ездят! Да я, например управлюсь хоть с шестнадцатью. Ах ты, Господи, как любят лгать эти старые негры! Уж что коснётся до фамилии, им всегда этот предмет представляется в увеличенном виде. Когда слушаю их вздор, у меня волосы становятся дыбом:— так страшно лгут они! — сказал старый Гондред.
— А по вашему, чтоб не лгать, так нужно восхвалять ваше занятие! — сказал Тифф. Позвольте же заметить, что человек, который скажет слово против Пейтонов, есть уже лжец.
— Вот ещё новость! Не хочешь ли сказать, что и эти ребятишки потомки Пейтонов! — сказал старый Гондред. — Это — Криппсы! Извини, любезный. Я бы желал знать, слышал ли кто-нибудь о Криппсах? Убирайся! Не говори мне пожалуйста о Криппсах! Это скоттеры, ни больше, ни меньше! Знаем мы, за кого выдаёте вы себя!
— Перестаньте, пожалуйста! — сказал Тифф. — Я не думаю, что вы родились на плантации Гордона, потому что у вас вовсе нет порядочных манер. Я считаю вас за старого, второстепенного негра, взятого полковником Гордоном за долги из какой-нибудь фамилии, которая не знала, куда девать деньги. Эти негры всегда беспорядочные, можно сказать, низкие люди, Гордоновские негры почти все леди и джентльмены, все до единого, — сказал старый Тифф, стараясь как истинный оратор, привлечь на свою сторону внимание всей аудитории.
Окончание этих слов сопровождалось громкими криками, так что Тифф, под прикрытием всеобщего восторга, вышел торжествующим.
— Поделом тебе, несносный старый негр! — сказала Роза, обращаясь к мужу. — Надеюсь, ты теперь доволен. Старая чума! А ты, Том? Что же ты не чистишь ножей? Или хочешь, чтоб тебя оттузили!
Между тем Тифф, пришедший в обычное спокойствие, весело шёл, возвращаясь домой, позади кривой своей лошади, и напевая, с изумительными вариациями: "Я отправляюсь в Ханаан"!
Наконец мисс Фанни, как он называл её, прервала его весьма многозначительным вопросом: — Дядюшка Тифф, да где же этот Ханаан?
— Ах ты Господи! Дитя моё; я бы и сам хотел знать об этом.
— На небе? — сказала Фанни.
— Я думаю, — отвечал Тифф с видом сомнения.
— Или там, куда отправилась наша мама? — продолжала Фанни.
— Может быть, и там, — отвечал Тифф.
— Значит, этот край под землёй? — сказала Фанни.
— О нет, нет! Дитя моё, — сказал Тифф, засмеявшись от чистого сердца, — Что вам вздумалось говорить подобные вещи, мисс Фанни?
— А разве это неправда? Разве маму мою не опустили в землю?
— О нет, нет! дитя моё! Она отправилась на небо — вон туда, над нами! — сказал Тифф, указывая на тёмную лазурь, перерезанную глубокими впадинами соснового лесу.
— Вероятно, туда есть ступеньки или лестницы, по которым можно взобраться? — сказала Фанни, — а может статься — туда входят из того места, где небо сходится с землёю! Не взбираются ли туда по радуге?
— Как это делается, дитя моё, право не знаю, — сказал дядя Тифф, — а уж как-нибудь да взбираются. Надо бы разузнать. На собрании, куда мы отправимся, быть может, что-нибудь да и узнаю. Правда, я часто бывал на этих диспутах, и ничего не узнавал так ясно, как бы хотелось. Методисты нападают там на пресвитериан, пресвитериане на методистов, а потом те и другие на епископальную церковь. Баптисты полагают, что все они заблуждаются, а между тем, пока они нападают таким образом друг на друга, я до сих пор не могу узнать дороги в Ханаан. Нужно много учиться, чтоб понимать подобные вещи, а ведь я ничему не учился. Я ничего не знаю; знаю только, что есть Господь; Он являлся вашей маме и взял её к Себе. Теперь, дитя моё, я намерен принарядить вас и взять вместе с Тедди и малюткой на большое собрание, — так что вы в молодых ещё годах можете обрести Господа.
— Тифф, мне не хочется идти туда, — сказала Фанни боязливым тоном.
— Господь с вами! Мисс Фанни, почему вы не хотите? Там вы прекрасно проведёте время.
— Там будет много народа, а я не хочу, чтобы они нас видели.
Дело в том, что слова Розы, относительно материнской привязанности Тиффа, вместе с насмешками старого Гондреда, произвели своё действие на душу Фанни. Гордая от природы, она не хотела сделаться предметом публичного осмеяния и в тоже время ни за что в свете не хотела открыть своему доброму другу настоящую причину нерасположения отправиться на собрание. Проницательный
— Что с тобой, Тифф, о чём ты плачешь? — спросила Фанни.
— Ничего, мисс Фанни, Тифф знает о чём плачет! Тифф знает, почему вы не хотите отправиться на собрание; Тифф узнал это по вашему лицу... Ха! ха! ха! Мисс Фанни, неужели вы боитесь, что там будут принимать Тиффа за вашу маму? За маму Тедди и малютки, — да сохранит его Господь! — И старик снова разразился самым громким смехом. — Вы сами посудите, мисс Фанни, разве я могу быть вашей мамой? — продолжал он, — бедная вы моя овечка! Да разве люди-то не увидят, взглянув только на ваши беленькие ручки, что вы дочь благородной леди? Напрасно вы боитесь, мисс Фанни, напрасно!
— Я знаю, что это глупо, сказала Фанни, — но мне не нравится, когда говорят, что мы несчастные скоттеры.
— О, дитя моё! ведь это говорят одни только грубые негры! Мисс Нина всегда добра до вас, неправда ли? Говорит с вами так ласково и так приятно. Вы должны помнить это, мисс Фанни, и говорить точно так же, как мисс Нина. Теперь, когда вашей мамы нет на свете, я боюсь, что вы научитесь говорить по-моему. А вам, я повторяю, не следует говорить языком старого Тиффа; молодые леди и джентльмены не должны так говорить. Тифф, дитя моё, умеет отличить хороший язык от худого. Тифф слыхал разговор самых знатных леди и джентльменов. Тифф не хотел учиться говорить на том языке, потому что он негр. Тиффу нравится его язык, для Тиффа он очень хорош и служит ему превосходно. Белые же дети не должны так говорить. Вы слышали, как говорит мисс Нина? Слово за словом так и сыплется, и сыплется, — просто прелесть! Она обещала извещать нас, так смотрите же, мисс Фанни, слушайте, как говорит она, замечайте, как она ходит и как держит свой платочек. Когда она садятся, то оправит платьице, а тогда складочка так и ляжет к складочке. Это уж так у них заведено, это-то и показывает благовоспитанную леди. Скоттеры совсем иное. Заметили ли вы, как они садятся? Шлёпнется в стул, как чурбан, зато и платье-то сидит, точно на вешалке. Я не хочу, чтоб вы переняли что-нибудь от скоттеров. Случится, если вы не поймёте, что говорят вам другие, вы не должны вспрыгнуть с места, как это делают скоттеры, и сказать: « Что»? Нет! Вы должны сказать: « извините, сэр», или: « извините, мадам». Вот как это нужно делать. Кроме того, вам, мисс Фанни, и вам, мистер Тедди, нужно учиться читать; а если не будете учиться, то, разумеется, всякий скажет, что вы бедные скоттеры. И потом вот ещё что, мисс Фанни: вы говорите, что леди ни метут, ни чистят, словом ничего не делают; это неправда: они занимаются рукоделием; они шьют и вяжут. Вы также должны учиться шить и вязать, потому что, вы знаете, не всегда же я могу шить на вас: для вашего платья нужно знать модный покрой, а негры этого не понимают. Да, мисс Фанни! Замечайте всё, что говорит вам старый Тифф. Если б вы были из скоттеров, тогда бесполезно было бы и говорить об этом; это такой народ, что из него не могут выйти ни леди, ни джентльмены. Вы совсем другое дело; вы родились быть леди; это уже в вашей крови; а у кого что в крови, то само собой должно высказаться наружу. Ха! ха! ха!
И с этим смехом, служившим как бы финалом назидательной речи, Тифф подъехал к своему жилищу. С этой минуты старому Тиффу предстояло много хлопот. Отправляясь в поход на целую неделю, он должен был привести свой дом в надлежащий порядок. Нужно было взрыхлить землю под маис, выполоть петрушку, позаботиться об осиротелой семье молодых куропаток. Последнее обстоятельство более всего занимало старика. Наконец, после продолжительного размышления, он решился взять их с собой в корзине, полагая, что между часами, назначенными на проповеди, ему будет достаточно времени присмотреть за ними и удовлетворить их нужды. После того, он сходил к одному из любимых капканов, и принёс оттуда, не тучного тельца, но жирного зайца, который должен был служить основой лакомых блюд, за трапезой, приготовленной на время собрания. Ему нужно было пересмотреть платье Тедди; перемыть кое-что и перегладить; одеть малютку так, чтоб это делало честь его имени или, вернее, честь имени его дедушки. При всех этих заботах, старик был деятельнее обыкновенного. День был тёплый, и потому он решился заняться мытьём в великолепной прачечной, устроенной самой природой. Он развёл огонь, весело затрещавший вскоре в недальнем расстоянии от дома, повесил котёл над ним, и приступил к другим занятиям. Сосновые дрова, недостаточно высушенные, сыграли с ним неприятную шутку, на что вообще способны все сосновые дрова: они трещали и пылали довольно весело, пока Тифф не отходил от костра; но когда Тифф осматривал в лесу силки и капканы, огонь совершенно потух, оставив на месте костра почерневшие сучья и палки.