Древнерусская игра - Двенадцатая дочь
Шрифт:
– Не заметили...– прошептал Неро, не отрывая взгляд от экранчиков, на которых уже видно, как дружинники забираются обратно на корабли.– Они вообще ничего не заметили, высокий князь! Я видел, как один из них ходил и стучал по пням... Там, в пнях, спят чудовища... но славяне не смогли их обнаружить! Как это возможно?! Опытные, искусные воины...
Я промолчал. За меня ответила Феклуша:
– Не забывайте, мой драгоценный напарник, что Катомины дружинники вовсе не ожидают подвоха. Никто из славян не нападает на
– Посмотрите! Рабочие это... кажись, закончили свое дело!– быстро сказал Гай, протягивая корявый палец в сторону экранов.– Ладьи будут это... Уплывать, кажись.
Действительно, дружинники и мастеровые один за другим вскарабкались на борт. Пузатая ладья с солнышком на парусе отчалила и тихо пошла вниз по течению, на восток. Кормчий второй ладьи, принявшей бородачей Погорельца, почему-то медлил. Дружинники расселись по веслам, снежный парус поймал ветерок - бечева натянулась струной и где-то там, под водой, тяжелый якорь-жернов поволокло по дну... Чего они ждут?
Вскоре я понял, в чем дело. Возникло какое-то движение... и вот снизу, из-под палубы, наверх, к солнечному свету, выползло грязное ржавое чудовище... Я даже мотнул головой: что это такое? Очень похоже на... глубоководный скафандр! Странный, небывалый рыцарь в некрасивом шишковатом шлеме, в черных литых доспехах с рыжей накипью, едва передвигая грохочущие стальные подошвы, вышагнул из темного трюма на палубу... Огромный страшный меч не помещается в ножнах на поясе - золотая рукоять блистает повыше левого плеча. Гибкие железные усы, как антенны, торчат из загривка, из предплечий - зачем? Что это такое?
– Ах... это кречет, - едва слышно выдохнула восхищенная Феклуша.
Ага. Я медленно понимающе кивнул. Она хотела сказать - не кречет, а дружинник дядьки Кречета. Один из десяти знаменитых суперменов элитного властовского спецподразделения. Я слышал, что эти дружинники обучены и вооружены так хорошо, что некоторые наблюдатели склонны считать их почти богатырями. Вот, стало быть, кому Катома доверил охрану своей дочки... Угу. Что ж, посмотрим, как хитроумный Куруяд сладит с этими парнями.
Парней было только трое. Видимо, посадник Дубовая Шапка посчитал, что этого вполне хватит для охраны рядового мероприятия. Действительно, тройка кречетов могла произвести отрезвляющее впечатление на любого потенциального террориста. Черно-зеленые, двухметровые и грузные, они выстроились в ряд вдоль борта - как жуткие дредноуты в линию перед натиском на вражескую эскадру. Каждый доспех - произведение искусства, индивидуальная концепция магической защиты, ни одной одинаковой детали! Особенно поразил меня крайний слева - вот этот, с ужасающей секирой за спиной (широкое лезвие золотистым зеркалом блистает в лучах умирающего заката).
Разом шагнув через борт, скафандры огромными
Прошла минута, другая - ладья ушла за лесистый мысок, а кречетов все не видать... Исчезли где-то на речном дне. М-да... Это вам не дешевые "камышовые коты" старухи-Мокоши, вынужденные часами дышать через тростиночку. Здесь технология посложнее - не обошлось, очевидно, без ратного волшебства. Ведь не баллоны там у них с жидким воздухом, в самом деле?
– Неглупый ход, - пробормотал Неро.– Прикрывают холм со стороны реки... Будто чувствуют, что главная опасность грядет от южного берега.
– Это не шестое чувство, а простая логика, Доремидонт, - заметил я. На северном берегу будет добрая тысяча верноподданных нетрезвых девиц В случае чего эти барышни могут и растерзать любого террориста. Ясно, что потенциальный неприятель не станет нападать с севера.
– _Слухач кличет няньку слышу грохот толпы с полночной стороны,_ внезапно включился Язвень, глухо забормотал сквозь сон: - _Толпа большая идет с песнями голоса слышу девичьи._
– Ну вот, - улыбнулся я.– На сцене появляется хор ликующих нимф.
Начинался праздник.
* * *
Поначалу это почти тишина. Это - как дальние жалобы горлинки, как мягкое курлыканье в горлышках диких кукушек, как стая журавлей вдали:
На улке девки гуляют...
Гуляют горе гуляют...
Меня молоду гукают...
Гукают горе кликают...
Далекая песня приближается: звенящие струи голосов стоят серебрящейся стеной, как летний дождь за ближним лесом и, как большая вода по весне, приближаются с мягким напористым шумом, похожим на грохот прибрежной волны по кашице мокрого гравия, несутся сюда, заставляя сердце сжиматься в сладком предчувствии внезапного, праздничного, теплого ливня...
Зеле-е-о-ные вишни
Ай все девки вышли
Маю маю маю... зе-ле-но!
Душу прихватывает нежно-обещающе, будто весна идет - по-детски раздетая, пухленькая-голенькая, с васильками в волосах... Но почему маю-маю? Откуда весна - май давно позади, в разгаре зелено-цветастые вьюги июня... Но крепче песня, и вскоре понятно, что... нет, не май, дети мои, но - маета, истома, измывающая, издевающе-раздевающая, сладко ломающая сила зеленых вишень, воложных веток - изымающая, вытягивающая силы в медовую лень, в густейшую патоку-негу и теплую люто-злющую силку-любовь...