Другая женщина
Шрифт:
Став постарше, она заменила отцу сына, о котором он так мечтал: ходила с ним на прогулки, играла в теннис, плавала на яхте, обсуждала разные проблемы. Но Крессида все равно оставалась на первом месте. Она ухаживала за отцом, веселила его, ластилась к нему, кокетничала с ним. Крессида, а не она, Гарриет, ходила с ним на официальные приемы и играла роль хозяйки дома, когда Мэгги страдала мигренью. Крессида первой вскакивала, когда он, уставший, приезжал домой, готовила ему выпить, наливала суп и делала сандвич. Крессида давала ему лекарство, когда он болел. «Мне это совсем не трудно, мама, - говорила она, - ты устала, а я нет. Ты же знаешь, какой отец раздражительный, когда болеет. Это утомит тебя».
И мать никогда не спорила с Крессидой.
Когда
И это было правдой, но она сама так решила. По мнению Гарриет, она была сообразительна и умна, хорошо окончила школу и могла бы поступить в университет, но Крессида пошла на курсы секретарей и, поменяв несколько мест, устроилась секретаршей в большую детскую больницу, где благодаря своим изысканным манерам и любви к детям привлекла всеобщее внимание и вскоре стала незаменимой. Там она многому научилась, и со временем из нее вышла бы прекрасная жена какого-нибудь молодого восходящего медицинского светила.
В глубине души Крессида, конечно, завидовала Гарриет, хотя открыто и не высказывала этого, а, напротив, делала вид, что гордится сестрой. «У нее всегда были мозги, - говорила она, - энтузиазм и энергия. Она современная женщина. А что я? Какой-то анахронизм». И она смущенно улыбалась слушателям, спешившим заверить ее, что она вовсе не так уж плоха, а если среди них были мужчины, то те непременно говорили ей, что именно она поступила правильно, а не ее сестра.
Гарриет никогда не могла отчетливо вспомнить, когда она решила пойти в индустрию моды, но знала, что это случилось еще в детстве. Она всегда с нетерпением ожидала выхода журналов «Вог» и «Харперз куин», которые получала ее мать, - будучи далекой от моды, Мэгги тем не менее выписывала эти журналы. С одиннадцати лет Гарриет стала шить себе платья и делала это очень умело. У нее были свои собственные выкройки, которые она разработала, опираясь на указания в журналах. В поисках подходящей ткани она перерыла весь гардероб матери, ходила на распродажи, часто наведывалась в сельский магазин. Ее настоящим триумфом было выходное платье для Эннабел Хедлай Дрейтон, когда той исполнилось три года, а самой Гарриет было только пятнадцать. Сшитое из ситца, с рукавами фонариком и завышенной талией, оно было великолепно. Эннабел так полюбила платье, что носила его месяцами и была готова даже в нем спать. Из оставшейся ткани Гарриет сшила для той же Эннабел бальные туфельки.
В те дни ее союзницей была Жанин. Она пригласила Гарриет в Париж, без устали ходила с ней по магазинам, водила на показы мод и, что самое главное, могла денно и нощно выслушивать рассказы девочки о достоинствах того или иного кутюрье, о преимуществах хлопка с добавкой полиэстера и о многом другом. Это Жанин, а не Мэгги и Джеймс убедили ее больше уделять внимания искусству; это Жанин настояла, чтобы ее отдали в «Сент-Мартинз» прослушать курс искусствоведения. Именно Жанин убедила родителей девушки разрешить ей пойти работать строчильщицей к Джин Мюру.
Работая много и напряженно, Гарриет в считанные недели узнала то, чему ее не научил бы ни один колледж за несколько лет. Она овладела не только техникой шитья, но и научилась доводить его до совершенства. Случилось так, что судьба свела ее с редактором очень популярного тогда модного журнала «Космополитен» Каролиной Бейкер. В тот день она повезла платье в студию Каролины и там, спрятавшись в уголочке, наблюдала, как та отбирала для показа платья, подбирала к ним аксессуары, комбинировала юбки с разными блузками, свитерами, шарфами. Она с восхищением смотрела на работу визажистов, стилистов, фотографов, моделей и поняла, что многое зависит и от них. Тогда она забыла обо всем на свете: о том, что ей нужно возвращаться на работу, что у нее много дел, что ее присутствие в студии нежелательно. Гарриет дождалась, когда Каролина и ее ассистенты закончат работу, подошла к ней и сказала, что хочет поговорить. Каролина выслушала ее
Каролина оказалась права: работа была трудной и неблагодарной, но Гарриет действительно многому научилась и установила хорошие контакты с многими агентствами, текстильными фабриками, магазинами и редакциями модных журналов. В день, когда ей исполнился двадцать один год, судьба преподнесла ей подарок: ей предложили работу ассистента на фирме «Джон Джонатан». «Джон Джонатан» - это был псевдоним двух братьев, которые специализировались на шитье вечерних туалетов. Братья были веселыми, умными и преуспевающими. Гарриет проработала у них целых полтора года и приобрела первые деловые навыки. Братья разрешили ей сшить несколько вечерних платьев, которые сразу же были раскуплены.
Год спустя она получила работу дизайнера во вновь открывшейся фирме «Ваше свободное время». Здесь она конструировала одежду простого и удобного покроя, доводя чистоту линий до совершенства. Она все чаще и чаще задумывалась над тем, чтобы открыть свое собственное дело. Она уже приобрела много различных навыков, необходимых в работе: умела сочетать одни вещи с другими, подбирать к ним аксессуары, хорошо разбиралась в качестве тканей.
На двадцать четвертом году жизни Гарриет, наконец, решилась. Присмотрев маленький магазинчик на тихой фешенебельной улице, она, продав машину и квартиру, купила лицензию и арендовала его. Она назвала магазин «Гарри» - так величал ее Манго, когда был совсем маленьким. Она переселилась в этот магазин и упорно работала, иногда целыми днями не покидая его. Она осунулась, похудела, но продолжала работать, опираясь на старые связи и устанавливая новые. Вскоре покупатели повалили к ней. О ней стали писать журналисты.
Однажды дело чуть было не сорвалось, но братья Джонатан поддержали Гарриет, ссудив деньгами на условиях десятипроцентной доли от дохода. «Не просите больше, - сразу сказала она.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь стал моим совладельцем».
Она решительно отказывалась взять деньги у Тео, Мерлина и даже у отца, хотя и собиралась расширяться и открывать новые магазины. Особенно настойчивым был Тео, которому очень хотелось вложить свои деньги в индустрию моды. «Сделай мне одолжение», - умолял он, на что Гарриет всегда отвечала отказом. «Мне очень жаль, Тео, но я хочу, чтобы это дело было только моим».
Он угощал ее шампанским и снова, и снова предлагал денег, обещая вложить в дело миллион фунтов стерлингов на условиях получения сорока пяти процентов прибыли.
«- Ты не потянешь без инвестора, Гарриет. Пойми, что я лучше знаю, как вести дело. Тебе одной не справиться. Ты все равно рано или поздно придешь ко мне.
– Нет, Тео, нет, - отвечала она.
– Спасибо тебе за предложение, но я справлюсь сама».
Однако она кривила душой. Ей очень хотелось поскорее открыть второй магазин на Фулем-роуд, где жили ее постоянные покупатели, но для этого у нее совершенно не было денег. Предложение Тео было лестным и щедрым, но все же она не приняла его.
Накануне своего двадцатипятилетия она взяла заем в банке и открыла второй магазин. За ним последовали магазины в Бате, Бирмингеме, Эдинбурге и Эксетере. Вскоре она открыла свое ателье по дизайну на Ковент-Гардене и наняла двух ассистентов. Ее капитал составлял десять миллионов фунтов стерлингов в год.
Вскоре Гарриет начала подумывать о Париже. С помощью Жанин она нашла в Пасси небольшой магазин с расположенной над ним квартирой. Ей всегда нравился Париж, и теперь она проводила там большую часть своей жизни.