Другие правила

Аристова Валерия

Валери, ожидавшая другой реакции, через плечо посмотрела на дона Хуана и согласилась танцевать с Бобриным. Он склонил к ней голову и что-то шептал на ухо, и дон Хуан окончательно потерял надо собой контроль. Из двух вариантов — устроить драку прямо перед королевой, и как можно скорее убраться, чтобы вызвать соперника на дуэль утром, он выбрал второй вариант, невежливо бросил свою партнершу, Сесиль де Жарде, и ушел в темноту.

Заметив, что он удаляется, Валери побежала следом.

Он обернулся, ожидая увидеть ее в объятьях Бобрина, но увидел, бегущей к нему по дорожке. Снова из бездны ада за одно мгновение перенесясь в райские кущи, он схватил ее в объятья, боясь,

что она снова исчезнет, и стал неистово целовать на границе света и тени, и все присутствующие могли видеть их поцелуи. Валери пыталась вырваться, но Хуан держал ее крепко, и отпустил, только когда она стала умолять его соблюдать хоть какие-то приличия.

О приличиях им тут же напомнили. Обиженная Сесиль де Жарде, явно выпившая больше вина, чем следовало, подошла к ним и остановилась на расстоянии вытянутой руки.

— Зачем вы простили ее, дон Хуан? — искренне удивилась она, — это же шлюшка. Вы могли бы жениться на Марии де Монпелье, очень приличной девушке. Или хоть на мне, — она хихикнула, — но вы оставили ее себе, и, конечно же, можете делать с ней что угодно у всех на виду. Но пощадите нас, большая половина фрейлин мечтает о вас, — она рассмеялась, развернулась и бросилась бежать, а дон Хуан вспыхнул, как мальчишка.

Валери пожала плечами, переводя на него взгляд. Глаза их встретились.

— Прости меня, — сказал он.

Она усмехнулась.

— Я привыкла.

— За что она ненавидит тебя?

— Видимо за то, что я замужем за тем, о ком мечтает большая половина фрейлин, она же сама сказала.

Он сжал ее руку.

— Нет, не за это.

— И за это тоже. Но по большей части за то, что ты собирался бросить меня, — она потянула его за руку и они вышли из освещенной зоны.

Дон Хуан сжал губы.

— Ты играла с Бобриным, за тобой ходили, как преданные...

Валери рассмеялась:

— Нет, конечно! Я могла бы сколько угодно спать с Бобриным, с Шабрианом, с кем угодно, но падшей женщиной это меня не сделало бы! И только то, что ты отрекся от меня, дало им всем возможность меня презирать.

Он молчал, ведя ее куда-то в ночь по темной аллее.

— Я хотел этого, — наконец сказал он.

Валери усмехнулась:

— Ты доволен?

— Нет.

Они стояли под широким деревом и смотрели друг на друга. В какой-то миг дон Хуан понял, что теряет связь с ней. Валери снова исчезала. Она была рядом, но мысли ее были далеко. Он схватил ее за руку, боясь, что она оставит его в одиночестве, вернется на праздник, а там ее репутация сыграет на руку всем, кто пожелает ее соблазнить.

— Ты победила, — прошептал он.

Она вскинула брови, высвобождая руку.

— В чем?

— Я хотел отомстить. Я на самом деле хотел причинить тебе ту боль, которую испытывал сам. Но ты победила. Я раскаиваюсь в каждом своем слове, в каждом шаге... Я больше не хочу тебе зла. Я не хочу, чтобы ты страдала. Я умоляю тебя о прощении...

Он опустился на колени и сжал ее руки, покрывая их поцелуями.

Валери сделала шаг назад.

— Прекрати Хуан, — она спрятала руки за спину, — пожалуйста, перестань.

— Я простил тебе Бобрина, Вали, — он смотрел на нее снизу в верх, — и прошу простить меня. Я на самом деле простил тебе все... Я...

— Сейчас же встань!

Он тут же поднялся. Попытался взять ее за руку, но она отступила на шаг.

— У меня ничего не было с Бобриным, — сказала она, — и прекрати мне устраивать сцены! Я ненавижу все это, твоя ревность абсолютно не уместна!

— Ты же влюблена в него, я вижу! — не выдержал он.

Не будь он в таком состоянии, он бы ни за что

не пошел на этот разговор. Но весь вечер мечась между ревностью, ненависитю и эйфорией, он перестал соображать что-либо, и полностью потерял контроль над эмоциями.

— Это мое дело, в кого я влюблена, — Валери побледнела и лицо ее превратилось в маску, — я тебе верна.

— Теперь это и мое дело, — сказал он, — ты обязана любить меня, а не кого-то еще. Тем более этого авантюриста.

Она развернулась и молча пошла в сторону Трианона. Дон Хуан бросился за ней следом.

— Тебе не кажется, что я тоже имею право на чувства? Или только ты можешь делать все, что тебе пожелается? Если я вижу свою жену в объятьях другого, я имею право на ревность. Если я вижу, что моя жена влюблена в проходимца, я тоже имею право ревновать!

Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

— Ну так и ревнуй, — она попыталась высвободиться, -только меня оставь в покое. Я не хочу видеть этого. Я устала.

— Ты любишь его и совсем не любишь меня...

Повисло молчание. Валери чувствовала, как кровь ее закипает.

— Ты никогда не думал, как они все смеялись надо мною, когда Мария де Монпелье рассказывала о вашем с ней романе прямо у меня на глазах? Когда до Парижа дошли слухи о том, что ты хочешь аннулировать брак со мной, что ребенок, которого я носила, не твой? Должна ли я была тебя любить, если все эти люди смеялись у меня за спиной, а мужчины подходили и спрашивали, когда же ты бросишь меня, чтобы удостоиться чести поддержать меня в сложной ситуации. Ты думаешь, что после того, как ты предал меня, я должна жаждать твоей любви? Снова довериться тебе после того, как ты меня обманул?

— Обманул? — переспросил он удивленно.

— А это был не обман? Я доверилась тебе, не кому-то, а именно тебе! Ты так настаивал на браке, что я согласилась! Я могла выйти замуж за Турне, за Монпелье, хоть за Жака де Шатори! Но я доверилась тебе! А ты сбежал. Почему я снова должна доверять тебе? Ты вернулся и сделал вид, что ничего не было. Но оно было! Я была одна, и я умирала в родах тоже одна. Ты не написал и не спросил, как мое здоровье, ты не спросил, нужен ли ты мне. Ты писал всем: Жоржу, Катрин, даже Сафи, но ты ни разу не написал мне!

— Прости меня, — он поднял на нее глаза.

— И это все?

Он пожал плечами.

— Это вид рабства, Валери, — он прислонился к стволу дерева и смотрел на нее с какой-то непередаваемой тоской, — ты думаешь, что я просто из так уехал... или... зачем? Да не важно. Чтобы навредить тебе. А я уехал, чтобы больше не видеть тебя.. Я не знаю, зачем ты сделала это — посмеялась над моими чувствами. Видя, что я по-настоящему схожу с ума, ты не подала мне руки. Не имела ни сострадания, ни жалости, в конце концов. Я же живой человек, Валери, даже если я тебя сильно раздражаю и если ты совсем не имеешь чувств ко мне. Ты говорила, что ты имеешь право на чувства. Но и я тоже имею на них право. И имею право на то, чтобы над ними не смеялись. Я полностью беззащитен перед тобой, но это не причина пользоваться этой беззащитностью. Я уехал не потому, что хотел навредить тебе. Я был уверен, что ты моего отсутствия даже и не заметишь, а если заметишь, то порадуешься. Я хотел избавиться от постоянной боли, от ревности и снова обрести себя. Но без тебя мне еще хуже, чем с тобой. Тогда я захотел отомстить, чтобы ты тоже страдала, как страдал я. Ведь и ты мне не писала. Ты писала всем — моему брату, моей матери... Но не мне. Мне сначала казалось, что я смогу жить один — не видя тебя никогда. Но я без тебя как без воздуха. Я не знаю, что мне делать, Валери.