Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
— Но в итоге-то все прошло неплохо?
Мама хохочет, заливисто и беззаботно. Пальто распахнуто, под ним видно элегантное синее платье и золотая цепочка, подарок отца на Рождество. Она по-прежнему опирается на стену, сумочка небрежно брошена к ногам. Холли вновь охватывает легкая тревога. Обычно, едва переступив порог, мама первым делом целует ее.
— Это было великолепно. Я жутко боялась — серьезно, у дверей бара я едва не развернулась и не сбежала домой. Если бы мы просто сидели, болтали о всяких пустяках, как приятельницы… Я бы не вынесла, честно. Ди и я, и еще одна девчонка, Мириам, мы в школе были, ну, как ты с подружками,
Она стоит, чуть согнув одно колено, и теперь, даже на своих изящных шпильках, похожа на нескладного дерзкого подростка.
— Как получилось, что вы не встречались? — спрашивает Холли, а в голове вертится: тридцать лет, нет, никогда, мы бы никогда…
— Когда мы закончили школу, родители Дейрдре эмигрировали в Америку. Там она поступила в колледж. Тогда было иначе, никаких тебе и-мейлов, телефонные разговоры стоили бешеных денег, а письма шли неделями. Но мы не сдавались — она до сих пор хранит все мои письма, представляешь? Она их принесла с собой, все эти глупости, о которых я и думать забыла, мальчишки, гулянки, ссоры с родителями… У меня ее письма тоже где-то хранятся — может, на чердаке у мамы с папой, надо будет поискать, не могла же я их выбросить. Но это ведь колледж, и у нас было столько разных дел, а потом — раз! и мы совершенно потеряли друг друга из виду…
На милом мамином лице так легко все прочесть, мысли проносятся по нему, как осенние листья на ветру. И она совсем не похожа на маму Холли, да и вообще на чью-либо маму. Впервые в жизни Холли смотрит на эту женщину и думает о ней: это Оливия.
— Но сегодня — боже, мы как будто расстались всего месяц назад. Мы так хохотали, я не помню, когда в последний раз так смеялась. Раныне-то мы всегда веселились. Вспоминали всякое — как переделали школьный гимн, жутко смешно, со всякими похабными шуточками, — и спели его, прямо там, в баре. Все слова вспомнили. Тридцать лет я думать не думала об этой песенке, готова была поклясться, что ни слова не сохранилось в памяти, но только глянула на Ди — и пожалуйста, все вернулось.
— Буянить по кабакам в твоем возрасте… — качает головой отец. — Да тебя в другой раз туда не пустят.
Но он улыбается, широко и весело, и от этого тоже кажется моложе. Ему нравится такая мама.
— Ой, нас, наверное, слышали все вокруг? Я и не заметила. И знаешь, Фрэнк, в какой-то момент Ди говорит: "Тебе, наверное, пора домой?" И я такая: "Зачем?" Когда она сказала "домой", я представила родительский дом. Свою спальню, где я жила, когда мне было семнадцать. И я подумала: "С какой стати мне туда торопиться?" Я настолько глубоко погрузилась в 1982-й, что полностью позабыла, что существует настоящее.
Она улыбается, смущенно и восторженно, прикрывая ладошкой рот.
— Наплевала на ребенка, — кивает Холли отец. — Запиши на случай, если надумаешь настучать на нее.
А в голове у Холли: поляна, Джулия, давным-давно еще, иронично приподнятый уголок рта: это не навсегда. Дыхание перехватывает: она ошибалась. Они — навсегда, навсегда недолговечны и смертны, это "навсегда" пронизывает их до костей и сохранится внутри, когда все закончится, целое и невредимое.
— Она мне подарила… — Мама роется в сумке, достает фотографию с пожелтевшими краями, кладет на барную стойку: — Смотрите. Это мы: я, Дейрдре и Мириам. Это мы.
Голос срывается. Одну секунду Холли с ужасом думает, что мама собирается заплакать,
Три девушки, на год-другой старше Холли. Школьная форма, герб Килды на лацканах. Юбки длиннее, мешковатые блейзеры уродливы, но если бы не это и не взбитые прически, они вполне могли сойти за девчонок из их старшего года. Они дурачатся и выпендриваются — надутые губки, кокетливо отставленные бедра — на фоне старинных чугунных ворот. Холли несколько раз судорожно моргает, прежде чем узнает задние ворота школы. Дейрдре посередине, растрепанные кудри падают на лицо, изящная фигура, пышные ресницы и озорной взгляд. Мириам — маленькая, светленькая, с пушистыми волосами — мило улыбается сквозь брекеты. А справа Оливия — длинноногая, голова откинута назад, руки подняты к волосам, то ли изображает модель, то ли просто дурачится, на губах бледно-розовый блеск. (Холли представляет себе, с каким отвращением посмотрела бы мама, накрась Холли губы таким блеском.) Она просто красавица.
— Это мы изображали Bananarama [49] , — поясняет мама. — Или кого-то в этом роде, неважно. В том семестре мы организовали музыкальную группу.
— Ты играла в ансамбле? — поражается отец. — То есть я — фактически фанат звезды?
— Мы назывались "Кисло-Сладкие". — Мама смеется, качая головой. — Я играла на клавишных — ну как играла? Я занималась фортепиано, и мы решили, что уж с синтезатором-то точно справлюсь, но вообще-то получалось отвратительно. А Ди умела играть только на фолк-гитаре, и никто из нас толком не знал музыкальной грамоты, так что в итоге звучали мы кошмарно, но зато отлично проводили время.
49
Популярная в 1980-х британская поп-группа.
Холли не может оторваться от фотографии. Девушка на фото не обычный человек из плоти, ее ноги не стоят прочно на незыблемой жизненной почве; это фантастический фейерверк, состоящий из миллионов различных возможностей. Эта девушка — не юрист, замужем за Фрэнком Мэкки, мать одной-единственной дочери, дом в Далки, нейтральные цвета, мягкий кашемир, "Шанель № 5". Все лишь подразумевается, туманно проглядывает в глубине ее естества — ровно так же, как и сотни других потенциальных жизней, которые она не выберет и которые будут запросто стерты в мгновение ока. Трепет охватывает Холли.
— А где Мириам? — спрашивает она.
— Не знаю. Без Ди было уже не то, и во время учебы в колледже мы постепенно разошлись. Я тогда была жутко серьезной, очень амбициозной, вечно что-то зубрила, а Мириам предпочитала развлекаться и крутить с парнями, так что… — Мама смотрит и смотрит на фотографию. — Говорили, что она вышла замуж и переехала в Белфаст, сразу после колледжа. Больше я о ней ничего не слышала.
— Если хочешь, — предлагает Холли, — я могу поискать ее в интернете. Она наверняка есть в фейсбуке.
— О, дорогая моя, — вздыхает мама, — спасибо большое, но я не знаю… Не знаю, справлюсь ли. Понимаешь, о чем я?
— Кажется, да.
Отец кладет руку маме на спину, тихонько поглаживает между лопаток.
— Может, еще бокал вина?
— Ой, нет. Или, может, да. Не знаю.
Отец нежно касается ее затылка и идет к холодильнику.
— Как давно это было… — мама касается фото кончиками пальцев. Игривая живость выдохлась, осталась задумчивая печаль. — Невероятно, как же так получилось, что прошло столько времени, а я и не заметила…