Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
— Это меня успокаивает, — удовлетворенно кивает отец, возвращаясь к картошке. — Я пестую свою паранойю.
— Никого больше не заставляют таскать с собой такое.
— Значит, ты единственная, кого не смогут похитить инопланетяне. Поздравляю. Перекусить хочешь?
— Не-а.
По пятницам они спускают остатки карманных денег на шоколад и съедают его, сидя на автобусной остановке.
— Отлично. Тогда можешь помочь мне.
Ужин всегда готовит мама.
— А где мама? — удивляется Холли. Делая вид, что занята аккуратным развешиванием куртки, краем глаза наблюдает
— Встречается с кем-то из школьных друзей. Лови! — Отец перебрасывает Холли головку чеснока. — Три зубчика, мелко изрубить. Что бы это ни значило.
— С кем это?
— Некая женщина по имени Дейрдре. — Холли не уверена, в курсе ли отец, что она ждала этого уточнения: некая женщина. С отцом никогда не поймешь, о чем он по-настоящему догадывается. — Короче, режь помельче.
Холли достает нож и устраивается на высоком табурете за барной стойкой.
— Она домой-то вернется?
— Разумеется. Хотя не поручусь когда. Я сказал, что мы не будем дожидаться ее к ужину. Если она успеет, отлично; если застрянет на своем девичнике, мы не будем помирать с голоду.
— Давай закажем пиццу, — улыбается отцу Холли. Когда она, бывало, приезжала на выходные в его унылую квартирку, они заказывали пиццу и поедали ее на крошечном балконе, глазея на набережную Лиффи и болтая ногами, просунув их между перил, — для стульев места на балконе не было. Судя по потеплевшим глазам отца, он тоже все помнит.
— Я тут устраиваю кулинарное шоу, а ты просишь пиццу? Ах ты неблагодарный поросенок. Да и все равно мама сказала, что цыпленка надо приготовить.
— И что же мы готовим?
— Тушеного цыпленка. Во всяком случае, такой рецепт написала мама, — он кивает на листок, прижатый разделочной доской, — а уж что получится… Как прошла неделя?
— Норм. Сестра Игнатиус произнесла прочувствованную речь о том, что мы должны решить, чему хотим учиться в колледже, и что вся наша будущая жизнь зависит от верного решения. А под занавес так разошлась, что отправила нас всех в часовню помолиться нашим святым покровителям, чтобы указали верный путь.
Именно такого смеха она и ждала.
— И что тебе поведала твоя святая?
— Велела стараться как следует и не завалить экзамены, чтобы не застрять с сестрой Игнатиус еще на целый год!
— Какая разумная святая. — Отец сбрасывает очистки в ведро для компоста и начинает резать картошку. — Не слишком ли много монахинь в твоей жизни? В принципе, можно в любой момент переехать из пансиона домой. Ты же знаешь, только скажи.
— Не хочу, — поспешно отвечает Холли. Она так и не понимает, почему отец позволил ей жить в пансионе, особенно после истории с Крисом, и всегда готова, что он в любой момент передумает. — Сестра Игнатиус в целом нормальная. Мы просто подшучиваем над ней. Джулия умеет изображать ее голос. Она однажды весь урок ее передразнивала, а сестра Игнатиус даже не заметила и все не могла понять, чего мы давимся от смеха.
— Вот ведь
Последние месяцы Холли кажется, что все взрослые только об этом и твердят.
— Может, социологией, — отвечает она. — В прошлом году к нам на профориентацию приходил социолог, мне тогда понравилось. Или в юристы подамся.
Не оборачиваясь, она прислушивается, но отцовский нож стучит в прежнем ритме, как будто ничего особенного не прозвучало. Мама — юрист. Отец — детектив. У Холли нет братьев или сестер, которые продолжат дело отца.
Она заставляет себя поднять голову, на лице отца только оживление и интерес.
— Ух ты. В прокуроры, адвокаты или поверенные?
— В адвокаты. Может быть. Не знаю, я пока только прикидываю.
— У тебя в любом случае точно есть для этого все данные. Защита, значит?
— Думаю, да.
— А почему не прокурор?
Все еще радостно заинтересован, но Холли чувствует холодок: не одобряет. Она пожимает плечами:
— Просто защита кажется интересной. Это достаточно мелко нарезано?
Холли пытается припомнить все те случаи, когда отец решил, что ей не следует чего-то делать, а она все равно сделала, или наоборот. Пансион — единственный раз, когда ей удалось добиться своего. Иногда он напрямую говорит "нет", но чаще просто само собой ничего не получается. А порой Холли в итоге даже думает почему-то, что он прав. Она не собиралась сообщать ему о своих планах насчет юридического, но чуть расслабишься, утратишь бдительность — и вот ты уже выкладываешь отцу всю правду.
— По мне, так вполне. Сыпь сюда. (Холли соскребает нарезанный чеснок в кастрюлю.) И порежь еще порей. Так почему защита?
Холли возвращается на свою табуретку.
— Потому. На стороне обвинения — сотни людей. — Отец заинтересованно ждет, и она вынуждена продолжить: — Просто… ну, не знаю. Детективы, оперативники, экспертиза, прокуроры. А на стороне защиты только человек с его жизнью — и адвокат.
— Хм. — Отец задумчиво разглядывает кусочки картофеля. Холли понимает, что он сейчас очень тщательно обдумывает ответ, с разных точек зрения. — Знаешь, малыш, на самом деле все не так несправедливо, как кажется со стороны. Если подумать, то в конечном счете система склоняется в сторону защиты. Обвинение обязано выстроить дело, которое выдержит любые сомнения и возражения, а защите достаточно выдвинуть сомнение. Клянусь, положа руку на сердце, гораздо больше виновных оправдывают, чем сажают невиновных.
Холли вообще-то не об этом говорила. Отец ее не понял, и она не уверена, что именно чувствует по этому поводу — раздражение или же скорее облегчение.
— Ну да, — соглашается она. — Наверное.
— Это хорошее намерение. — Он бросает картошку в кастрюлю. — Только не спеши, не строй конкретных планов, пока не будешь на сто процентов уверена. Ладно?
— Почему ты не хочешь, чтобы я пошла в защитники?
— Я был бы только в восторге. Именно там делают большие деньги, и ты сможешь обеспечить мне роскошную старость, о которой я всегда мечтал.