Два миллиона (сборник)
Шрифт:
– Плохо все, Ваня, – сказал он, с трудом ворочая сухим языком.
– Ты поконкретнее, что плохо?
– Все!
– Что «все»?
– Мой труд не взяли в издательстве! Еще и обругали! Су-у-уки!
– Потому и напился?
– А по-твоему, это – не повод?! К тому же, я не напился, я – выпил.
– А на работу когда устроился?
– Три дня как… Но сегодня, наверное, последний.
Из динамика внутренней трансляции, шипя и прерываясь, прозвучал голос, настолько измененный помехами, что мало похожий на человеческий:
– Клоуну Хохотову приготовиться
Герард попытался встать, чтобы добраться к столу, где были гримерные принадлежности, но ноги заплелись и он упал на пол.
– Теперь все. Выгонят.
– Кто тебе, дураку, виноват?! Зачем напился?! – Гайкин поднял друга и вновь усадил на диван.
– «Духовный мир…» мой забраковали! Су-у-уки!! – застонал клоун и вдруг, неожиданно разумными глазами, посмотрел на слесаря и сказал:
– Ваня, друг, выручай! Спасай, а то выгонят меня!
– Как же я тебя выручу?
– Сходи вместо меня. Отработай номер. Тебя, если загримируешься, никто и не узнает. А?
– Ты что, с ума сошел?!!
– Выручай, Ваня! Куда я без работы? Погибну!
– Я же не знаю, что делать!
– Там и делать ничего не надо. Ходи и цирковым мешай. Смешно будет. Пару минут потусуйся и уходи. Спасай, друг!
Иван никогда не отказывал в помощи тем, кто попал в беду, но данная ситуация была слишком уж неординарной. Он сомневался. Но Хохотов, с трудом встав с дивана, усадил его перед зеркалом и стал накладывать на лицо грим. Движения клоуна были слабо координируемые и мазки шли вкривь и вкось, но так получалось даже лучше. Иван сидел смирно, понимая, что уже не отделаться.
«Постою немного и уйду», – успокаивал он сам себя.
Клоунский костюм был на слесаря мал. Но это тоже сыграло положительную роль – так было смешнее.
– Клоун Хохотов, ваш выход! – прохрипел динамик.
Иван, цепляясь огромными башмаками за все углы, побрел к арене. Герард, как только Гайкин вышел, упал на диван и тут же заснул.
Путаясь в темных проходах, Иван пробрался к арене. Тяжелая занавесь раскрылась, и яркий, как вспышка молнии, свет ослепил его. Оркестр заиграл что-то бравурное. Иван прошел сквозь строй униформистов и оказался один на большом круглом пространстве. Предыдущий номер закончился, и по программе сейчас клоун должен был сам развлекать публику. Сказать, что это стало неожиданностью для слесаря, значит не сказать ничего. Гайкин в шутовском наряде стоял недалеко от центра арены и часто моргал глазами. Вокруг раскинулось безбрежное море публики.
Пауза затянулась, и зрители стали хлопать, подбадривая клоуна. Иван воспринял это как сигнал к тому, что его номер закончился и задом стал продвигаться к кулисам.
«И всего делов-то!» – радостно подумал он и тут же наступил на забытую жонглерами булаву. Рухнув всем своим значительным телом на манеж, он вызвал дружный смех публики.
Из-за стройных
– Вставай, черт тебя забери! – злым шепотом проговорил конферансье.
Иван поднялся и, поворачиваясь к выходу с арены, случайно наступил на распорядителя. Тот дико взвыл. Смех еще усилился. Конферансье вскочил и громко крикнул:
– А сейчас клоун Гоша расскажет вам забавную историю!
Затем он убежал за кулисы залечивать повреждения.
Иван вновь застыл. Что делать дальше он решительно не знал.
– Давай, рассказывай! – кричали наиболее нетерпеливые зрители.
– А что рассказывать? – немного ожил Иван.
– Смешное что-нибудь!
– Смешное я не знаю.
– Вот так клоун! Тогда давай из жизни что-нибудь.
– Из жизни? А что из жизни… Тали вот у меня сперли…
Народ весело зашумел.
– Давай, давай, рассказывай!
– На судне работал. Пошел валоповоротку отключать. Возвращаюсь, а талей нет.
Публика, думая, что это какой-то трюк, громко хохотала.
– Я – к директору, – продолжил, почувствовав поддержку, Иван, – а он мне: выговор тебе и лишение премии.
Смех нарастал.
– Я ему: «За что?», а он: «Некогда мне с тобой разбираться. Иди работай!»
– Жаловаться надо было! – крикнул из первого ряда пожилой мужчина.
– А я что, не жаловался?! Вот и в Москву приехал. Два месяца уже тут правду ищу. К кому только не ходил. Все без толку!
Хохот грохотал под куполом, как орудийная стрельба. Возле занавеса метался директор цирка. Он дал команду и четверо униформистов подбежали к Ивану и потащили его к выходу. Иван отбивался и кричал:
– Боритесь за свои права! Да здравствует рабочий класс!
Публика была в экстазе! От смеха тряслись стены цирка. У глухой бабушки, приведшей на представление внука, появились надежды на выздоровление.
И только второклассник Коля, посмотрел грустными глазами на зашедшегося в смехе отца, и серьезно сказал:
– А мне дядю жалко…
Глава 17
Иван вырвался из мокрых от напряжения рук униформистов и скрылся в гримерке Хохотова. Чувствовал он себя скверно. Неожиданно свалившийся на него цирковой успех воспринимался им адекватно – как незаслуженный, и удовлетворения он не приносил.
Герард по прежнему спал. Почивал он, видимо, беспокойно, поскольку лежал уже на полу, укрывшись грязным, как мусорный бак, ковром.
Гайкин поднял товарища и вновь водворил его на диван. Хохотов, оказавшись на мягком ложе, тут же перевернулся на спину и стал выводить носом такие рулады, что не каждому музыканту они оказались бы под силу. Иван был далек от эстетических наслаждений. Он тяжело шагал по комнате и вслух размышлял:
– Чего они смеялись? Я же правду говорил! – внезапная догадка несколько примирила его с миром: