Два миллиона (сборник)
Шрифт:
– Из-за костюма!
Слесарь с ненавистью сорвал с себя шутовской наряд, стер полотенцем грим и переоделся в свое.
– И Гере не помог и сам себя идиотом выставил. Эх! Невезучий я!
В коридоре за дверью послышался странный свист. Казалось, что осипший Соловей-Разбойник с Большой дороги переместился в цирк и терроризирует своими мощными звуками его обитателей.
Но свист продолжался недолго. Последовал мощный хлопок, и затем полились звуки, характерные для Ниагарского водопада.
Иван выбежал наружу и увидел, что в дальнем конце коридора из лопнувшей
Иван действовал решительно. Он вытряхнул содержимое своего рюкзака на пол. Нашел проволоку, кусок толстой резины и плоскогубцы. Подскочив к месту событий, он плечами раздвинул бесполезных цирковых артистов, мокрых и жалких. Накинув на пробоину резину, Гайкин обмотал ее проволокой и подтянул плоскогубцами. Поток был усмирен. Небольшие капли еще продолжали с трудом пробираться наружу, но это было уже не то.
Подбежал раскрасневшийся директор цирка и обнял Ивана. Благодарность его была велика.
– Спас ты нас, парень! Если бы не ты… страшно подумать! У нас тут же рядом реквизит. Дальше – звери. С той стороны – костюмы. Все, все бы погибло!
У директора было такое жалкое выражение лица, что было очевидно: он всю катастрофу уже пережил, хотя ее и не случилось.
Представление на арене продолжалось. О произошедшем знали только непосредственные участники и лев, который с философским спокойствием наблюдал за кутерьмой из своей клетки.
– Спас ты нас! – продолжал лебезить директор, – спасибо тебе, парень! Чем отблагодарить тебя?
Но тут в душу руководителя цирка закрались некоторые сомнения. Лицо спасителя было ему знакомо.
– А как ты здесь оказался? Ты кто?
– Я к Гере Хохотову приходил.
Директор узнал его.
– Так это ты из себя клоуна корчил?! Чего на арену поперся?! – взревел директор. Переход от благодарности к гневу у него произошел мгновенно и вполне естественно.
– Я хотел…
– Он хотел! Вы слышали? Ты нам чуть все представление не сорвал!
– Но все же закончилось хорошо.
– Ну, да… Получается, что так, – призадумался директор.
– И зрители хлопали. И смеялись. Значит, им понравилось, – взял инициативу в свои руки слесарь, – а коль так и тут я вас выручил.
– Это еще почему?
– Герард пьяный в дрова, – сообщил доверительно фокусник, стоявший рядом и выжимающий воду из накидки.
– Пьяный?! Уволить! Три дня только в цирке и уже пьяный!
– У него причина веская была, – сказал Иван, зло посмотрев на фокусника.
– Что еще за причина? – недовольно спросил директор.
– Личного свойства. Вы, вот что, товарищ директор… Я вас спас? Спас! Полагается мне награда? Полагается! Оставите Герарда на работе – это и будут мои премиальные. Он хороший, поверьте.
– Хороший – это не профессия. Ладно, посмотрим.
– Нет уж! Вы мне твердо пообещайте.
– Хорошо, хорошо, обещаю.
– Не получится у меня. Дело у меня есть.
– Ну, смотри. А то бы к нам? Работал бы каким-нибудь слесарем-акробатом. А?
– Нет, нет, товарищ директор, не уговаривайте! Пойду я.
– Как хочешь. Спасибо тебе, парень! Выручил.
Глава 18
По улицам столицы плыло тепло. Оно растапливало застывшие за зиму сердца москвичей и грело им душу. Лето было где-то рядом, возможно, вон за тем углом или за тем серым зданием, окна которого пылали от солнца так, как будто внутри бушевал пожар. Веселые толпы двигались по Моховой. Все уже получили укол летней эйфории. Более молодым казалось, что тепло пришло уже навсегда. Люди постарше такого вопиющего оптимизма не разделяли, но радовались тоже.
Прохожие спешили, как обычно спешат все москвичи. Они торопились жить, а это подразумевает и быстроту перемещений. Гости столицы, подхваченные потоком коренного населения, так же переходили на галоп. Им тоже надо было многое успеть. И купить тете Глаше, живущей в измученном дефицитом городе Таком-то, садовую лейку. И достать кассеты для бритвенного станка племяннику. Купить внуку игровую приставку, а соседу дяде Жоре – настоящий бразильский кофе. Надо было успеть осмотреть хотя бы центр города и, если уж очень повезет, сходить в театр. И все это в один командировочный день.
Среди кипящего людского моря неспешно прогуливался модно одетый тридцатилетний мужчина, счастливый обладатель правильного греческого носа и настоящих швейцарских часов. С обоих боков к нему жались симпатичные девицы, Даша и Валя. Они были настолько похожи друг на друга, что мужчина иногда их путал.
Не спешил он потому, что, в отличие от остальных граждан, работал он только три-четыре дня в месяц и остальные дни у него были выходными.
Звали мужчину Егор Викторович Продуваев. Занятие он имел редкое и весьма эффективное.
Раз в месяц Егор Викторович отправлялся за границу. Погреться на солнышке или осмотреть развалины Колизея в планах он не имел, как и не собирался заключать какие-либо сделки или проходить стажировку в престижном университете. Он провозил в своем багаже сложное устройство, имеющее длинное и ничего не говорящее подавляющему большинству граждан название. Таможенники, не находя это устройство в списках товаров, разрешенных к вывозу, его конфисковывали. К ожидаемой радости Продуваева. Он тут же составлял исковое заявление и подавал его в суд. Через какое-то время, по решению суда, ему выплачивали моральный и материальный ущерб, поскольку сложное устройство значилось-таки в каких-то обновленных списках, каких-то постановлений, о чем и представлял справку Егор Викторович. Конечно, вся эта канитель занимала время, и приходилось часто менять таможенные посты, но доходы были весьма хороши. Остальное, свободное от приграничной суеты время, Продуваев отдыхал по месту своего жительства – в городе Москве.