Двадцать и двадцать один. Наивность

Das_Leben

И теперь Ленин требует мира с немцами, теперь он снова никого не слушает. Но Каменев слишком самонадеянный, чтобы бросить все усилия что-то поменять...

5 мая 2017 г. Санкт-Петербург. Зимний дворец.

– Приехали, – заметила Виктория, вырывая у Орлова листочки. – Дочитаешь в следующий раз, приятель.

Огороженный позолоченным забором зелёный, сказочный дворец искрился в солнечных лучах. За сто лет совершенно не изменился. Дизайном он напоминал “Царское село”, но, как по мнению автора, “Зимний” был гораздо красивее и величавее. Дворцовая площадь практически пустовала: основная часть народа толпилась у дверей

ко входу в музей “Эрмитаж”. И даже не верилось, что когда-то в эти самые позолоченные ворота вторглись восставшие, а в ту дверь бежал Керенский. А может быть, экстрасенсы правы, и места действительно хранят энергетику времени?

Миша вскоре понял, что содержит первая сумка Виктории. Отстояв очередь, они прошли в первый зал третьего музея мира. Глаза девушки тут же ревниво заблестели, она дрожащими руками поспешно надела очки. На стенах висели портреты генералов и солдатов, которые принимали участие в Отечественной войне 1812 года. Пока экскурсовод: женщина самых что ни на есть буржуазных манер пламенно рассказывала о каждом из этих военных, Тори успела пробежаться по соседним залам. Вернулась бледная и тихим голосом прошептала:

– Там Да Винчи...

– Кто? – переспросил Муравьёв из-за шума в ушах: по технике музея каждому посетителю выдавался наушник куда передавались все слова экскурсовода.

– Да Винчи Леонардо. Господи, это действительно он! Так, поспокойнее, значит, я буду в том зале на пленэре, вы идите и меня не ждите.

– На чём?

– Хватит уже! Пленэр, это когда художники рисуют или срисовывают оригинальные изображения или пейзажи. Я всегда мечтала попробовать скопировать какую-нибудь работу Да Винчи и упускать такую возможность не намерена.

– А говоришь “не люблю искусство, не люблю искусство”... Фи!

Виктория, ничего не ответив, села на раскладной стул рядом с другими увлеченными живописью “собратьями”, вынула из сумки альбом А2, и чемоданчик с карандашами, красками и кисточками и с силой махнула рукой товарищам, дескать “идите, не позорьте меня”.

Миша с Муравьёвым осторожно ходили вместе, дабы не заблудиться в бесконечных залах и комнатах. Они жутко обиделись на Дементьеву, за то, что она их бросила и не могла пояснить значение слов “абстракционизм” и “постимпрессионисты”. Чувствовали себя полными дураками, прямо скажем. Вы проходите в зал Египетского периода и видите двух молодых людей, которые держатся в стороне, подозрительно вглядываясь в размотанный труп мумия.

– Господи, упокой душу бедного этого человека, – произнесла женщина, всплеснув руками.

– Верно, не успокоена его душа, похоронили, а тут лежишь на показ, где все фотографируют, – кивнул мужчина, почесав затылок.

Выражение лица усопшего было действительно страшное и мученическое. Миша сглотнул, подумав, что человек, лежащий в Московском мавзолее, выглядит примерно также. Ему стало его очень жалко, но дольше пяти минут Орлов не смог простоять рядом с экспонатом, а отошёл в сторону из-за подававшего признаки приступа рвоты.

Вдруг Михаил в глубине некой группы людей, жадно слушающих экскурсовода, увидел человека. Мужчина как мужчина, ничего особенного, если бы этот человек не был бы как две капли воды похож на следователя, который застрелил отца. Слишком хорошо запомнил парень его лицо, за доли секунды, но запомнил. А если бы была возможность услышать его голос, то Миша бы смог отомстить тому

за всё. Но, подожди, вдруг ты просто обознался? И это было бы прекрасно, однако стоит проследить за ним, упускать такую возможность было нельзя ни в коем случае!

Орлов тогда ткнул в него ножом, за полгода такой шрам не должен был пройти бесследно. Нужно выяснить – если шрам есть, значит, это он. Вот это удача, как после такого не поверить в судьбу? Решил просветится на больничном товарищ следователь, только единственная проблема – он знает Орлова в лицо. Но он думает, что преступник в тюрьме. В любом случае необходимо проследить за ним незаметно.

На этот раз Михаил Николаевич Орлов его не упустит!

====== Глава 32. Маленькая утопия ======

Где свободная пресса? Где журналисты?

Где точка зрения, которая неофициальна?

Они судят малолетних фашистов,

А наши власти, конечно, чисты кристально...

Тимур Кузьминых.

*

Глядя на мир из ироний,

Стою на ветру, курю,

Давайте без церемоний!

По пятницам не подаю.

Неизв. автор.

5 мая 2017. Санкт-Петербург. Зимний дворец.

Проследовав за мужчиной несколько залов, Миша понял, что заблудился. Спустя ещё несколько минут он заметил, что группа московского следователя уже идёт на выход. Времени рассуждать не было: если решил, что отомстит, значит, так оно и будет. Следовало бы предупредить Викторию об этом… Орлов остановился возле контролерского щитка, нервно лицезря, как цель умиротворённо покидает Эрмитаж.

Нужно было срочно звать кого-то. Миша опустил голову, вспомнив, что Дементьева занята и полностью поглощена творчеством, а Муравьёв наверняка за тридевять залов проверяет на крепость рыцарские доспехи. «Вот буржуи, – гневно подумал Орлов, – по музеям, значит, ходить время есть, сноски исторические читать – тоже, а как разбираться с реальными делами – заняты».

Михаил вышел из Зимнего дворца и оказался прямо в центре Дворцовой площади. Он жалел, что своей нерешительностью потерял ценнейшие секунды следования, но тут же юноша заметил, как мужчина накидывает на себя тёмную куртку и спешно направляется на левую сторону площади между протяжёнными светлыми воротами и жёлтыми зданиями. Орлов, подняв воротник, спешно ринулся за ним. Спустя около пяти минут его цель, не пройдя по зелёному мосту, пошла вдоль набережной реки Мойки.

Долго же тянулась набережная. Миша шёл след в след за мужчиной в чёрной куртке, не обращая ни секунды своего внимания, ни на что, кроме своей цели. А обратить было на что.

Весенний Петербург был поистине великолепным. Красивее мая, наверное, мог был только октябрь или декабрь: природа расцветала, пробуждалась от долгого зимнего сна. Было совсем не холодно, распогодилось: солнце светило яркими лучами, сияя в отражении голубой, бирюзовой Мойки. Деревья распустились изумрудными молодыми побегами, каждый листочек её сверкал бриллиантовыми каплями росы, исправившегося утреннего тумана. Синее небо окаймилось перистыми, пушистыми облачками, рассыпанные по всему лазурному простору. И сквозь это дивные, девственные очертания весенней природы – седые, каменные дома, каждый из которых были тесно прижаты друг к другу. Удивительно, что все они сохранили свою историческое великолепие и красоту, через один висели сноски, дескать, проживала в этом здании с такой-то по такой-то год известная личность.